Мне не хотелось обижать своих родных просьбой разрешить мне уехать. Но больше всего на свете я хотела вернуться в Нидерланды. Я действительно стала голландкой, и все мои чувства были голландскими.

Повзрослев, я стала очень серьезной и рассудительной. Я стремилась к независимости, начала много читать и думать о философии. Читала Спинозу и Анри Бергсона, записывала в дневник свои самые сокровенные мысли, бесконечно их анализируя. Все это я делала тайно, только для себя, а не для обсуждения. Я жадно стремилась понять смысл жизни.

А потом страсть к ведению дневника исчезла так же неожиданно, как и возникла. Мне вдруг стало стыдно, я испугалась, что кто-нибудь может увидеть мои записи и узнать мои сокровенные мысли. Тогда я разорвала все свои дневники и выбросила их, поклявшись никогда больше не писать ничего подобного. В восемнадцать лет я окончила школу и начала работать в конторе. Хотя я оставалась очень скрытной и независимой женщиной, любовь к жизни брала свое.

В 1931 году, когда мне было двадцать два года, я снова приехала в Вену повидаться с родителями. К этому времени я была уже взрослой и путешествовала в одиночку. Начав работать, регулярно писала своим родным и посылала им деньги при каждой возможности. Поездка в Вену была интересной, но на этот раз никто не заговаривал о моем возвращении в Австрию. Голодная одиннадцатилетняя девочка с карточкой на шее и бантом в волосах осталась в далеком прошлом. В Вену приехала энергичная молодая голландка.

Поскольку никто не озаботился изменением моих документов, формально я оставалась гражданкой Австрии. Но, прощаясь со своими родителями и сестрой, я точно знала, кто я такая. Я знала, что буду им писать и посылать деньги, периодически навещать их и, когда придет время, привезу к ним своих детей, но моим домом навечно останется Голландия.

В 1933 году мне исполнилось двадцать четыре. Год был для меня трудным. Несколько месяцев не могла найти работу – меня и еще одну сотрудницу уволили из текстильной компании, где я начала свою трудовую деятельность. Время было тяжелым, многие, особенно молодежь, остались без работы. Найти новое место оказалось непросто, но я была молода, независима и страстно хотела работать.

В нашем доме жила пожилая дама, госпожа Блик. Она иногда пила кофе с моей приемной матерью. Госпожа Блик занималась весьма необычным для женщины делом, хотя для голландских женщин работа вне дома считалась нормой. Госпожа Блик была коммивояжером и порой целую неделю проводила в разъездах, демонстрируя и продавая предметы домашней утвари женам фермеров и клубам домохозяек.

Каждую субботу она возвращалась с пустым чемоданом и отчетом для фирм, которые поставляли ей образцы и выполняли собранные ею заказы. Однажды она узнала, что в фирме, с которой она постоянно сотрудничала, заболела секретарша и ей нужна замена. В тот же день, не заходя домой, она поднялась к нам. Приемная мать вызвала меня из кухни и рассказала о новой работе. Госпожа Блик протянула мне лист бумаги с адресом и сказала: «Отправляйся в понедельник утром…»

Я радостно поблагодарила соседку. Как здорово снова стать независимой, снова начать работать! Нужно подняться пораньше, чтобы опередить всех конкурентов. Где находится контора? Я взглянула на адрес. Отлично, всего двадцать минут на велосипеде. Пожалуй, даже пятнадцать – ведь я всегда быстро езжу. На листке было написано:

Г-Н ОТТО ФРАНК

Н. З. ФОРБУРГВАЛ 120–126

Понедельник выдался ясным. Я поднялась пораньше, вытащила свой крепкий подержанный велосипед из дома, стараясь не испачкать и не помять свежевыстиранные и выглаженные юбку и блузку. Я всегда гордилась своим умением хорошо одеваться. Из экономии сама шила одежду, но она мало отличалась от того, что выставлялось в витринах модных магазинов. Волосы я укладывала самым модным способом – в свободный валик. Друзья, смеясь, говорили, что с такой прической я похожа на американскую кинозвезду Норму Ширер. Я была маленькой, чуть выше пяти футов, голубоглазой, с густыми светло-русыми волосами. Недостаток роста я пыталась компенсировать туфлями на каблуках, прибавляя себе несколько сантиметров.

Я направилась на север и быстро выехала из нашего тихого района. Как всегда, я энергично нажимала на педали. Юбка развевалась вокруг моих ног. Я уверенно влилась в поток велосипедистов, направляющихся на работу в деловой центр Амстердама.

Мельком взглянув на сверкающие витрины гигантского универмага «Де Бейнкорф», где выставляли самые модные наряды, я пересекла просторную, оживленную, полную голубей площадь Дам, откуда трамваи направлялись к Центральному вокзалу. Я миновала королевский дворец и старинную Ньиве Керк – «Новую церковь», – где в 1898 году была коронована Вильгельмина. Тогда ей было 18 лет. (В 1890 году она стала наследницей Вильгельма III, а регентшей – ее мать Эмма.) Я свернула на оживленную Н. З. Форбургвал. На этой улице тоже было полно трамваев и рабочих, но застроена она была преимущественно домами XVII–XVIII веков с красивыми крышами. Последние метры я прошла пешком, ведя рядом свой велосипед.

Нужный мне дом оказался самым современным на улице – почти небоскребом. Над входом, отделанным бежевым камнем, красовался полукруглый навес. Девять застекленных этажей разделяли полосы коричневого камня. Дом гордо устремлялся к облакам. Необычное здание имело название – черными буквами на фасаде было написано GEBOUW CANDIDA (Здание Кандида). Я поставила велосипед на стойку и поправила волосы, растрепавшиеся во время езды.

Фирма «Травис и компания» занимала две небольшие комнатки. Меня встретил симпатичный русоволосый юноша лет шестнадцати в рабочей одежде. Он распаковывал и сортировал товары в складском помещении. В комнате было темновато. За складом я увидела деревянный стол с черной пишущей машинкой и черным телефоном. Юноша представился. Его звали Виллем, он отвечал за склад и был на посылках. Я сразу поняла, что это приятный и дружелюбный голландец. Но как следует познакомиться мы не успели. Меня позвал из другой комнаты красивый голос с сильным акцентом.

Высокий, стройный мужчина с открытой улыбкой представился мне скромно, но с достоинством. Я поздоровалась. Началось обычное для приема на работу собеседование. Наши взгляды встретились, и я сразу же почувствовала доброту и мягкость этого человека. Его некоторая резкость объяснялась застенчивостью и легкой нервозностью. В кабинете стояло два стола. Господин Франк извинился за плохое владение голландским – он лишь недавно переехал из Франкфурта, его жена и дети все еще оставались в Германии.

Я с радостью перешла на немецкий. В его глазах блеснула благодарность – говорить на родном языке ему было гораздо легче. Мне показалось, что Отто Франку немного за сорок. Он носил усы. Когда улыбался, а делал он это часто, я замечала неровные зубы.

Судя по всему, я ему понравилась, потому что он сказал:

– Прежде чем вы приступите к работе, пойдемте со мной на кухню.

Кровь бросилась мне в лицо. Неужели я получила работу? Я не понимала, зачем нам идти на кухню – может быть, выпить чашечку кофе? Но, естественно, я последовала за ним. По пути меня представили еще одному работнику, господину Кралеру, с которым господин Франк делил кабинет. Позже я узнала, что Виктор Кралер, как и я, родился в Австрии.

На кухне господин Франк начал собирать в мешочки фрукты, пакеты с сахаром и другие продукты, продолжая беседовать со мной очень вежливо и спокойно. Я узнала, что фирма «Травис и компания» располагается в Кельне и производит продукты для домашнего приготовления пищи. Одним из них был пектин, который господин Франк активно рекламировал голландским домохозяйкам. Пектин делали из яблок («из яблочных огрызков», – пошутил господин Франк) и импортировали из Германии. Смешав его с сахаром, свежими фруктами и другими компонентами, женщина могла за десять минут приготовить домашний джем.