– Что, прибыльное дело?

– По слухам, там ставки на миллионы евро.

– А кто за всем этим стоит?

– Говорят, Микелино Престия.

– Кто это?

– Лет пятьдесят, немного не в себе. До прошлого года служил бухгалтером в строительной фирме.

– Думаю, такое не по зубам чокнутому счетоводу.

– Именно, комиссар. Престия – подставное лицо.

– И кого он прикрывает?

– Неизвестно.

– Постарайся разузнать.

– Постараюсь.

Они вошли в дом. Фацио направился на кухню готовить кофе, а Монтальбано позвонил в мэрию – сообщить о трупе лошади на пляже.

– Лошадь ваша?

– Нет.

– Давайте все проясним, уважаемый синьор.

– А я что, темню?

– Нет, но иногда человек говорит, что мертвое животное ему не принадлежит, чтобы не платить налог за вывоз трупа.

– Говорю вам, лошадь не моя.

– Допустим. Знаете, чья она?

– Нет.

– Допустим. Знаете, отчего она пала?

Монтальбано решил ничего больше не говорить.

– Не знаю, я увидел труп в окно.

– Так вы не присутствовали при смерти животного?

– Разумеется, нет.

– Допустим, – сказал чиновник. И принялся насвистывать арию из «Лючии ди Ламмермур».

Погребальная песнь лошади? Городские власти воздают последние почести?

– И? – спросил Монтальбано.

– Я размышлял, – отозвался чиновник.

– О чем тут размышлять?

– В чьем ведении находится вывоз трупа.

– Разве не в вашем?

– В нашем, если это статья 11, а если статья 23, то в ведении провинциальной санитарной службы.

– Слушайте, вы вроде до сих пор мне верили, и я прошу продолжать в том же духе. Либо вы вывозите труп в течение получаса, либо я вам…

– Да кто вы такой, простите?

– Комиссар Монтальбано.

Чиновник резко сменил тон:

– Это, несомненно, статья 11, синьор комиссар.

Монтальбано решил пошутить:

– Так, значит, за вывоз отвечаете вы?

– Однозначно.

– Точно?

Чиновник забеспокоился:

– А почему вы спрашиваете?..

– Не хотелось бы, чтобы местная санитарная служба решила, что вы неправы. Знаете, как бывает… Я за вас переживаю, не хотелось бы…

– Не беспокойтесь, синьор комиссар. Это статья 11. Через полчаса труп увезут, обещаем. Мое почтение.

Они выпили кофе на кухне, дожидаясь возвращения Галло и Галлуццо. Потом комиссар принял душ, побрился, переоделся, сняв испачканные штаны и рубашку, а когда вернулся в столовую, увидел Фацио – тот беседовал на террасе с двумя мужчинами, одетыми как космонавты, только что сошедшие с межпланетного корабля.

На пляже, возле того места, где он обнаружил труп лошади, стоял фургон «Фьорино», задние дверцы закрыты: наверняка уже погрузили.

– Комиссар, можете подойти на минутку? – позвал Фацио.

– Вот он я. Здравствуйте.

– Здравствуйте, – сказал один из «космонавтов».

Второй лишь бросил на него недобрый взгляд.

– Они не нашли труп, – встревоженно сказал Фацио.

– Как это… – поразился Монтальбано. – Он же был тут!

– Мы все осмотрели и ничего не нашли, – сказал тот, что пообщительнее.

– Это что, шутка? Повеселиться решили? – угрожающе спросил второй.

– Никто и не думал шутить, – сказал Фацио, начиная закипать. – И следи за языком.

Второй открыл было рот, чтобы ответить, но передумал.

Монтальбано спустился с веранды и пошел посмотреть на место, где лежала лошадь. Остальные двинулись за ним.

На песке виднелись следы пяти или шести пар ботинок и две параллельные полоски от колес тачки.

«Космонавты» тем временем залезли в фургон и уехали не попрощавшись.

– Ее увезли, пока мы пили кофе, – сказал комиссар. – Погрузили на тачку.

– Около Монтереале, примерно в трех километрах отсюда, с десяток лачуг, где живут мигранты, – сказал Фацио. – Сегодня устроят пирушку, наедятся конины.

В этот момент подъехала служебная машина.

– Мы собрали все, что смогли найти, – сказал Галлуццо.

– А что вы нашли?

– Три прута, кусок веревки, одиннадцать сигаретных окурков разных марок и пустую зажигалку «Бик».

– Давайте так, – сказал Монтальбано. – Ты, Галло, двигай к криминалистам с прутами и зажигалкой. А ты, Галлуццо, бери веревку и окурки и вези к нам в контору. Спасибо за все, увидимся в участке. Мне надо сделать пару звонков.

Галло замялся.

– Что такое?

– О чем просить экспертов?

– Чтобы сняли отпечатки пальцев.

Галло все еще медлил.

– А если спросят, что случилось? Что сказать? Что мы расследуем убийство лошади? Да меня выпрут пинками под зад!

– Скажи: случилась драка, есть пострадавшие, надо опознать нападавших.

Оставшись один, он вернулся в дом, снял ботинки и носки, закатал штанины и снова вышел на пляж.

История с мигрантами, похитившими лошадь, чтобы съесть, представлялась ему неубедительной. Сколько времени они с Фацио оставались на кухне, пока пили кофе и беседовали? Максимум полчаса.

И за эти полчаса мигранты успели приметить лошадь, сбегать за три километра к своим лачугам, раздобыть тачку, вернуться, погрузить тушу и увезти?

Но это невозможно.

Разве только они увидели труп до того, как он открыл окно, а потом, когда вернулись с тачкой, заметили его возле лошади и спрятались неподалеку, выжидая.

Метрах в пятидесяти борозды от колес заворачивали в сторону растрескавшейся цементной площадки – комиссар всегда помнил ее такой, с тех пор как приехал в Маринеллу. С площадки рукой подать до шоссе.

– Минутку, – сказал он себе. – Пораскинем мозгами.

Конечно, мигрантам удобнее везти тачку по шоссе, да и быстрее, чем по песку. Но разве они стали бы выставляться напоказ всем проезжавшим машинам? А если бы они повстречали полицейских или карабинеров?

Их бы наверняка остановили, и пришлось бы отвечать на кучу вопросов. А то и до репатриации бы дело дошло.

Нет, они не дураки.

Тогда что же?

Есть другое объяснение.

Те, кто украл тушу, не мигранты, а свои ребята.

Зачем они утащили труп? Чтобы его никто не нашел.

Возможно, дело было так: лошади удалось вырваться, и кто-то погнался за ней, чтобы прикончить.

Но ему пришлось остановиться: на берегу были люди – возможно, утренние рыбаки; они могли стать опасными свидетелями. Он возвращается обратно и сообщает шефу. Тот решает, что лошадь надо убрать. И устраивает фокус с тачкой. А он, Монтальбано, вдруг проснулся и спутал ему карты.

Так что похитители туши и убийцы лошади – одни и те же люди.

Да, именно так все и было.

И конечно, на шоссе, за площадкой, стоял фургон, готовый забрать лошадь и тачку.

Нет, мигранты тут ни при чем.

Галлуццо положил на письменный стол комиссара большой пакет с веревкой и второй, поменьше, с окурками.

– Ты говоришь, там две марки?

– Да, комиссар, «Мальборо» и «Филип Моррис» с двойным фильтром.

Самые обычные. Он-то думал: вдруг редкая марка, которую в Вигате курят максимум человек пять.

– Забери, – сказал он Фацио. – И сохрани. Вдруг пригодится.

– Будем надеяться, – не слишком уверенно ответил Фацио.

Вдруг дверь кабинета распахнулась, словно от взрыва бомбы, с силой шарахнув о стену. В коридоре на полу растянулся Катарелла с двумя конвертами в руке.

– Я тут вам почту подносил, – сказал Катарелла, – да вот спотыкнулся.

Трое в кабинете, оправившись от испуга, переглянулись и поняли друг друга без слов: вариантов только два. Можно либо устроить Катарелле выволочку, либо сделать вид, что ничего не было. Не сговариваясь, они выбрали второе.

– Простите, что повторяюсь, но, по-моему, будет нелегко найти владельца, – сказал Фацио.

– Надо было хотя бы сфотографировать, – сказал Галлуццо.

– Разве лошадей не регистрируют, как автомобили? – спросил Монтальбано.

– Не знаю, – ответил Фацио. – Мы ведь не знаем даже, что это была за лошадь.