-Ты уже был когда-нибудь в воздухе? - спросил он однажды Коцека, когда они вместе шли к ангару.

На «ты» Коцек перешел с первого же знакомства, когда протянул Войте измазанную машинным маслом удивительно узкую руку:

- Меня зовут Богоуш, а тебя? Гм, знал я одного Войту, он играл центра защиты в «Викторке».

Это, очевидно, должно было звучать лестно для всех Войт на свете.

- Был, - просто сказал Коцек, - и много раз. У меня налетано часов четыреста. А что?

- Да просто так... А где?

- На военной службе. Я был штурманом в авиации. Тогда нам уже угрожал Гитлер, и летчиков пекли как блины. Потом мне больше летать не довелось. Но человек должен уметь все. У меня уйма увлечений, - добавил он, не замечая, что вырос в глазах Войты до гигантских размеров.

- Вот почему ты так разбираешься в наших самолетах!

Коцек почесал кудрявую голову и скромно сплюнул.

- Ну, не сказал бы, что я в этих очень разбираюсь. Мы летали на легких бомбардировщиках. В управлении там нет большой разницы, принцип тот же, и меня это интересовало. Иногда ребята пускали меня в воздухе к штурвалу. Вести самолет - плевое дело. А эти гробы и вовсе.

- Ты бы смог? - восхищенно прервал его Войта.

- Запросто! В случае чего могу и подняться и приземлиться. А что?

- Да так. А как чувствуешь себя за штурвалом?

- Роскошно! Главное - приобрести навык, а потом уже летишь и думаешь о чем угодно, не волнуешься. Если хочешь, давай смоем один из этих гробов, я тебя покатаю.

Войта грустно усмехнулся: не поймаешь, мол, на удочку. Коцек всегда что-нибудь выдумывает, в ангаре у него репутация шутника и мистификатора, а смелость, с которой он разыгрывает людей, в том числе и немцев, другому, менее симпатичному человеку не сошла бы с рук. Казалось, задумай Коцек жить карманными кражами, он и тут не умер бы с голоду. «Отдай луковку, она у тебя! Вот погоди, нарвешься на кого-нибудь, схлопочешь по морде, паразит!» раздраженно кричал однажды Валиш.

Коцек шагал по земле просто и легко, словно плыл над ней. О себе он говорил мало, но ничего не скрывал. В общем мировой парень. Одним из его увлечений был футбол; сам он не играл, но в свободное время ходил судить плохонькие сельские команды и делал это с таким же увлечением, как все остальное. «Вчера могло плохо кончиться, - рассказывал он на следующий день с довольной улыбкой. - Я назначил штрафной хозяевам поля в Иржине, а там болельщики ого-го! Гнались за мной с палками до самого вокзала. Спорт требует жертв. В Закрейсов посылают уже только меня, потому что всякий другой там от страху подыгрывает местной команде, а я объективен, пусть болельщики хоть лопнут!» Таков Коцек. Худощавый, невысокий и гибкий, как пружина, ему уже за тридцать, но все еще холост. «Когда-нибудь женюсь, - говорит он, - а сейчас лучше жить одному, чтобы рук не связывать, поверь мне, женатик!» Войте с ним было хорошо, все казалось легкодостижимым. И вместе с тем постоянно открывались какие-нибудь неожиданности. Лишь по чистой случайности Войта узнал, чем Коцек занимался до войны. Однажды он застал его в укромном местечке ангара с книжкой в руке, заглянул ему через плечо и не понял ни словечка.

- Что это такое?

Коцек невозмутимо показал титульный лист:

- Тацит... «Анналы». Это проходят в седьмом классе, не хотелось бы забывать.

Оказалось, что Коцек преподавал латынь и греческий в средней школе, где-то далеко, в Закарпатской Украине.

- Без протекции не удалось устроиться поближе, но мне там очень понравилось. - И он рассказал Войте, как ездил верхом, ходил на охоту, рассказал, как в 1938 году ему пришлось возвращаться кружным путем через Венгрию и Австрию. - Вот послушай! - Коцек прочитал вслух несколько латинских фраз и тут же перевел их. - Здорово, а? Меня это увлекает больше, чем любой детектив. Кстати, если бы я дал тебе почитать Гомера, у тебя дух бы захватило. С Одиссеем никакой авантюрист не сравнится!

Однажды Войта тайком сунул ему в нагрудный карман пальто листовку и с нетерпением стал ждать, что будет. Коцек не испугался, поднял брови и без малейшего колебания показал листовку Войте:

- Две грубые грамматические ошибки. Автор путает «с» и «з» - двойка с минусом! - Войта покраснел под взглядом его прищуренных глаз. - А ты знаешь, кто был Орфей?

И Войта услышал увлекательный рассказ о мифическом певце. Коцек был в своей стихии. Он сунул листовку в карман и кивнул.

- Ну ладно. А не собираешься ли ты прилепить эту листовку Хюбшу на дверь? Интересно бы поглядеть, какую он скорчит рожу.

Войта и Коцек прощупывали друг друга. В бесконечные часы, которые они вместе лодырничали, у них было на это достаточно времени и возможностей. Войта не скрывал от товарища своих взглядов, сложившихся под влиянием сходок «Орфея», а Коцек ни разу даже не усмехнулся, слушая сбивчивые пояснения Войты, помогавшего себе руками и начинавшего каждую мысль спасительной фразой: «Я вот как думаю... А ты?» Один из вопросов Войты застал Коцека врасплох.

- Я еще не думал об этом как следует, - сказал он, - а симпатия ведь это еще не убеждение, верно? Больше всего мне нравилась бы такая политика, которой не надо заниматься и вообще замечать. Но, видимо, в нашем мире это невозможно. И всегда было невозможно. А жаль! - Он переменил тему. - Ну так что? Когда же мы провернем то дельце? Я говорю о самолете. Вижу, тебе не терпится.

Сначала это было похоже на шуточки, но друзья все чаще обсуждали свой фантастический план, обсуждали с таким увлечением, что Войта заколебался - не относится ли Коцек к этой затее всерьез? Он бы не удивился. Они перебирали все возможности, не упустили ни одной. «Sic et non», - говорил Коцек, - испытанная метода схоластов - «за и против». Эти обсуждения стали для них волнующей и увлекательной игрой, оба смеялись, а Войта нередко задавался вопросом, не испытывает ли его Коцек.

- А откуда же взять горючее? - сказал он однажды. - На пробных полетах его в баке не больше чем на четверть часа, и немцы на этот счет чертовски пунктуальны.

Коцек покачал головой.

- Ты мне ничего нового не сказал. Sic et non... И все-таки бывает время, когда баки полны. Ясно?

Лицо Войты прояснилось, он сообразил.

- Ты имеешь в виду приемку самолетов? Когда приезжают немецкие летчики? Верно! - Но тут же он остыл и безнадежно махнул рукой. - Да, но тогда кругом полно немчуры, и вообще...

Положение казалось безвыходным, но Коцек тотчас нашелся:

- Уж если бы я взялся за это дело, то выбрал бы подходящий момент. Надо брать последнюю машину, самую дальнюю от ангара, это ясно. А подходящий момент бывает. Знаешь когда? Во время воздушной тревоги. Заметь себе: по сигналу «непосредственная опасность» все сматываются в убежище. В такую минуту никому и в голову не придет, что одна из машин может подняться. Не успеют они опомниться, как я уже буду в воздухе!

Все чаще Войте казалось, что эта шальная затея продумана до малейших подробностей. Коцек был фанатически упорен в преодолении все новых и новых возражений, хотя сам провоцировал на них Войту.

- Последовательность мышления пригодится тебе в жизни. Все достижимо. Уж не хочешь ли ты вечно ползать по земле, как таракан? - поддразнивал он Войту, по-мальчишески усмехаясь. - Меня больше всего привлекает то, что кажется невозможным, - такая уж у меня натура.

- А что, если сегодня? - сказал он однажды и, прищурясь, оглядел декабрьское небо; показал на поникший ветровой мешок над ангаром и в точных терминах охарактеризовал метеорологические условия. Подходяще! Мальчишеская несерьезность сочеталась в нем с изумительной находчивостью, увлекавшей медлительного и рассудительного Войту.

- А зенитки? - возразил Войта, но Коцек нахмурился, постучал себя пальцем по лбу и сказал наставительно:

- Думайте, ученик, прежде чем что-нибудь брякнуть... Не станут же они стрелять по собственному самолету! А пока они расчухают, нас уже поминай как звали. Американцы могут обстрелять, это да. Но они держатся на большой высоте, и у них другие задачи. А нам надо лететь на бреющем. Хуже, если это будут пикировщики. Вообще придется петлять и ориентироваться по карте. У меня дома есть первоклассная спецкарта... Ну и, конечно, нужна удача, это ясно. Вынужденная посадка на территории, где пока еще немцы, означала бы... - Он не договорил и сделал выразительный жест: чик! Но тотчас же отклонил и это опасение: - Да разве в жизни не во всем нужна удача? Тот факт, что ты родился, уже первая и самая крупная удача. Один шанс примерно из восьми миллионов. Так что мы уже баловни судьбы. Вырос - опять удача! И так далее. Я лично не могу пожаловаться, что мне не везет, это была бы неблагодарность фортуне, а она этого терпеть не может. Я всегда выходил сухим из воды, вышел бы и на этот раз. Ну, хватит, сюда идет Хюбш. Интересно, какую бы он скорчил рожу, если б узнал, о чем мы тут трепались. Но у него нет фантазии...