Позвонил в больницу. Состояние Кирилла не изменилось. Можно ехать домой, да только что он там не видел? У него и времени толком не было привести свою холостяцкую берлогу в порядок. Так, купил хоромы более-менее по статусу и нанял дизайнера, чтобы тот сделал что-то с голыми бетонными стенами. Тот и сделал. Обошлось это Громову в приличные деньги, да только… недаром ли? У себя он оставался редко. Пару раз в месяц. А по большей части обитал в доме своих хозяев. Но туда дорога неблизкая. Значит, все же к себе? Или…

Громов быстро набрал Каримова.

– Доброй ночи, Глеб Николаевич. Чего это ты не спишь? У вас сколько?

– Четвертый час… Я по делу звоню.

– Что-то с Кариной? – насторожился шеф.

– Нет. Я по другому вопросу, – поспешил его успокоить Громов.

– Говори.

– Мне бы отпуск.

– Серьезно? Как насчет июня? Привезешь Карину к нам, и рванем куда-нибудь на Карибы…

– Нет, Амир Шамильевич. Я не о том. Мне бы сейчас отпуск. Очень надо.

По ту сторону земного шара повисло молчание.

– Хм… Что-то серьезное?

– Я справлюсь. Но мне нужно сосредоточиться на другом. И я… эээ… несколько не по назначению использовал наших ребят.

– Злоупотребляете положением, значит?

– Не без этого.

– Ну, вот и злоупотребляй себе на здоровье. А отпуск… сам понимаешь. Я дочку только тебе мог доверить.

– Так за ней есть, кому приглянуть.

– Но слушается она только тебя. Слушай, Глеб… Я не прошу тебя день и ночь при ней околачиваться. Так, заглядывай иногда. Проверяй, все ли в порядке. Ну, типа, поболтать. И у меня душа на месте, и тебе не особо напряжно. Что скажешь?

– Ну, если только время от времени.

– Так большего я и не прошу. А в остальном, ты, главное, появляйся в офисе хоть иногда, чтобы они там окончательно не распустились. Держи руку на пульсе.

– Заметано.

– Вот и ладно. Вот и хорошо, – похвалил Громова шеф. Помолчал немного, но все же не сдержал любопытства: – Расскажешь?

– Нечего пока рассказывать. А как будет – так обязательно.

Глеб спустился в паркинг. Сел за руль и устало повесил голову. Домой не хотелось. Хотелось к ней. И не отпускало, что бы он ни делал.

Глеб тихо выругался и поехал-таки к Каримовым. Амир дал понять, что отпуск – отпуском, но за его дочь Громов отвечает головой. Нет, он мог понять волнение шефа. Совсем недавно девочка перенесла операцию по трансплантации костного мозга, и хоть сейчас все говорило о том, что она победила болезнь – напряжение не отпускало. Тем более, Каримову пришлось оставить ее одну больше, чем на целый месяц. После планировалось, что девочка переедет к родителям в Америку. А пока – та усиленными темпами догоняла пропущенную из-за болезни школьную программу.

– Явилась нянька! И где же ты был?

– Привет, Карин. А ты чего не спишь? – удивился Громов, разглядывая вышедшую навстречу девушку. Она уже оправилась после болезни, у нее отросли ресницы и брови, а на голове красовалась модная ультракороткая стрижка.

– Тебя жду! – зло ответила наследная принцесса. Глеб удивленно на нее уставился.

– А спать ты будешь в школе на уроках?

– Где ты был? – проигнорировав его вопрос, осведомилась девица.

– Я не обязан перед тобой отчитываться. Как в школе?

– Я не обязана перед тобой отчитываться, – перекривляла его девчонка.

Глеб пожал плечами – мол, не хочешь, не отвечай. И пошел прочь из комнаты. В конце концов, он отвечает за безопасность девочки. Терпеть её хамство он не обязан. Да и на место ставить Карину – есть кому и без него. А ему бы… ему бы со своим дерьмом разобраться.

Наркота. Ну, надо же… И почему он не удивился? А ведь Ларка всегда так гордилась сыном. Глеб ей редко звонил, но всегда в таком случае она расхваливала Кирилла. И вот, пожалуйста. Знала ли она, куда этот дурачок влез? Вряд ли… Хотя, интересно было бы послушать ее версию. Что тот наплел матери по поводу квартиры?

Глеб зашел поздороваться с охраной, проверил работу камер и с чистой совестью пошел к себе. Открыл дверь – его спальня располагалась в отдельном крыле, втянул воздух и, как зверь, ощетинился. Рука сама потянулась к пистолету. Крадучись, он преодолел комнату, сдернул одеяло и:

– Какого черта?!

– А ты не догадываешься? – в темноте мелькнули белые зубы его подопечной.

– А ну, выметайся отсюда… И оденься… Господи Боже!

Громов отвернулся, резким движением руки включил в комнате свет. Простыни зашуршали, Карина встала и подошла вплотную, обдавая приторным ароматом духов, запах которых и заставил Глеба насторожиться.

– Ну, Глеб… Я же… я люблю тебя. Ты разве еще не понял?

– Чушь не мели! – Глеб чуть оглянулся, но так же быстро отвернулся вновь. Вид полуголой девчонки не будил в нем ничего. Лишь дикое желание поскорее избавиться от ее общества. И слава Богу, конечно.

– Это не чушь! – в голосе Карины зазвенели слезы.

К черту. С ним этот номер не пройдет.

– Карина… я что, неясно сказал? Выметайся! Или мне, что? Отцу обо всем рассказать? Ты этого хочешь?

– Ну и рассказывай! – заорала девочка. – Мне надоело прятаться! Как будто это плохо – любить!

– Матерь божья, тебе шестнадцать!

– Я не ребенок!

Глеб поднял глаза к потолку. Как же он сегодня устал! Невероятно…

– Я иду в душ. Чтобы, когда вернусь – даже духу твоего тут не было. Иначе, клянусь, отправлю тебя к отцу первым же самолетом! Ты меня поняла?!

Громов не стал дожидаться ответа. Открыл дверь в примыкающую к спальне ванную и, не сдержавшись, с грохотом ту захлопнул.

Когда же закончится этот кошмарный день?

– Ну, слава Богу! Где ты был?!

Глеб опустил взгляд, сосредоточив внимание на руке матери своего сына. Что это за привычка у неё такая – его трясти? И с чего, спрашивается? Ладно бы привыкла, что он каждый раз разруливает ее проблемы, а так… Видит второй раз за двадцать четыре года, а все туда же.

Наверное, стресс сказался.

– У Наташи угроза выкидыша. Я был у нее в больнице.

Вообще Громов предпочел бы не обсуждать этот вопрос. Но Ларка – все-таки бабушка. Ага, как и он… дед.

Не то, чтобы это что-то меняло.

– Угроза? – открыла Лариска рот, – а ты… ты это откуда знаешь?

– А вот об этом мы и поговорим. Сядь… – повелительно сказал Громов, кивком головы указывая на стоящую чуть в стороне кушетку. Достаточно новую, обитую еще не потрескавшимся и не потертым синим дерматином.

– Что такое? Ты мне объяснишь?!

– Это ты мне объясни, в какое дерьмо наш сынок вляпался.

Глаза Ларки расширились. Покрасневшие белки, припухшие веки. Как и для любой матери – случившееся для этой женщины не прошло бесследно.

– О чем ты? – спросила она.

– Ты знаешь, что он связался с наркотой?

– Что?! Да как ты… Да он…

– Барыга.

Ларка резко захлопнула рот, так что клацнули зубы, и зло на него уставилась. Крылья тонкого носа затрепетали, как будто она еле сдерживалась, чтобы на него не накинуться.

– Как… ты… смеешь?!

Глеб отвернулся. Растер пальцами переносицу и уставился на огромный стенд, посвященный вопросам профилактики гриппа. Ну, разве не глупо видеть его у стен реанимации? Кому вообще пришло в голову его здесь повесить? Грипп… Как будто страшней ничего не было.

– Смею что? Говорить правду? – спросил он.

– Ты ни черта о нем не знаешь!

– Видимо, как и ты.

Возможно, в тот момент он был жестоким. Но Громов не видел абсолютно никаких причин скрывать правду. Ему нужно было разобраться со всем, пока не стало поздно. Может быть, Ларка могла ему в чем-то помочь. Не то, чтобы к этому шло, конечно. Скорее даже напротив. Она вскочила со своего места, стиснув в кулаки руки:

– Хорош же ты! Ничего не скажешь. Ну, давай! Что сидишь?! Обвиняй меня, как неправильно я его воспитала! А сам-то… Сам-то где был?!

– Лара, я тебя ни в чем не обвиняю.

– Да неужели?! Но ведь хочется?! Так ты давай… Давай! Добивай, что ж ты…