– Скучаешь по Дому?
– Не-а.
– Майко ушел оттуда. Ты знала?
Я не должна была удивляться, но удивилась.
– Ушел?
– У него новая работа, с малолетними преступниками. Он перебрался в Северный Лондон, это через реку, в сторону Финчли.
Я представила себе, как Майко уплывает от меня навсегда, потому что правила диктуют прекращение всяких контактов. Прощайте, веселые байки о сумасшедшей ирландской семье в графстве Майо, спаси господи, о тысяче и одном кузене, о тех временах, когда он скитался по Франции. Прощайте, выбитый передний зуб и бритая голова, мастерские обводки в футболе, которым он обучал Трима. Теперь Майко будет жонглировать и играть на гитаре для кучки тупых хулиганов, которые при первой же возможности набьют ему морду.
– Хочешь передать ему весточку? – предложила Рейчел.
– Весточку?
– Ну, скажем, пожелать удачи на новой работе или что-то в этом роде? Вы ведь были друзьями, не так ли?
– Наверное.
– Значит, тебе есть что сказать ему?
Я пожала плечами. Фиона спросила, не хочу ли я еще колы. Я кивнула, и она ушла на кухню. Повисло молчание. Рэй поинтересовался у Рейчел, откуда она родом, не из этих ли мест. Я втянула щеку и принялась вычерчивать спираль на кремовом ковре мыском кроссовка. Темплтон-хаус съеживался с каждым витком. Грейс, Трим и Майко стали тремя размытыми точками, а годы, проведенные там, – сном, который больше никогда не повторится. Я видела, как Майко уходит на север по мосту через реку, и Биг-Бен провожает его колокольным звоном. Перед глазами возникла Грейс, разучивающая легкую походку, чтобы стать супермоделью. И Трим, будущий миллионер, мечтающий открыть сеть казино. Грейс и Трим, неисправимые фантазеры и мои верные друзья, ни разу даже не написали мне. И Майко не прислал открытку, чтобы попрощаться. Фиона вернулась с напитком. Я встала и промчалась мимо нее, ничего не сказав.
Поднявшись к себе, я надела парик Солас. Причесалась, и мама снова появилась в зеркале, умоляя меня не останавливаться, ради всей Ирландии, и клянусь, я слышала, как в небесном доме поднимался лифт, чтобы забрать ее на ночную работу. Он гудел, преодолевая этаж за этажом, пока не остановился.
– Холли?
Это Фиона стучалась в мою дверь.
– Рейчел ушла. Она просила сказать тебе «до свидания». Ты в порядке?
– Да.
– Ты что-то затихла.
– Да.
– Можно мне войти?
Я спрятала парик под подушку и легла на кровать, прижимая Розабель к животу.
– Наверное.
Из-за двери выглянуло ее лицо, бледное и улыбающееся.
– Ты так уютно устроилась.
– Да.
– Холли, с тобой все в порядке? Правда?
– Все хорошо.
– Только ты выглядишь так, будто плакала.
Я теребила уши Розабель.
– Мы тут с Рэем подумали… Не хочешь навестить Темплтон-хаус? Рэй сказал, что отвезет тебя. Может, в следующий уик-энд?
Я пожала плечами, как будто мне все равно. С другой стороны, неплохо бы повидаться с Грейс и Тримом, как в старые добрые времена. Я подумала о том, что скажет Грейс о моем новом джемпере на молнии. Наверное, погладит свою лебединую шею супермодели и посоветует расстегнуть молнию. А Трим отработает на мне новые приемы тхэквондо.
– Ладно. Как скажешь, Фиона.
Она усмехнулась.
– Отлично, Холл. Пойду, обрадую Рэя. – Она закрыла за собой дверь.
Холл?
Только мама называла меня так.
Я с силой запустила плюшевой Розабель в дверь, где только что маячило лицо Фионы.
Но в следующие выходные она вспомнила об обещании, и Рэй отвез меня на другой конец боро.
Темплтон-хаус как будто не изменился, но все же стал чужим. Тот же запах, но другие люди. Без Майко он словно опустел. Грейс хлопала ресницами, гладила свою модельную шею и рассказывала о новой подруге, Эш. Эш то, Эш сё. Голос звучал как-то неестественно, и она смеялась без причины, и я подумала, уж не накурилась ли она травки. Она начала баловаться этим незадолго до моего отъезда.
– Где Трим, Грейс? – спросила я.
– Трим? Как всегда, в камере. Где ж еще, черт возьми. Ему там самое место.
– Почему? Что он опять натворил?
– Резал шины на автомобилях или что-то вроде того. Какая разница? И кого это волнует? Мы с Тримом уже история, – бубнила она и снова засмеялась.
Я хотела заглянуть в свою бывшую комнату, посмотреть, висят ли еще на окне золотые шторы, но теперь там жила Эш. Пожалуй, лучше было бы сказать, что меня ждет приемный отец и я не могу остаться надолго.
– Пока, Грейс, – бросила я.
Она уставилась на свои ногти, как будто только что сделала маникюр. Я заметила изрезанную кутикулу. Грейс ковыряла ее маникюрными ножницами, отвлекаясь только на то, чтобы погладить шею.
– Увидимся, Грейс. – Я подошла ближе, заметив, что ее глаза как будто наполнились слезами. Мне захотелось потрогать ее красивые косы, но я не посмела. – Грейс?
– Ты ведьма, Холли, – со злостью прошипела она.
– Ведьма? Я?
– Да, ты. Ты и твоя новая приемная семья. Чертова ведьма-корова. Так сказал Трим перед тем, как его забрали.
– Я не ведьма.
– Не спорь.
Я пожала плечами.
– Приемная семья. Не так уж это и здорово, Грейс.
– Нет?
– Нет.
– Это почему же?
– Не знаю. Уж очень они суетятся.
– Суетятся?
– Да. И брюзжат.
– Брюзжат?
– Целыми днями. Все пилят, пилят.
– За что?
– Ну, скажем, что я ставлю посуду прямо на стол, не подкладывая коврик.
Грейс сморщила нос.
– Коврик?
– Ну, ты знаешь. Чтобы не оставлять пятен на столе. Только они называют их костерами.
– Костерами?
– Да. Так принято у аристократов.
– Кооостеры, – нараспев произнесла она, и я рассмеялась. Дрогнули ее ресницы. – Расстегни молнию, Холли. Ты как чертова монахиня, застегнутая на все пуговицы.
Я расстегнула молнию чуть ли не до лифчика.
– Мистер и миссис Кооостер, – не унималась она, и мы обе хохотали до упаду.
– Значит, там не так хорошо, как здесь? – Грейс обвела руками комнату.
– Не-а. Никакого сравнения.
– Так почему бы тебе не вернуться?
Я шумно выдохнула.
– Теперь Эш живет в моей комнате. Не забыла?
– Ах да. Эш. И что?
– Я бы не хотела делить комнату ни с какой Эш.
– Эш здесь лишь временно.
Я теребила застежку молнии, переминаясь с ноги на ногу.
– Ну, когда она уйдет, может, я и вернусь.
– Ха. Врешь ты все. – Она это знала, как знала и я. Темплтон-хаус был односторонним турникетом. – Ты не вернешься, Холли. Уж поверь мне. Ты ведьма и корова. – Она вдруг спрыгнула с дивана и выскочила за дверь, прежде чем я успела ответить. Ее смуглые широкие плечи в укороченном топе сотрясались, но я не могла понять, смеется она или плачет.
– Грейс, – крикнула я. – Не уходи.
Дверь захлопнулась за ней. Грейс покинула меня, навсегда стирая прошлое.
– Грейс? – расплакалась я. – Пожалуйста. Вернись.
Тишина.
«Сама ты ведьма и корова», – подумала я и пнула ногой стул. Я оглядела до боли знакомую комнату, вспоминая, как мы дрались за пульт, выбирая, что смотреть по телевизору, а Трим бредил «Титаником». Телевизор работал, но без звука, и дикторша в унылом прикиде могита вещала о погоде, тыча указкой в карту Англии. На ее лице застыла фальшивая улыбка, какой вечно сияют синоптики, особенно если надвигается дождь, как те черные облака, что маячили сейчас на карте. Я нашла пульт и выключила телевизор. А потом запихнула пульт под диван, чтобы никто его не нашел.
Будет вам уроком, подумала я.
«Если Рэй и Фиона вернут меня обратно, я покончу с собой», – мысленно пообещала я.
Я попрощалась с комнатой отдыха и вышла из дома – больше прощаться было не с кем. Я шагала по щербатой дорожке, зарастающей сорняками, и лассо гнева уже летело, потому что мне хотелось сжечь это место дотла.
Я села в машину Рэя и всю обратную дорогу смотрела в боковое окно. Не хотела, чтобы Рэй видел мои глаза, полные слез. Он поставил запись какой-то странной группы, которую я никогда не слышала, и подпевал. Музыка, мягкая и мечтательная, сопровождала рассказ женщины о том, как парень кружит на самолете, выписывая в небе ее имя.