Литмир - Электронная Библиотека

– Лем… – испуганный голосок дрожал, как осиновый лист на ветру.

– Азимка. Я… слушай… – но договорить ему не дали. Девушка прыгнула в его объятья, прижавшись всем своим молодым, будто выточенным искусным скульптором, телом. Закрыв входную дверь, она немного отстранилась, всматриваясь в лицо горячо любимого человека. Глаза, бездонные и до неприличия голубые, как два прекрасных сапфира в свете утреннего солнца, наполнились слезами. Две влажные дорожки очертили редкой красоты личико. Слова были излишни, Лем привлек к себе девушку с пронзительным взглядом, и две души слились в единое целое долгим и страстным поцелуем. В нем было все – и переживания друг за друга бесконечными ночами, и горькая тоска разлуки, и доводивший до исступления страх быть раскрытыми и схваченными без предупреждения. Все лишнее и сейчас совершенно ненужное полетело на пол маленькой прихожей. Звякнул металл чего-то в плаще, ударившись о кафель, но этого уже никто не услышал. Пьянящий пожар страсти вспыхнул между двумя душами, сжигая нерешительность, сомнения и переживания, растапливая осторожность, как пламя свечи топит парафин. Двое юных людей с бунтом в душе, революционеры, которым не суждено было сблизиться, были вместе, проникая друг в друга, наслаждаясь каждым пережитым чувством и ощущением. Сразу все отошло на задний план. Никакая война с ее военным диктатом, никакой Надзор, тянущий свои крючковатые пальцы в черных перчатках к горлу подпольщиков, ничто не могло потревожить двух влюбленных. Ведь они любили беззаветно и сладко, от такого чувства остаются лишь сладкое послевкусие на губах и огонек задора в душе. Они любили в последний раз, не думая о том, что будет потом. Они наслаждались одним – человеком напротив.

– А ты колючий, – хихикнула Азимка, нежно проводя тыльной стороной ладони по небритой щеке Лема. Их кровать состояла из одного лишь матраса, лежащего на полу. Они грелись под одеялом, скрывшись от предрассветного зябкого холода. Такой холод всегда заползает в жилище, как бы плотно вы не закрывали окна, заставляя прижиматься друг к другу еще крепче. А может, это горечь близкой разлуки?

– Забыл бритву дома, – слукавил парень, поцеловав в лоб девушку, ее голова лежала на его груди и мирно вздымалась в такт дыханию. Никакой бритвы он брать не собирался, потому что знал, от щупалец закона ему не убежать. Хотя надежда была, именно она толкнула его в дождь на улицу в начале этой ночи.

– Азимка, – как можно мягче начал Лем, – это случилось. За мной пришли. Я ухожу, не могу сказать куда, но однозначно далеко и, – горько усмехнулся он, – надолго. У тебя есть время для того, чтобы спрятаться, они, вероятно, придут и за тобой. План отхода ты знаешь. Не называя имен, ты сама помнишь, кто и как каждому из нас его рассказал. Пожалуйста, выжди немного и сразу уходи. Ты понимаешь меня? – он заглянул в ее пронзительные глаза.

– Лем… Лемор, я не хочу. Останемся, нет, сбежим вдвоем. Сейчас! – голос Азимки сорвался на высокие ноты, и она вновь заплакала. – Я же не смогу одна, без тебя. Чем мне заниматься, куда идти?..

– Успокойся! – рявкнул Лемор, – сделаешь, как я сказал. Для тебя это единственный путь.

– А для тебя? – тихий вопрос так и остался висеть в дрожащем утреннем воздухе.

В хмуром молчании оба оделись, не проронив ни единого слова. «Ни к чему лишние слова, я обеспечил ей проход, как мог, теперь надо увести от нее псов Надзора», – думал Лем. «Неужели он больше не любит меня», – пульсировало в голове Азимки. Лем вновь стоял в прихожей в своем длинном мокром плаще, не успевшем высохнуть. Слегка поколебавшись, он протянул девушке аккуратно сложенный листок бумаги, нахлобучил шляпу на голову и, лишь открыв дверь, бросил недовольно через плечо: «Там план отхода и еще кое-что, ознакомься, как я уйду». С этими словами Лем прикрыл дверь и начал спускаться.

Азимка, конечно же, сразу развернула зажатый в кулачке листок. На одной стороне была маленькая карта, полезная для побега. Далее она пробежала глазами ниже, перевернула записку и заскользила взором по немного корявым строчкам. Вдруг рот ее искривился, она прикрыла его своей ладошкой, закрыла глаза и медленно сползла спиной по стене на пол. Азимка вся задрожала, стараясь сдержать всхлипы, и, не сумев, зарыдала, свернувшись клубком на холодном кафеле.

Ей еще никогда не посвящали стихов.

А я навеки молодой,
И от толпы мы в стороне,
И ведь по жизни пьян тобой;
Танцуем вальс мы при луне.
Ты разглядела чудака,
Бегущего за быстрой тенью,
Хотя, как многие, могла
Сокрыться, хлопнув дверью.
Забыл уж я о давнем дне,
В погоне что я проводил.
Танцуем вальс мы при луне,
Себя от прочих оградив.
Не тяни с отходом. Твой Лемор.

Лем быстрым шагом отходил от подъезда, кутаясь в плащ и поеживаясь при порывах ветра. Повсюду царил серый сумрак, луна практически исчезла за горизонтом. В воздухе витала взвесь из тревоги и страха, как всегда бывает перед ранним утром. Он все сделал правильно, теперь она будет в безопасности. Уверенность в этом то крепла, то разрушалась, как карточный домик от движения воздуха в душе молодого человека. Он задумался, могла ли сложиться их жизнь иначе. Они познакомились на празднике Победы на производственных фронтах. Лем тогда пришел со своей знакомой, рассчитывая познакомиться с ней как можно ближе. Общий друг подвел Азимку к Лему и представил. Вот так, запросто. Можно вечно уповать на судьбу, а твой друг просто возьмет да и познакомит тебя с той, которая займет все твои мысли. Потом понеслись ухаживания, подарки в виде умыкнутых талонов на питание и чувственные послания. Он уже грезил свадьбой, детскими ручонками в маленькой кроватке в их общей квартире, но она вдруг позвала его с собой в подполье. И стало уже не до свадьбы. Оба они состояли на профилактическом учете Надзора за общественностью, так что даже свои отношения пришлось сильно скрывать.

За своими мыслями Лем не заметил силуэт человека, почти слившегося с фасадом дома. А когда заметил, было уже слишком поздно. Стоило ему рвануться, как под плечи грубо ухватили чьи-то руки в черных перчатках, а в рот мгновенно вставили резиновую капу. Силуэт приблизился. Им оказался человек в черном костюме полувоенного вида, он внимательно всмотрелся в лицо Лема, перевел взгляд на фотографию, которую держал в руке, и кивнул кому-то за спиной задержанного. Что-то тяжелое опустилось на затылок разоблаченного, очевидно, подпольщика, и тот потерял сознание.

* * *

Боль налилась мутным пузырем, подтянула за собой тошнотворный комок к горлу и лопнула, брызнув миллиардами заостренных осколков в воспаленной голове. Приоткрытый рот, из которого безвольно вытекала тонкая струйка слюны, судорожно захлопнулся. Все тело Лема неистово болело, будто накануне ему пришлось возводить многоэтажный дом в одиночку. Мысли из роя мелкой мошкары стали стекаться в определенной формы ручей. Окружающий мир начал медленно вторгаться в его сознание. «Для начала надо посмотреть, где я нахожусь», – появилась первая правильная мысль. Вместе с открытием век новая волна боли вновь нахлынула на чугунную голову Лема. Перед его глазами повисла черная пелена с мелькающими яркими искрами. Жутко кружилась голова, и взгляд никак не мог сфокусироваться на чем-то одном. Скорее всего, где-то после ареста ему дали немного химии, иначе бы не было так плохо. «Точно, арест, значит, меня вызовут на допрос», – Надзор не заставляет себя долго ждать.

Решив скоротать время до появления безликого палача, Лем дождался прояснения в глазах и принялся изучать комнату, в которой ему не посчастливилось очутиться. На удивление, обстановка вокруг была вполне домашней. Ковер на полу, стул слева от двери, одноместная заправленная кровать около дальней стены, на которой и очнулся сам Лем, и вешалка справа от двери, прогнувшаяся под тяжестью плаща. На прикроватном столике покоился абсолютно бесполезный массивный граммофон без пластинки.

2
{"b":"645636","o":1}