На полке ниже были ступки с пестиками, чтобы толочь, ножи, чтобы крошить, сита, чтобы просеивать, и несколько маленьких, но тяжелых котелков, чтобы вытапливать. В подставке аккуратно стояли покрытые пятнами от опытов ложки. Еще ниже красовался ряд глиняных горшочков, назначение которых я сперва не понял. Маленькие, размером с кулак, с плотно пригнанными крышками, они были покрыты коричневой глазурью и крепко запечатаны варом. Зато в каждом было отверстие в середине крышки, откуда торчал навощенный льняной шнур. Я из любопытства взвесил один такой горшочек в руке и только тут понял, что это. Чейд говорил, что ему удалось продвинуться в опытах со взрывчатым порошком. Выходит, я держу в руках его новейшее изобретение для убийства. Я осторожно поставил горшочек на место. Орудия моего старого ремесла стояли передо мной ровными рядами, будто солдаты, ожидающие приказа к атаке. Я вздохнул, однако без всякого сожаления, и отвернулся от полок. Шут по-прежнему спал.
Я сложил на поднос тарелки, оставшиеся после ночного ужина, и немного прибрался в комнате. Только с ванной, полной грязной и остывшей воды, и вонючими лохмотьями Шута я ничего не смог поделать. Я даже не решился сжечь его тряпки в очаге, испугавшись зловонного дыма, который наверняка пошел бы от них. Я не чувствовал отвращения, лишь жалость. Моя собственная одежда была заскорузлой от крови убитой собаки и Шута. Ничего, подумал я, на темной ткани это не очень заметно. Потом подумал получше и заглянул в старый платяной шкаф, украшенный резьбой, издавна стоявший у кровати. Когда-то в нем хранились исключительно рабочие халаты Чейда – непременно из неброской серой шерсти, все в пятнах и прожженных дырах после многочисленных опытов. Сейчас халатов там висело всего два, оба синие и слишком тесные для меня. Кроме того, я с удивлением обнаружил в шкафу две женские ночных сорочки, два простых платья и пару черных рейтуз, которые были бы до смешного коротки мне. Ну конечно! Вещи леди Розмари. Для меня тут ничего нет.
На сердце у меня было тревожно, когда я тихо выскользнул из комнаты, однако мне нужно было кое-что сделать. Наверное, кто-то скоро придет прибрать комнату и принести свежей еды, и мне не хотелось оставлять спящего и беззащитного Шута на милость незнакомцев. Но я уже понял, что напрасно не доверял Чейду. Прошлым вечером он позаботился о нас, несмотря на свои неотложные дела.
Шесть Герцогств хотели начать с Горным Королевством переговоры о слиянии и пригласили влиятельных людей оттуда погостить в Оленьем замке всю праздничную неделю. Но даже в разгар торжества не только Чейд, но и король Дьютифул, и его мать Кетриккен улучили минуту, чтобы, покинув гостей, поприветствовать нас с Шутом, а Чейд вдобавок еще и позаботился, чтобы в эту комнату доставили все необходимое. Судьба моего друга небезразлична Чейду. Не знаю, кого он пришлет, но это определенно будет надежный человек.
Чейд. Я глубоко вздохнул и потянулся к нему Силой. Наши разумы легко соприкоснулись.
Чейд? Шут спит, а мне нужно кое-что сделать, и я не хотел бы…
Да-да, конечно. Не сейчас, Фитц. Мы обсуждаем ситуацию с Кельсингрой. Если они не желают призвать своих драконов к порядку, возможно, нам придется создать союз, чтобы как-то противостоять этим чудовищам. Я позаботился, чтобы у тебя и твоего гостя всего хватало. На синей полке есть немного денег, если тебе нужно. Но сейчас мне надо сосредоточиться на делах. Представители Удачного подозревают, что Кельсингра пытается сговориться с герцогиней Калсиды!
Ох, прости.
Я отпрянул, внезапно почувствовав себя ребенком, который отвлекает взрослых от обсуждения важных дел. Драконы. Союз против драконов. И с кем? С Удачным? А что можно поделать с драконами, кроме как выделять им мясо, чтобы притупить аппетит? Может, дальновиднее было бы поддерживать дружеские отношения с этими высокомерными хищниками, чем бросать им вызов? Мне вдруг стало обидно, что моего мнения не спросили. Хотя с какой стати меня стали бы спрашивать?
Я тут же велел себе оставить эти мысли: «Пусть Чейд, Дьютифул, Эллиана и Кетриккен думают, как быть с драконами. Ступай своей дорогой, Фитц».
Я приподнял гобелен, закрывающий дверной проем, и углубился в лабиринт потайных ходов Оленьего замка. Когда-то я знал эти шпионские пути так же хорошо, как дорогу в конюшни. И за все прошедшие с тех пор годы эти коридоры, вьющиеся в толще внутренних стен и тянущиеся вдоль внешних, нисколько не изменились.
Зато изменился я. Я уже не был ни тощим мальчишкой, ни даже юношей. Мне стукнуло шестьдесят, и, сколько бы я ни утешал себя тем, что еще достаточно крепок для тяжелой работы, от былой гибкости не осталось и следа. Узкие повороты, за которые я прежде проскальзывал ужом, теперь требовали втянуть живот. Наконец я добрался до потайной двери в кладовую, дождался, прижавшись ухом к стене, когда там никого не будет, и вышел из лабиринта за стойкой с сосисками.
Меня спасла только суматоха Зимнего праздника. Едва я вышел из кладовой, какая-то женщина в обсыпанном мукой фартуке налетела на меня и сердито спросила, где меня носит.
– Ты принес мне гусиный жир, наконец?
– Я… я не нашел его там, – промямлил я, и она язвительно ответила:
– Еще бы! Ты же искал не в той кладовой. Через одну дверь дальше по коридору лестница вниз, там вторая дверь направо ведет в ледник. Ступай туда и принеси мне жира! Он в коричневом горшке на полке. Живо!
Она круто развернулась и пошла прочь, а я остался стоять. На ходу кухарка громко ворчала – вот, мол, что бывает, когда дополнительных помощников нанимают в последнюю минуту перед праздником. Я с трудом перевел дыхание, повернулся – и увидел детину примерно моего роста с большим и тяжелым коричневым горшком в руках. Пристроившись за ним, я дошел до двери в кухню, откуда пахнуло ароматом свежего хлеба, горячего супа и жарящегося мяса. Детина свернул туда, а я зашагал дальше по коридору.
Во дворе Оленьего замка суетилось множество людей, и я выглядел всего лишь еще одним слугой, спешащим с поручением. Взглянув на небо, я удивился – полдень явно уже миновал. Я проспал дольше, чем собирался. Тучи разошлись, проглянуло солнце, но ясно было, что это лишь недолгая передышка между метелями, и я пожалел, что так легкомысленно расстался накануне со своим плащом. Мне очень повезет, если удастся раздобыть новый до снегопада.
Первым делом я направился в лазарет, надеясь наедине попросить прощения у Риддла. Но там оказалось на редкость многолюдно – несколько стражников слегка подрались. К счастью, обошлось без серьезных травм, только одному парню крепко досталось по щеке, и выглядел он так, что невозможно было смотреть без содрогания. Шум и гам снова оказались мне на руку, и я быстро выяснил, что Риддла в лазарете нет. Оставалось надеяться, что он уже поправился, хотя, скорее всего, его просто переправили куда-нибудь в более спокойное место. Я вышел из лазарета и остановился, решая, что делать дальше.
Взвесив в руке кошель, я понял, что деньги у меня есть – к тому, что я собирался потратить на подарки младшей дочери, добавился и дар Чейда. Отправляясь из Ивового Леса в Дубы-у-воды, я взял с собой побольше денег, рассчитывая всячески баловать Би на ярмарке. Неужели это было только вчера? Меня охватила тоска. День, который я хотел посвятить радостям и веселью, обернулся жестокостью и кровопролитием. Чтобы спасти жизнь Шута, мне пришлось отправить дочь домой под сомнительной защитой писаря Фитца Виджиланта и леди Шун. Мою малышку Би, которая в свои девять лет выглядит едва на шесть. Каково ей там сейчас? Неттл обещала послать в Ивовый Лес птицу, чтобы сообщить, что я благополучно добрался в Олений замок, и я знал, что могу положиться в этом на старшую дочь. Так что чуть позже я напишу несколько писем. Фитцу Виджиланту, леди Шун, но главное – Би. Хороший гонец на добром коне доставит их за три дня. Ну или за четыре – если снова начнутся метели. А пока хватит и голубиной почты. И, раз уж у меня есть время, схожу-ка я в Баккип, куплю себе новую одежду на деньги, оставленные Чейдом, и побольше подарков для Би. Подарков по случаю Зимнего праздника. Чтобы показать, что я думал о ней, даже когда меня не было рядом. Я побалую себя тем, что побалую свою дочь! Пусть даже подарки и прибудут с опозданием на несколько дней.
