Я перевернул труп на спину. Присел на корточки. Он будто иссыхал на глазах. Странно…

Нож в руке – белый, с ажурным кружевом декоративной гарды – не напоминал боевой клинок. Скорее, для писем.

Идеальное орудие убийства. Кто убивает кинжалами в наш прагматичный век? Канцелярская утварь – другое дело.

Ветер донес аромат роз.

…Позже, когда квартира и крыша наполнились суетой офицеров, белыми комбинезонами экспертов и вспышками камер, меня подозвал лейтенант.

– Рудольфи! Мы нашли у старика в кармане документы.

– Не понимаю, – посмотрел я на раскрытую книжицу. – Может, сын? Этому парню лет тридцать от силы. Зачем дедуган таскал его ксиву?

Лейтенант Сергеев, мой шеф, глава городского отдела по раскрытию особо тяжких, в просторечии «убойного», пожал медвежьими плечами:

– Ну так что… Выходит, маньяк полез к старику, а тот утащил его за собой на тот свет? И дело закрыто.

– Хорошо бы.

Мы оба знали: в Матреге случается всякое, но только не такое везение.

Я вспомнил об этом происшествии два дня спустя. Пусть даже я числился одним из ведущих дело детективов, только в дурном кино бывает так, что вся городская преступность вежливо ждёт, пока полицейский закроет свое Очень Важное Дело и только потом безобразит дальше, в порядке строгой очередности.

Я тогда сидел в отделе. Отделы детективов никогда, знаете ли, не изменятся. Рухнет небо, возгласит означенный час труба архангела, и грешники с праведниками потянутся в Великий Отдел ждать следственных мероприятий перед Судом.

Вот уж бардак выйдет.

Отделы выглядят одинаково почти всюду и всегда. Бывают они большие и совсем маленькие, но концепция неизменна – напихать в замкнутое пространство максимум столов, усадить за них сотрудников; добавить по вкусу табачного дыма и духоты; пусть всё заглушает грохот клавиатур, а по черным экранам терминалов ползут тексты рапортов; еще нужны свидетели, задержанные и подозреваемые – неизменно кричащие, и, чтобы добавить неразберихи, пусть свисающий с потолка телевизор что-то бормочет.

Я тупо смотрел в глаза сидящего напротив паренька в фиолетовой куртке. Не сказать, чтобы его взгляд был интеллектуальней моего. В допросной за стеной кого-то били.

– Ну и зачем ты кокнул того сопляка? – устало спросил я.

– А зачем он «желтый»? – набычился парень.

Ах да, великое противостояние болельщиков двух шахматных команд. Подростковые банды, будь они неладны, честь шахматной короны.

Я с грустью покосился на заваленный бумагами стол. В книжках хорошо. В книжках все преступления осмысленны, никто не рубит топором по пьяной лавочке детей. Особенно другие дети. Две жизни отнял, подлец – у убитого и у себя. Жалко. Ну что тут сделаешь?

Дверь допросной отворилась. Подозреваемого – слегка пошатывающегося и приобретшего столь любезный моему визави фиолетовый оттенок – вывели пинками.

– Видишь его, дорогуша? – обаятельно улыбнулся я.

Проследил за чуть расширившимися зрачками парня.

– Сейчас у нас с тобой есть два варианта. Либо я даю тебе бумагу и ты записываешь буквально всё, пока я пью кофе. Чи-сто-сер-деч-но. Либо мы с тобой идём внутрь. Мне, в принципе, все равно, не от кофеина проснусь, так от зарядки.

– А к-как же з-закон? – пацан начал слегка заикаться.

– Раньше думать надо было, дружок. Видишь ли, есть два племени людей. Хорошие и дурные. Свои и чужие. Закон защищает своих от чужих. Ему глубоко плевать на этих чужих. На бумаге, конечно, нет, а по факту да. Люди первого типа не убивают. Улавливаешь?

– Давайте бумагу.

Пока он черкал карандашом, до меня вдруг дошла простая истина. Сколько этому герою недоделанному? Лет четырнадцать? Сложись жизнь чуть иначе, не разругайся я на втором курсе вдрызг с Софьей – у меня вполне мог бы быть сын его возраста…

Чушь!

Мне не может быть столько лет, я сам чуть старше. Потому и груб так с младшими, мне легче с людьми немолодыми, что боюсь – поймут: я всего лишь спрятавшийся за маской взрослого пацан.

Интересно, неужели у всех так?… До старости – и дальше, до самой смерти?

…Парень протянул мне признание, прервав мысли.

– Молодчина, – похвалил я. – Сработаемся, вот увидишь. Так нам обоим легче. Сейчас вызову конвоиров. Тебе курева с собой не надо сообразить или там еды какой? Обращайся.

– Ответьте, пожалуйста, на один вопрос, – он поднял на меня ненавидящий взгляд. – Честно.

– Стреляй.

– А себя вы к какой категории причисляете? Из двух?

– Кобуру у меня видишь?

– Вижу.

– Хорошие не убивают, я уже говорил.

…Не успел я сдать паренька на руки трогательному союзу ребят из «детской» инспекции и городской тюрьмы, как на столе зазвонил телефон.

– Рудольфи, старый черт! Кишки наружу – твои? – приветствовал меня бодрый голос из трубки.

Что поделаешь? Саня у нас эксперт. Криминалист, едрёна вошь. И изъясняется на своём, не очень доступном окружающему населению языке. Подозреваю, что в детстве его за это крепко били. Жаль нам не по пятнадцать!

Итак, перевожу. Вот эта вот фраза означала: «Господин старший детектив, разрешите вопрос? Это вы назначены ведущим детективом по делу о серийных убийствах за номером таким-то?».

– Мои кишки, – признался я. – Если ты про портовые.

– Портовые-портовые. Дуй ко мне, майн фройнд, покалякаем.

Дуть так дуть. Только не спеша. Всё равно засиделся.

…Логово экспертного отдела располагалось на тридцать четвертом этаже новенького здания Управления, отгроханного в деловом районе.

Пока лифт с прозрачными стенами полз наверх с нашего третьего этажа, город смотрел на меня. Вниз уплывала гладь бухты с её яхтами и маленький грибок бара Агнессы на моле, куда мы нередко заглядывали после дежурства.

Надо будет потом зайти выпить.

Окна жилых домов горели жидким огнём в лучах заката. Как похоже и непохоже на Старый порт. Богатство – и бедность, роскошь – и прозябание, море и море… Оба района населены людьми безродными – вот только одни нашли себе новые стаи, а другие и не искали.

Динамик пискнул, дверь открылась.

Лаборатория занимала чуть меньше четверти этажа. Собственно, весь этаж был выделен в распоряжение высоколобых – оставшуюся площадь оккупировали компьютерщики, державшие тут Сердце Управления Полиции.

Я прошел в лабораторию и громко кашлянул. Возившийся с какой-то алхимической посудиной Саня, в миру лейтенант Кац, повернулся. Был он широкоплеч, невысок и не слишком походил на полицейского – скорее на клиента такового, если вы понимаете, о чём я.

– Работаешь?

– Нет, чай завариваю. Присаживайся. Какую же гадость растят на Кавказе!.. А корабли с востока так редко заходят…

– Не валяй дурака. Ты же сейчас лопнешь. Что, настолько интересное нарыли?

– Ну, это как посмотреть. Тебя расстроить, очень сильно расстроить или сразу взорвать бомбу?

– Даже так? Начни с бомбы.

– Как скажешь. Пункт первый – кто бы ни поставил на перо твоего потерпевшего, сделал это явно не пациент с третьего этажа.

– Правда?

– Чистейшая. Видишь ли, всякое бывает. Но подняться на два этажа, открыть-закрыть дверь и пройти к краю крыши с ножом в сердечной мышце, знаешь, трудновато…

– Мне говорили, в некоторых случаях…

– Забудь. В этот раз – без шансов. Удачно били. Мне понравилось. Настолько, что не очень понимаю, как он ножик выдернул сумел и почему кровопотери почти не было.

– Ну, раз тебе понравилось…

– Это только присказка, сказка впереди… У трупа с крыши вообще с состоянием здоровья непонятки. Обезвоживание такое, будто он по пустыне шлялся. Не смертельное, но почти. Вы, ребята, точно уверены, что вам его не подкинули?

– Ну, может и подкинули…

– А может, и нет. У парня под ногтями свежий биоматериал старика, – он хитро сверкнул очками. – Внушает?

Я кивнул. Очень даже внушает. Это значит – мы оказались непонятно где.