ловия эти выполняются, наступает рай. И совершенно не нужно, чтобы

было огромное имение, колонны, экипажи. А потом все кончается.

И надо сказать, что «Старосветские помещики» – совершенно важ-

ное для Гоголя произведение. Точно так же, как и «Как поссорились Иван

Иванович с Иваном Никифоровичем». Совершенно ясно: вы в раю. Что

вы делаете? – Вносите разлад вот в это все. Один «гусаком», другой еще

чем-то. Вот эта ненависть, обида, и как только она начинает расти и креп-

нуть – все.

А если мы перейдем на «Мертвые души», там есть идея рая, и есть

идея отдаления от него. И все персонажи расставлены по убыли жизнен-

ной  энергии,  поскольку  у  нас  нет  более  горе-человека,  чем  Плюшкин.

А про Плюшкина, прямо скажем, больше уже и нечего сказать.

Вот Чичиков едет от одного к другому со своей идеей, между про-

чим, скупать мертвые души (идеей не то, чтобы не райской, а дьяволь-

ской), и жизни становится все меньше и меньше. Ноздрев, Собакевич –

жизнь все убывает и убывает. Хотя, заметьте, Коробочка – практически

старосветская помещица. Надо сказать, и Манилов тоже, если бы не этот

дебилизм – мания нового. В каждом еще есть что-то, но практически все

уже кончилось. После Плюшкина ехать уже некуда, после Плюшкина –

пустыня. «Мертвые души» прекрасно начаты и прекрасно завершены.

Ю. К.: В одном томе.

М. Н.: В одном томе. И «Куда ты несешься, Русь?» – для меня загад-

ка только одна: знал ли это Гоголь или не знал?

Ю. К.: Знал и поэтому сжег второй том.

М. Н.: Да, он знал, что рая на земле не будет. На мой ум, это как раз

проявление того, что мы уходим как раз от того, что хотим от жизни.

И дальше ехать некуда: Плюшкин, который был похож то ли на бабу,

то ли на мужика. И когда он достает эти засохшие чернила, кулич, ко-

торый лежал полгода – все, это уже почти небытие. Дальше последняя

инстанция. Я полагаю, что, конечно, знал. И тут такие вещи, чисто жи-

тейского  плана:  Гоголь,  как  мы  знаем,  состояния  своего  не  имел.  Жил

он практически на то, что давал государь-император. Я всегда защищаю

государя-императора: замечательный он был. Это просто поразительно.

Я же вам уже рассказывала про жену Тютчева, которая в нервном при-

падке, прижав к себе чудом спасенных детей, после пожара пишет кому:

не мужу, не отцу, а государю-императору. Потому что максимально на-

дежная помощь от государя-императора. Это так и есть. Радищев, при-

говоренный к виселице, он оставляет свою жену и детей государю-импе-

ратору. Другое дело, что нам нигде это не пишут и не говорят. Более того,

256

если читать допросы декабристов, заметишь, что он говорит: «Почему

ты считаешь, что только ты можешь думать о судьбе России?» России он

[Николай I] был очень предан. Единственное, что ставят ему в вину – это

Декабрьское восстание. Во-первых, эти люди были все цареубийцы…

Ю. К.: Да.

М. Н.: Единственное, что я бы ему пожелала, если бы я могла что-то

пожелать: не вешать никого. Отправь всех сидеть – были бы верные слуги

государя.

Ю. К.: Почему он это сделал?

М. Н.: Дело в том, что Александр I знал все про заговор. Документы

о заговоре регулярно клали ему на стол. Но Николай же не знал. Пусть

даже он знал об отречении Константина, но о заговоре – нет. И когда он

говорил: «Почему ты считаешь, что только ты можешь думать о судьбе

России», я ему верю. Говорят, что это актерство, потому, что когда он это

говорил Пестелю, он стоял лицом к стене. Что касается баб, никогда не

считала, что это его минус. И еще одно: он обожал свою жену. И как ча-

сто говорили его дочери: «Кажется, что все существование папá сводится

к тому, чтобы делать мамá что-нибудь приятное». И еще одно, ты посмо-

три на весь XIX век: я цыганка или я еще кто-нибудь – какое это имело

значение! Мои дети носят его фамилию, они наследуют его имение, они

наследники его славного имени. Я как жена думаю только об одном: что

мой муж был герой на Бородинском поле. Чтобы дети знали, что их ба-

тюшка – герой.

Что мне еще нравится в русской литературе. Мы все читали и совер-

шенно не обращали внимание на чудовищно важные вещи, а если читать

русскую литературу серьезно, то там черным по белому сказано, только

на  чудовищно  высоком  уровне,  как  надо  жить,  что  есть  основа  твоего

жизненного преуспевания, не в плане капитала, а того, что тебе нужно,

чтобы прожить достойную жизнь. Вот этого ни в одной литературе не

сказано.

Давайте посмотрим на «Войну и мир» – об этом романе написано

огромное количество работ о глубинах народной войны и как она была

побеждена Кутузовым. А давайте посмотрим вот на что: кто остался. Вот

война – жесточайшее испытание, которое перемалывает все: всякую че-

ловеческую душу, все наши мировоззренческие позиции, усадьбы горят,

все страдает. Кто остается в результате этого испытания? – Прежде всего,

Наташа Ростова. За что? – Максимум жизненной энергии, максимальное

доверие к жизни. Наташа Ростова совершенно права, она будет точно та-

кая же, как ее мать, и ее дети будут любить ее точно так же, как Ната-

ша Ростова любила свою мать. Потому что прорва жизненной энергии.

257

Вы обратили внимание, что Соня? Прелестная девушка, притом, заметь-

те, всю жизнь себя посвятившая великой идеальной любви. А что Ната-

ша Ростова, она ее кроет совершенно растительной оценкой. Пустоцвет,

бесплодная – и все. Даже если бы она вышла замуж за того же Долохова,

Наташа Ростова пустоцветом бы не была. Вот на эту оценку никто не об-

ращает внимания, а она имеет просто решающее значение.

Толстой не оставляет в живых двух самых красивых людей: Элен и

Анатоля. Он их просто убивает – самых красивых, в которых воплоще-

на красота. При этом Элен – ладно, гадина. Но, что касается Анатоля,

мне он нравится, и все его пьянки-гулянки. И Наташа тут совершенно

права, потому что у него была прорва этой энергии, больше, чем в пре-

красном, благородном князе Андрее Болконском. Вот вы посмотрите, что

делает Толстой: кого он выводит и кого он оставляет. Главными героями

остаются толстые, некрасивые, добрые, душевные, понимающие. Пьер,

который абсолютно русский человек, такой же безбашенный придурок.

Наташа Ростова, про которую говорят, что она в самку превратилась. Она

не в самку превратилась, а родила детей, которых воспитает, и будут хо-

рошие люди, такие же, как ее родители и брат.

Ю. К.: Он же еще оставил Николая и Марью.

М. Н.: Совершенно верно. Марья была умная, добрая, и она, между

прочим, доверяла жизни. Она была полна той самой любви, которую мы

называем  «к  ближнему».  И  когда  посмотреть,  кто  остался  после  этого

чудовищного движения, кто, с точки зрения, попал и выжил – тогда ста-

новится все понятно. Вот они, с точки зрения его авторского гениального

расклада, максимально живые люди. Остается сын Андрея. Единствен-

ное, в чем я чудовищно сомневаюсь, что Пьер разделяет взгляды дека-

бристов.

Ю. К.: Скорее всего, Андрей, если бы остался…

М. Н.: Да-да. Что касается европейской литературы (про японскую,

китайскую не буду), у них нет таких героев. Именно поэтому мы любим

Обломова, именно поэтому он герой романа. Не умный Штольц, а имен-

но Обломов, потому что он такой, какой есть. Он герой романа, притом

еще  и  роман  хорошо  написан,  очень  красиво.  И  хорошо  снята  эта  Об-

ломовка у Михалкова – эта, правда, Россия, это нам понятно и нравится.

Вот это все в русской литературе мне очень близко. Поскольку все