Люк улыбнулся.

– Правда?

– Правда. – Я представила, как Люк войдет в дом через парадный вход. – Тебе не придется залезать в окно. И ты сможешь остаться до утра!

– Мы приготовим оладушки на завтрак? – спросил Люк.

Я засмеялась.

– Да, приготовим.

Он поцеловал меня тем особенным поцелуем, из-за которого забываешь обо всем, и вся копившаяся во мне горечь постепенно растаяла.

Люк прислонился лбом к моему лбу.

– Давай подытожим. Летом мы поедем в поход с палатками, в пятницу я у тебя переночую, и расставаться ты со мной больше не собираешься, так?

– Сейчас – нет. Спроси еще раз через неделю.

Я потянулась его поцеловать, но Люк отшатнулся и помотал головой.

– Не-а. Больше спрашивать не буду. Это твой последний шанс. А потом никуда от меня не денешься до двадцатого августа. Договорились?

Он протянул мне руку.

Я ее пожала.

– Договорились!

– Погоди-ка, что?! – спросила Алисса.

Я раздраженно вздохнула.

– Я помогу Аарону собрать материал для его видео, и все. Это ненадолго. – Я захлопнула дверь своего шкафчика. – Встретимся во дворе, когда я закончу, хорошо?

Алисса, видимо, услышала только первое предложение.

– Ты проведешь обеденный перерыв с Аароном?

– Да, надо взять интервью…

Она меня перебила:

– Я помогу! Дай мне, ну… подержать микрофон или вроде того!

Мне казалось, что приводить кого-то еще было бы неправильно.

– Ребята и так будут нервничать. Не хочу собирать целую толпу. Я потом тебе передам все, что скажет Аарон, ладно?

– Обещаешь?

– Обещаю.

Я закрыла шкафчик и пошла в Рощу. Там Аарон уже ставил видеокамеру на штатив, а Скайлар, Кейтлин и Кевин разговаривали друг с другом за столиком для пикника. Я села рядом со Скайлар. Бейли появился где-то через минуту.

– Спасибо, что согласились, – начал Аарон. Он рассказал про идею для видео и объяснил, что ему нужно. – Мы оставим всего по несколько предложений на каждого, но вы говорите все, что в голову придет. Все, что хотите. Мы потом вырежем лишнее, не хочу, чтобы вы как будто с листочка читали.

От меня не ускользнуло то, что Аарон говорил «мы». Это было приятно слышать, и я чувствовала, что тоже участвую в важном деле, тоже помогаю школе. Я даже на время забыла, как сильно сержусь на Аарона за то, сколько денег ушло на его оборудование и зарплату.

– Я включу запись, – добавил он и шагнул за штатив. – Отлично. Сидите, как вам удобно, и просто общайтесь. Ханна будет задавать вам вопросы.

Мы болтали впятером на камеру Аарона, и не успела я оглянуться, как прозвенел звонок с обеда. Ребята собрались и ушли на уроки, а я осталась помочь Аарону сложить оборудование в сумку.

– У тебя хорошо получается, – сказал Аарон, наклоняя голову и вешая сумку через плечо. – Ты умеешь заставить человека раскрыться. Когда с тобой говорят, ты молча слушаешь и не перебиваешь, а потом задаешь новый вопрос, прежде чем успевает повиснуть пауза, и побуждаешь собеседника продолжить мысль.

– Я над этим как-то не задумывалась.

– Вот именно. – Он кивнул. – У тебя талант.

Прозвенел звонок.

Аарон постучал пальцем по камере.

– Поможешь мне с видео после школы? Я тебе покажу, как это делается. В следующем году, когда поступишь в Бостонский университет, откроешь свой канал журналистики на Ютубе. Прославишься.

– Мне не нужна слава. – Я ухмыльнулась. Мне все еще хотелось врезать кому-нибудь кулаком при упоминании Бостонского университета, но в отличие от вчерашнего дня – не Аарону. – Но я все равно помогу. Почему бы и нет?

Когда я пришла к будке звукозаписи после уроков, она оказалась запертой, а Аарон еще не объявился, так что я села на первый ряд балкона, облокотилась о перила и зашла проверить свою ленту в Инстаграм.

Пролистала себяшечку Алиссы в ее спальне, Логана на прогулке с собакой, а потом фотографии моих старых друзей из средней школы, которые теперь учились в «Футхил», и среди них промелькнуло лицо Эмори. У меня екнуло сердце, и я промотала немного наверх.

Она стояла на сцене в театре, разведя руки, словно произносила монолог, делясь сокровенными словами с затаившей дыхание публикой. Волосы у нее были собраны и уложены на макушке, а скулы казались еще более резкими, чем обычно. Она сияла красотой. Хотя Эмори, конечно, всегда выглядела красиво.

Я постаралась не нажать случайно сердечко. Эмори наверняка знала, что я от нее не отписалась, так же как и она не отписалась от меня, но мне не хотелось, чтобы нам обеим стало еще более неловко.

– Привет! Извини, задержался. – Я подняла взгляд. Аарон вставил ключ в замочную скважину. – Совещание затянулось. Проходи!

Я бросила рюкзак в угол и пошла за ним.

– Возьми лимонада из холодильника, – сказал Аарон. – Я пока все подготовлю. – Он сел на табуретку и продолжил: – Я успел после обеда залить видео на компьютер и обрезать самое очевидное. Теперь надо вместе решить, что оставить. – Он нажал на иконку, и экран заполнила картинка наших посиделок в Роще. – Нам нужно то, что цепляет. Не длинные истории, а короткие, привлекающие внимание, сильные предложения. – Он положил передо мной блокнот и ручку. – Если услышишь что-то интересное, пометь, на какой это было минуте и секунде.

Он запустил видео, и мы принялись внимательно его смотреть, и когда нам попадалась удачная фраза, ставили паузу и помечали время в блокноте. К истории Скайлар я прислушивалась внимательнее всего. Не из-за рассказа о борьбе со слабой психикой, а из-за того, что она чувствовала себя уютно в «Завете» и все вели себя с ней дружелюбно, хоть она и не верила в Бога.

Когда Скайлар упомянула об этом в Роще, Бейли недоверчиво на нее посмотрел и спросил:

– Ты не христианка?

– Не-а, – спокойно ответила Скайлар. – Никогда ею не была.

– А кто же тогда? – уточнил Кевин.

– Никто, наверное. А что? Это важно?

Все от нее отвернулись и заерзали на своих местах: я почувствовала их возникшую неловкость. В «Завете» особенно пристально обращали внимание на силу веры – точнее, на недостаток таковой, и Скайлар этого не замечала только благодаря тому, что все держали свое мнение при себе.

Аарон усмехнулся и нажал на паузу.

– Пожалуй, это лучше вырезать.

Я улыбнулась.

– Да, сомневаюсь, что папа оценит посыл ее слов.

Аарон выделил нужный отрезок, нажал «удалить», и признание Скайлар исчезло, словно его никогда и не было.

– Интересно, каково это, – невольно произнесла я.

Я не собиралась озвучивать свои мысли и ответа не ждала, но Аарон решил, что это вопрос, обращенный к нему: все-таки мы сидели вдвоем в одной комнате.

– Каково не быть христианином?

– Нет, не только. Я обо всем. Как можно слушать папину проповедь по понедельникам, рассказы учителей в классе и ни во что из этого не верить?

– Скайлар, похоже, все устраивает. – Аарон открыл новый файл и начал перетягивать выбранные сегменты в пустой экран видеопроигрывателя. – Меня всегда восхищали убеждения других людей. Или их неверие во что-либо. А тебя?

Восхищали – не самое подходящее слово. Да, мне было любопытно, и то, честно говоря, до недавнего времени я вообще об этом не задумывалась – до того, как мы с Эмори поругались и она заявила, что у меня нет ни одной собственной, оригинальной мысли в голове.

Вместе с этими словами Эмори мне вспомнились и другие, и они закрутились у меня в мозгу, звуча все громче и громче.

«Всегда проще согласиться с отцом, да? Зачем думать самой, если это не обязательно?»

Мое сердце забилось быстрее.

«Отец – твоя слабость, Ханна. Ты веришь всему, что он говорит. Всему, во что верит он. У тебя ни о чем нет собственного мнения!»

У меня скрутило живот, и я поежилась.