Пока из актового зала выносили огромный орденский флаг и на “честное слово” прилаживали его к лишенной крючьев стене, пришла весть из столовой, где обнаружили вторую надпись: “ОБДА ЖИВА! ОБДА С НАМИ!” Слухи кругом пошли такие, что даже тех, кто им внимал, можно было запросто казнить за политические преступления. Но наставники ничего не могли поделать - всех голов не срубишь, а заткнуть сплетниц вроде Гульки не могла, кажется, и сама смерть. Тем временем на дверях в директорские апартаменты появилось третье послание: “ОБДЕ - ВЛАСТЬ, РОДИНЕ - МИР!”
Занятия в тот день шли урывками, вместо уроков все обсуждали историю и ведские легенды. К концу дня, когда многочисленные надписи уже никто не считал, наставница полетов собрала весь Институт в холле у главной лестницы, напротив орденского триколора, и толкнула прочувственную речь, призывающую обду сдаться по-хорошему. Преступнице на первое время гарантировалась жизнь, затем дорога под конвоем в Мавин-Тэлэй и беседа по душам с самим наиблагороднейшим. На заманчивое предложение никто не откликнулся. Клима в тот момент тихо-мирно спала на чердаке у Геры.
Под прикрытием толпы незаметный растрепанный мальчишка во врачевательской форме сделал несколько пассов руками и что-то прошептал. Сей же миг триколор опал, рассыпаясь в пепел, а на стене засверкало золотом и пурпуром знамя обды - истинный стяг Принамкского края.
========== Глава 9. Первое задание ==========
Любить грешно ль, кудрявая,
Когда, звеня,
Страна встает со славою
Навстречу дня.
Б. Корнилов
Стихия сильфов - воздух. По легенде, невесомые и прекрасные, они были сотканы из облаков и радужного света. Великие и благостные Небеса вдохнули в них жизнь. Но прочие стихии не приняли детей высоты. Считалось, что возможность летать среди звезд и туч надо заслужить. Тогда любящие свои создания Небеса заключили сделку с высшими силами Земли и Воды. В начале своего пути каждый сильф будет проживать жизнь внизу, да не одну, как люди, а целых две, не имея возможности воспарить. А после смерти Небеса снова заберут детей воздушного народа к себе и подарят участь, уготованную им изначально. Но если сильф, живя на земле, не угодит высшим силам, то не видать ему небесного благоденствия, и вечные скитания в пустоте станут его уделом. Разодетые ветром, сильфы спустились на землю. И с тех пор тоскуют они безмерно по родимым Небесам, но страшатся высших сил, которые в разы к ним строже, чем к людям.
Говорят, если сильф по-настоящему захочет, то сможет воспарить над землей безо всякой доски. Этим существам подвластны ветра и тучи, они единственные, кто может потрогать радугу и рассказать, какая она нежная и бархатистая на ощупь, и насколько красный цвет горячее фиолетового. Но была и оборотная сторона медали. Ни один сильф, даже самый выносливый и тренированный, не мог задержать дыхание дольше, чем на десять-пятнадцать секунд. Создания Небес чаще всего умирали от удушья.
…Земля падала на лицо, сухая и сыпучая, набивалась за шиворот, запорашивала глаза. Стянутая веревками грудь еле вздымалась, конечности словно отнялись. В висках глухо пульсировал страх. На грязных щеках оставлял прощальные поцелуи ветер. Впрочем, почему прощальные? Вот-вот они станут одним целым…
“О, Небеса, как же я хочу жить! Только бы не заплакать, они не должны потешаться еще и над моими слезами…”
Откуда-то он знал, что сейчас появится Липка, и все будет хорошо. Но друга не было. Сухая земля северного леса все сыпалась в яму, на связанного восемнадцатилетнего мальчишку, у которого хватило дури вообразить себя настоящим агентом тайной канцелярии и полезть на рожон. На поверхности уже остались только нос, рот и половина задранного кверху подбородка. Еще пара взмахов лопатой - не станет и их. Закрытые запорошенные глаза уже давно сочились слезами, благо теперь их никто не мог видеть.
“Я не могу умереть! Он придет! Я ве…”
Колючие комья упали на губы, песчинки всыпались в ноздри. Что-то взорвалось в голове, огнем окатило легкие, и жизнь его оборвалась…
…Юргену показалось, что он проснулся от собственного крика. Но когда сильф обрел способность слышать, было тихо. Некоторое время он неподвижно лежал на боку. Глаза закрыты, дрожащие руки сжимают угол одеяла, сердце колотится, как безумное.
Юра приказал себе успокоиться. Это просто сон. Если не отучиться трястись из-за каждого неприятного воспоминания, то нечего делать в канцелярии, тем более в четырнадцатом корпусе. Те скверные события случились целых четыре года назад, а Липка успел, хоть и в последний момент. Пока прочие агенты вязали разбойников, Костэн раскопал нерадивого протеже (тот уже начал становиться прозрачным), вытряс из него землю, разрезал веревки, кое-как привел в чувство и дико отругал. Ни до, ни после Юрген не слышал от Липки таких слов. Он плохо запомнил дальнейшие события того дня - лишь упомянутые слова, солнце над верхушками кедров и свой великий стыд. Ну а потом был лазарет, толпа обеспокоенных родственников и сочувствующих коллег (особенно сильфид-секретарш), зеленые глаза Рафуши, расширенные от страха и восхищения. Позднее - церемония награждения и еще одна Липкина речь, уже не такая экспрессивная, но тоже не слишком хвалебная. Дескать, пусть Юрка не обольщается на свой счет - медаль ему вручили исключительно за везение, а на самом деле он поступил, как неоперившийся птенец, вздумавший полетать в отсутствие мамаши. Юра от всей души раскаялся и честно согласился, что в одиночку пытаться проследить за бандой, которая уже поймала и убила с десяток более опытных агентов, было глупо и самонадеянно. Липка смягчился и сказал еще очень много мудрых и важных вещей, которые в будущем пошли Юргену на пользу.
Юноша пошевелился, отгоняя воспоминания. Сзади кто-то вздохнул, и Юра вспомнил, что с некоторых пор спит не один.
- Эй, Даша…
- Чего? - буркнула жена.
- Я кричал во сне?
- Нет, - задумчивая пауза. Мрачноватое: - похрапывал только…
Юргена это несколько приободрило. Дурацкий кошмар про закапывание не снился ему уже пару лет. Женитьба виновата, не иначе. Эх, не так представлял Юра свою семейную жизнь. По правде говоря, он вообще никогда ее себе не представлял.
Дарьянэ у стенки снова засопела, тихонько и бесстрашно, как могут только спящие. А у Юргена после пережитого кошмара даже глаза не закрывались. Через окна в спальню лился прозрачный голубоватый свет - солнце только начинало всходить. Сильф прикинул, что сейчас часов пять утра, не больше. Вчера ему дали отгул на три дня, и он лег пораньше, надеясь выспаться всласть. Выспался, как же! Мало того, что Даша притопала ложиться заполночь и разбудила мужа, когда перелазила через него на свое место, так еще и сны покоя не дают вкупе с тренированным телом, привыкшим отдыхать по три-четыре часа в сутки. Постель казалась бугристой и неудобной, сопение у стенки раздражало. Уже целую неделю живут вместе, а вторую кровать так и не купили. Некогда, причем обоим.
Юрген сел. Впереди было целых три дня, свободных от работы, и он знал, чем себя занять. Во-первых, надо все-таки съездить к родителям и вытрясти из них правду о проклятии. Заодно сестренку проведать.
Во-вторых, следует слетать во второй корпус Тайной канцелярии, ведающий личными делами граждан Холмов, и сменить фамилию. Когда сильфы женятся, создается новая семья. А двух семей с одинаковыми фамилиями быть не должно. Поэтому пара придумывает себе новую или, что случается чаще всего, гармонично соединяет буквы из прежних фамилий. Например, родители Юргена до брака носили фамилии Эса и Воц, из которых получилась лаконичная Эв.
В-третьих, раз уж начальство в Липкином лице расщедрилось на столько выходных, надо залететь к плотнику и заказать вторую кровать. Юрген смутно чуял, что если не озаботиться этим при первой же возможности, мебельная волокита продлится всю его семейную жизнь.
Итак, куда сначала? В столь ранний час спят все - от плотника до родителей. Впрочем, Рафуша встает как жаворонок, а неспешный завтрак, сборы и полет к отчему дому все равно займут пару часов. Приняв решение, Юрген поднялся и тихонько вышел, притворив за собой дверь спальни.