– Они думали, он пытается что-то утаить от них.

– Но что?

Я молчал, не в силах решить, стоит ли быть с ней до конца откровенным.

Кетриккен снова обратила лицо ко мне. Слезы редко добавляют женщинам красоты. Ее нос и глаза были красными, голос звучал хрипло.

– Фитц, я имею право знать. Перестань изображать лорда Чейда. Что за тайну он хранил так преданно, что вытерпел такие муки?

Я уставился себе под ноги, сгорая от стыда. Она действительно имела право.

– Шут не хранил никакой тайны. Ему нечего было ответить своим мучителям. Они допытывались, где его сын. Мне он сказал, что и не подозревал ни о каком сыне.

– Сын… – Странное выражение промелькнуло на лице Кетриккен, словно она не могла решить, плакать ей или смеяться. – Означает ли это, что ты наконец-то разрешил загадку, которой когда-то озадачилась Старлинг? Выходит, Шут все-таки мужчина?

– Он тот, кто он есть. Очень скрытный человек.

Она посмотрела на меня, чуть склонив голову к плечу:

– Ну, если бы Шут родил ребенка, он бы это точно запомнил. Значит, он все-таки стал отцом, а не матерью.

Я чуть было не сказал, что стать отцом тоже можно по-разному. В голове у меня вихрем пронеслось воспоминание о том, как Верити позаимствовал мое тело, чтобы лечь с Кетриккен и зачать наследника, а сам я провел ночь в его старческом естестве. Но я прикусил язык и отвел глаза.

– Я приду повидаться с ним, – тихо сказала Кетриккен.

Я с облегчением кивнул. Кто-то постучал в дверь.

– Мне пора, – сказал я. – Должно быть, следующий гость уже заждался.

– Нет, останься. Следующий гость пришел не только ко мне, но и к тебе.

Я не слишком удивился, когда девочка-паж провела в зал Уэба. Он остановился у дверей, а две юные служанки, обойдя его, внесли подносы с закусками. Пока они расставляли блюда и приборы на низком столике, мы молча смотрели друг на друга. Уэб нахмурился было, увидев мой наряд, – теперь-то он понял, почему гость, виденный мельком на празднике, показался ему знакомым. Ему было не впервой видеть меня под чужой личиной. Пока он привыкал к моему облику, я, со своей стороны, рассматривал его.

Уэб сильно изменился со времени нашей последней встречи. Много лет назад умерла его чайка, Рииск, и он долгое время оставался один, не спеша обзаводиться новым побратимом в Даре. Потеря оставила на нем глубокий след. Когда умер мой волк, мне казалось, что я лишился половины своей сущности. И в теле, и в душе образовалась зияющая пустота. И ту же пустоту я чувствовал в Уэбе, когда они со Свифтом, братом Неттл, приезжали навестить нас с Молли в Ивовом Лесу. Птичий блеск исчез из его глаз, Уэб ходил, словно придавленный к земле. За считаные месяцы он постарел на несколько лет.

Но сейчас он вошел, расправив плечи, и его взгляд заметался по залу, подмечая каждую мелочь. Перемена была явно к лучшему, Уэб словно вновь почувствовал, что значит быть молодым. Я невольно улыбнулся и спросил вместо приветствия:

– Кто она?

Уэб встретился со мной взглядом:

– Не она, а он. Его зовут Соар, он почти совсем еще птенец. Пустельга.

– Пустельга – хищник. Должно быть, непривычно для тебя.

Он покачал головой и ответил с той гордостью, с какой родители рассказывают о своих чадах:

– Нам обоим еще предстоит многому научиться друг у друга. Мы вместе всего несколько месяцев. Я словно начал новую жизнь, Фитц. Его зоркие глаза! А аппетит! А охотничий азарт! – И Уэб громко рассмеялся.

Я видел, что у него едва дух не перехватывает от восторга. Пусть в его волосах прибавилось седины, а на лице – морщин, его смех был юношеским.

На миг я позавидовал ему. Я еще помнил, какое это бесшабашное счастье, когда у тебя появляется новый зверь-побратим. Еще ребенком я без колебаний открыл свою душу щенку по кличке Востронос и провел то лето, воспринимая мир обостренными чувствами молодого пса. Потом был Кузнечик, щенок, с которым я связал себя узами Дара вопреки строгому запрету Баррича и здравому смыслу. Он умер, защищая моего друга. Оба этих пса были мне ближайшими товарищами, но лишь Ночной Волк по-настоящему проник в мою душу, окутал ее своей. Мы вместе охотились и вместе убивали – зверей на охоте, людей в бою. Он научил меня превозмогать как охотничий азарт, так и боль, разделенную с жертвой.

Стоило мне вспомнить о Ночном Волке, и зависти как не бывало. Никто не заменит мне его. Разве может появиться в моей жизни женщина, которая будет значить для меня столько же, сколько значила Молли? Разве сможет кто-нибудь стать мне другом, который будет знать меня так же близко, как знает Шут? Нет. Такое случается только раз в жизни.

– Рад за тебя, Уэб, – сказал я, когда ко мне вернулся дар речи. – Ты прямо стал другим человеком.

– Я и есть другой. И я сопереживаю твоему горю не меньше, чем ты – моему счастью. Как печально, что рядом с тобой не было побратима, чтобы разделить горечь потери.

Что тут скажешь?

– Спасибо, – тихо ответил я. – Это было тяжело.

Кетриккен не вмешивалась в наш разговор, но и не сводила с меня пытливых глаз. Мастер Дара опустился на подушку возле стола. Широко улыбнувшись бывшей королеве, он стал с интересом разглядывать кушанья.

Кетриккен улыбнулась в ответ:

– Прошу вас, давайте без церемоний. Чувствуйте себя как дома, друзья мои. Мне радостно видеть, как Уэб воспрянул духом. Жаль, ты пока не знаком с Соаром, Фитц. Я не утверждаю, что он заставит тебя задуматься о новом побратиме, но я после встречи с ним задумалась о собственном добровольном одиночестве. – Она сдержанно покачала головой. – Глядя, как ты страдаешь после гибели Ночного Волка, я говорила себе, что ни за что не хотела бы пережить подобную боль. И когда Уэб потерял Рииск, я уверилась, что эта доля не для меня. Я не смогла бы связать свое сердце с птицей или зверем, зная, что рано или поздно родная душа уйдет, а мне придется жить дальше. – Кетриккен говорила, глядя, как Уэб наливает нам чай, потом подняла глаза на меня. – Но теперь я вижу, как счастлив Уэб с Соаром, и думаю… Я так долго была одна. Годы идут, я не молодею. Неужели я сойду в могилу, сожалея, что так и не испробовала магию, живущую во мне?

Она умолкла, и между нами повисло молчание. Когда Кетриккен посмотрела мне прямо в глаза, я прочел в ее лице потаенную, перегоревшую уже обиду.

– Да, я Одаренная. И ты знал об этом, Фитц. Разве нет? Ты знал еще задолго до того, как я сама заподозрила у себя Дар. И ты знал, что это от меня Дьютифул унаследовал Дар, из-за которого в юности подвергся такой опасности.

Я заговорил, тщательно подбирая слова:

– Госпожа, по моему разумению, ваш сын мог унаследовать Дар как от вас, так и от отца. Да и так ли это важно, от кого он получил способности к этой магии? Даже в наши дни быть Одаренным может означать…

– Для меня это было важно, – глухо сказала она. – И важно по сей день. Это означает, что мне не мерещилось тогда, когда мы жили в горах… Что я и впрямь слышала Ночного Волка и могла говорить с ним. Если бы я знала, я бы дала ему понять, как много значила для меня его дружба…

– Он знал, – перебил я, бросившись в омут головой. – Не волнуйтесь, он все понимал.

Кетриккен глубоко вздохнула, едва сдерживая охватившие ее чувства. Лишь воспитание, полученное в Горном Королевстве, не позволило ей выругать меня на чем свет стоит.

Она тихо сказала:

– Иногда тому, кто благодарен, нужнее высказать благодарность, чем другому – услышать ее.

– Простите, – сказал я, понимая, как беспомощно это звучит. – Но у нас тогда было столько других тревог, и я почти не понимал природу Дара, да и на что способна Сила, представлял весьма плохо… Если бы я признался, что вы, может быть, обладаете магией Дара, чем бы это нам помогло? Я ведь не мог научить вас направлять Дар – я и сам этого тогда толком не умел.

– Понимаю, – отозвалась Кетриккен. – И все же, думаю, если бы ты признался, моя жизнь была бы полнее. И менее одинокой. – Последние слова она произнесла едва слышно.