В свою очередь, межличностный, обрастая участниками, превращается в групповой. Групповой, по общности положения, – в классовый. Классовый – в общественный, далее и в межгосударственный. Не общество порождает в человеке его основное противоречие. Наоборот, основное противоречие всякого общества – между производством и потреблением – выступает как совокупное выражение основных противоречий составляющих его индивидов, с разной степенью включения и влияния на общее.

Однако если общество в целом потребляет столько, сколько производит, то у человека такого равенства нет. Одни больше созидают, другие больше потребляют. То есть, будучи созидателем и потребителем одновременно, кем-то из них человек выступает определеннее, с превышением одного начала над другим, в силу личностных предпочтений или внешнего давления.

Животное не может желать больше того, что необходимо для жизни. Мера же потребления человеком может превышать все мыслимые и немыслимые пределы, не согласующиеся ни с необходимостью, ни с потребностью, ни с заслугой. Но как эгоизм потребностей, так и альтруизм созидательного начала не знают пределов.

Поэтому все люди, независимо от половой, возрастной, национальной, социальной, профессиональной, должностной, религиозной, партийной и прочих видов принадлежности, укладываются на одной-единственной шкале социально-ролевого измерения: от героического, всепреодолевающего созидания, переходящего в самопожертвование, до воинствующего, все попирающего потребления, переходящего в насилие. Борьба созидательного и потребительского начал в человеке в конце концов оборачивается борьбой между созидателями и потребителями в обществе.

Борьба эта шла извечно. Но чем более она обострялась в человеке, тем активнее переносилась на общество, поляризуя его преимущественно на полюс созидателей и полюс потребителей, т. е. тружеников и эксплуататоров: на тех, кто в большей степени производит, и тех, кто главным образом потребляет. Рабы и рабовладельцы, крепостные и феодалы, пролетарии и буржуа – лишь конкретно-историческое воплощение этой поляризации в форме классов. Не классы сменяли друг друга в историческом развитии. Это изначально борющиеся между собой созидатели и потребители меняли свою классовую форму. Классовая противоположность – суть выражение общечеловеческой противоположности, выраженной через борьбу.

Классы – это отснятое и социально-закрепленное превышение одного начала над другим, отторгнутая и насильственно удерживаемая в своей полярности природа человека, внутренняя конфликтность, возведенная в общественный антагонизм.

Все общественные конфликты ежесекундно питаются исходящими изнутри человека личностными. Будучи их следствиями, аккумулируя их, они становятся причиной всеобщих катаклизмов: восстаний, революций, войн. Подобно тому, как люди делятся на созидателей и потребителей, аналогично делятся и государства, в зависимости от того, кто в них правит: потребители или созидатели.

Как среди трудящихся классов есть масса людей, по внутренней предрасположенности относящихся к потребителям, так и среди эксплуататорских классов встречаются люди, одухотворенные созидательной устремленностью. Когда последние приходят к самоосознанию, единению и власти, нация, как правило, переживает подъем. Но черед их обычно недолог. И обретенные завоевания, присваиваемые затем потребителями, становятся базой для захватнических войн. Вся человеческая история полна кровавых свидетельств неуемной алчности правящих потребителей сначала к собственным народам, а затем к соседним и дальним.

Сначала захватнические государства действуют открыто и грубо – огнем и мечом. Но, как и отдельные люди (которым важно не только богатеть, но и выглядеть), с течением времени они научаются маскироваться под созидателей, либо ищут новые источники извлечения выгод и прибыли, действуя с помощью рыночных механизмов, дисбаланса цен, организации всяческих фондов и форумов, обработки общественного сознания, смычки с потребителями соперничающих стран. Чем больше капитал этих государств, тем активнее их видимая и невидимая экспансия, тем с большей изворотливостью они пытаются подчинить себе созидательные силы своих народов и извлечь наибольшую выгоду от международных сношений. Для них жить – значит потреблять. Потреблять больше, разнообразнее, элитарнее.

Увы! За ХХ столетие мир не стал свободнее и демократичнее, добрее и человечнее. Напротив, господствующий в нем потребитель стал лицемернее, жаднее и изощреннее. Наращивая капитал, пропитанный слезами и кровью народов, он рядится в тогу покровителей бедных, радетелей труда, благодетелей наций. Но понимает он только свои интересы, свои потребности, свою выгоду. Ради собственного блага готов пожертвовать порой едва ль не всем миром.

Его неуемный хищнический эгоцентризм губителен для народов, для человечества, для всей планеты и жизни на ней. Созидателям нельзя более питать иллюзий, не сознавать своего призвания, не собирать силы для действительного спасения человечества и отпора потребителям, для построения новой, духовно-экологической, созидательной цивилизации, для реализации подлинно человечного человеческого развития.

Обобществив средства производства и тем самым покончив с классами, сделав, таким образом, всех тружениками, как это было в доисторические времена, социализм привел человеческую природу к ее естественному единству. Каждый стал созидателем и потребителем одновременно. Нельзя стало потреблять, не созидая. Нельзя жить за счет собственности, не работая; получать средства к существованию, не участвуя в их производстве; благоденствовать на чужом труде, не платя своим. То есть нельзя стало считаться человеком высшей категории, не будучи им по существу.

Но устранив классы, социализм не мог отменить внутриличностный конфликт человека, заложенный природой, его естественное развитие и переход в межличностный. Люди всегда, помимо того что борются с социальным противником, борются и между собой как конкуренты – за выдвижение, успех, предпочтительные условия жизни.

С победой социализма эта борьба вышла на первый план. Классовый антагонизм был исчерпан и уступил место межличностным и групповым столкновениям – между потребителями и созидателями, внутри тех и других, к всеобщему соперничеству в обществе, но с новыми целями и новыми средствами, независимо оттого, сознавали это люди или нет.

Однако это соперничество, поскольку общественное сознание оставалось в рамках прежней идеологии (а теоретики не углубились в понимании новой исторической ступени), приняли его за классовую борьбу, за продолжение ее в новом виде.

Тому в значительной мере способствовала теоретическая позиция тогдашнего руководителя страны Иосифа Сталина.

Если в 1934 г. на XVII съезде ВКП(б) он еще стоял на позиции марксизма-ленинизма, считавшего социализм бесклассовым обществом, то в 1936 г., при принятии Конституции Союза ССР, объявил его классовым, тем извратив существо вопроса и ревизовав ленинскую Программу РКП(б) 1919 года.

В результате такой абсолютизации классов и сохранения классового подхода любая конфликтность в человеческих отношениях воспринималась как классовая, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Происходившие и прежде, репрессии приняли теперь массовый характер, вне зависимости от социальной принадлежности. Их часто называют сталинскими. Но Сталин скорее спровоцировал их, чем санкционировал. Люди сами боролись друг с другом как созидатели и потребители, но сознавали себя в классовой противоположности, в соответствии с привычными установками. Репрессии стали фальсифицированным и потому трагичным продолжением «классовой» борьбы в бесклассовом обществе.

Так извращение марксизма обернулось извращением и деформацией социализма. Это стало первой в советском обществе открытой схваткой созидателей и потребителей, в которой безоговорочную победу, используя классовый подход, изображая противника классовым врагом, одержали потребители.