Только за ними закрылась дверь, как Баки обнял Брока и одним легким движением оказался на нем, плотно обхватив ногами его талию.
— Сладенький, — протянул Баки и впился в губы страстным поцелуем. Кто бы знал, как он хотел Брока, казалось, так, как сейчас, он не хотел никогда и никого.
Брок откликнулся на поцелуй, не глядя, скинул кроссовки и понес Баки в спальню, где уронил на кровать, придавливая собой, вжимая в твердый матрас. Руки Баки судорожно бродили по телу, стаскивали с Брока футболку, а Брок уже избавил Баки от обтягивающего топа и теперь мял в руках его шикарные груди, но Баки чувствовал, что что-то не так.
Полностью избавив Брока от одежды, Баки склонился, приникая губами к члену, который он так хотел, аж в глазах темнело, Баки чувствовал, как у него между ног мокро, его желание было ничем не замутнено, он просто хотел своего мужа, и Брок хотел его, но его член имел на этот счет совершенно другие мысли и отказывался подниматься в боевое положение.
Брок мягко отстранил Баки, сел на кровать, потерев руками лицо. Ему было неловко, даже стыдно, но сделать он ничего не мог. Как бы он не хотел морально, физически это была женщина. И это мешало. Все шло наперекосяк, и Брок не знал, что делать, как сказать любимому, что он просто не может. Что хочет, но не может.
Баки обнял его сзади, навалившись на спину, поцеловал в затылок. Он не понимал, что мешает Броку, но ссориться категорически не хотелось. Но было обидно, и почему-то обида перевешивала обычную рассудительность, но Баки взял себя в руки, потому что обижать любящего его человека очень не хотел.
— Что не так? — мягко спросил Баки. — Брок, скажи, я все смогу понять, может быть даже помочь.
— Прости, золотце, — Брок тяжело вздохнул, погладив Баки по изящной ладошке, — просто не могу. Пойду на диван.
Брок поднялся, мягко отстраняя от себя Баки, поцеловал его и ушел в гостиную, оставляя Баки одного со своими мыслями. У Баки на глаза навернулись злые слезы. Он не мог понять, чем он стал хуже, ведь это же все еще он. Или Брок настолько не интересуется женщинами, что его в этом теле тоже не воспринимает? Баки взял подушку Брока, которую тот почему-то не забрал с собой, и тихо всхлипнул, уткнувшись в нее.
Он предполагал, что Брок не будет рад столь неожиданному изменению в их интимной жизни, но что он не сможет его хотеть, Баки не ожидал. Он хотел обидеться, но понимал, что обижаться не на что. Брок когда-то давно говорил ему, что женщины его совершенно не привлекают, но чтобы так…
Еще раз тихо всхлипнув, Баки стер пару капнувших слезинок и пошел к Броку, он совершенно не хотел спать один.
— Брок, — позвал Баки, заходя в гостиную, — можно к тебе?
— Конечно, золотце, — отозвался Брок как можно спокойнее, но Баки слышал напряжение в его голосе.
— Брок, пойдем в кровать, — попросил Баки, все еще не решаясь подойти близко. — Пожалуйста. Я хотел бы спать с тобой. Я не буду приставать, честно.
Сейчас, ожидая ответа от Брока, Баки стоял словно в оцепенении, потому что Брок мог не просто уйти спать на диван этой ночью, он мог вообще больше не вернуться в их постель, пока Баки снова не станет собой.
— Да, золотце, — отозвался, наконец, Брок. — Сейчас приду.
Броку было тяжело, потому что он хотел Баки, но женское тело сбивало с толку, он хотел своего мужа, здоровенного мужика, который может завязывать бантиком арматуру-десятку, который жмет от груди столько, что гриф гнется и ломается, который… Который не эта хрупкая нимфа, которую боишься сломать, которая носит его ребенка. Не мог Брок трахать такую нежную фиалку, особенно, когда та беременна.
— Баки, золотце? — Брок вернулся в спальню почти через час после ухода Баки, позвал, чувствуя, что не спит.
— Я тебя жду, — тихо отозвался Баки, зарывшийся в легкое одеяло почти с головой и подгребя под себя все подушки.
Брок постоял у постели, разглядывая ком, в котором Баки было не видно, и представил, что там сейчас он, его Баки, его мужчина, который любит сворачиваться и вить себе гнездо, а не хрупкая девушка, которой этого гнезда с головой на трех таких. И нырнул в кровать.
Баки сразу доверчиво прижался к Броку, ни на чем не настаивая, дождался, пока Брок его обнимет, и прикрыл глаза. Ему было хорошо, только белье теперь было неприятно мокрым.
— Я люблю тебя, сладенький, — Баки улыбнулся, когда Брок поцеловал его в макушку.
— И я тебя, золотце.
Стив подписал Баки бессрочный отпуск с сохранением жалования, а Наташе — отпуск по уходу за временно недееспособным родственником. Тоже с сохранением жалования. Хорошо, что ни Баки, ни Наташа формулировок не видели и не знали. Они просто получили гору свободного времени.
Наташа принялась за Баки со всем возможным энтузиазмом, который только у нее был. Пока у Баки не было живота, Наташа решила, что он должен быть самой красивой женщиной после нее, чтобы все мужики сворачивали головы, когда их видели. Итогом стал забег по салонам красоты, в которых делали маникюр, педикюр, прически, притирания, массажи и прочую херню, как был уверен Баки. Обстригать себе волосы он запретил наотрез, боясь, что при превращении обратно у него случится какая-нибудь недостача чего-нибудь важного.
На все эти штуки ушла почти неделя, за которую они с Наташей много говорили о всякой ерунде, не затрагивая отношения ни их со Стивом, и их с Броком. Наташа просто учила Баки быть женщиной, и он постигал науку с энтузиазмом, но не очень понимал, зачем ему это надо.
На плановом обследовании у Беннера Баки не узнал ничего нового, да и не происходило с ним толком ничего. Беннер вообще сказал, что мало кому диагностируют беременность на столь раннем сроке, поэтому не должно быть ничего из ряда вон выходящего, но все равно сказал приходить каждую неделю.
И потянулись дни, которые смазывались в один. Брок работал, ездил на миссии, а Баки сидел дома, ходил на пилатес и йогу вместе с Наташей, которая стала чуть ли не лучшей подругой, потому что позволила Баки ходить в качалку, но потребовала, чтобы он занимался в щадящем режиме. Баки пообещал и держал обещание.
На четвертой неделе с Баки к Беннеру пришел Брок. Он недавно вернулся с очередной довольно долгой миссии, поэтому был хмур, неразговорчив, но постоянно хотел тактильного контакта с Баки. И Баки был только рад, потому что сам безумно соскучился по Броку.
— Я поздравляю вас, — сказал Беннер, не выключая сканера. — У вас двойня.
И включил звук. Баки и до этого улавливал биение у себя в животе, но никак не мог на нем сосредоточиться, мешало собственное сердце, а сейчас он отчетливо слышал два быстро-быстро вразнобой бьющихся сердечка. В его животе росли две новые жизни.
Только сейчас Баки осознал в полной мере свое положение: он — будущий отец. Он слушал биение двух сердец, поглаживая ладонями живот, и не замечал, как текут слёзы счастья. Бесконечного, ничем не замутненного, концентрированного счастья.
— Золотце, — Брок подошел, встав под лучи сканера, но ему сейчас было все равно, он тоже слышал, как бьются сердца его детей, и это было самым невероятно осчастливливающим звуком, который он когда-либо слышал. — Не плачь.
И принялся стирать соленые дорожки. Брок обнял своего мужа за такие хрупкие сейчас плечи, прижал к себе, не зная, что он должен сделать, как будет правильно, потому что он боялся женских слез, а от Баки, от его иной раз даже жестокого супруга, который не отличался плаксивостью, Брок совершенно не ожидал слез. И боялся, что эта минута слабости, которую сейчас видел не только он, но и Беннер, может им отлиться.
Баки поднял голову на Брока, утер последние слезинки и улыбнулся, как умел только он, с долей сарказма и самоиронии.
— Вот я и ревущая беременная баба, — невесело усмехнулся он. — Док, так теперь постоянно будет?
— Я не могу сказать точно, — признался Беннер, протирая очки. — Ваш гормональный фон стремительно меняется, могу с уверенностью предположить, что некоторых эмоций вы до этого даже не испытывали, поэтому не привыкли к ним и не знаете, как их подавлять, как не поддаваться тому или иному порыву. Не всякой женщине по плечу справляться с таким натиском, не говоря уже о мужчине, попавшем в такое положение.
