45

Ехали мы долго, в кромешной тишине. Лишь иногда мой новый знакомый — врач, смотрел на мешочки от капельницы, которые я то и дело перекладывала из одной затекшей руки в другую. К вечеру препараты закончились. Риши осмотрел мулатку, недовольно цыкнул языком и сел на место. Я умостилась рядом с девушкой, держа её ладонь в своих. Писать ему что-то не было возможности, вокруг сгустились ранние весенние сумерки, света в почти не было, только приборная панель слегка подсвечивалась, да мигали некоторые лампочки.

Была уже тёмная ночь, когда мы остановились. Куда мы приехали я не понимала, после того как Виктор выключил фары, автомобиль обступила зловещая мгла:

— Сидите здесь, — произнёс мужчина, тронув меня за локоть, — я вернусь за вами чуть позже.

Я слышала движение за стеной, Виктор тоже вышел помогать. У меня появилось чувство, что мы остались с Карой одни во всей вселенной. От темноты и приглушенных, монотонных звуков меня начало клонить в сон и, наконец, я ему поддалась, сказывалась предыдущая бессонная ночь, и день без пищи.

Когда я проснулась, вокруг было тихо, звуки разгрузки стихли, только одинокая ночная пичуга насвистывала свою радостную песню. Сначала я даже не поняла, что меня разбудило, а потом, в бреду, заметалась за моей спиной Кара. Я пощупала её лоб, он был очень горячий. Даже я соображала, что это ой как не хорошо. Риши, ну где же ты? Тихонько приоткрыв дверь, я выбралась наружу, вокруг была темень, только шелест листьев, да стрекотание жуков поведали мне, что мы в лесу. Наощупь обошла пред машины, она стояла на узкой дороге, это даже была не дорога, а тропинка, такая небольшая, что казалось деревья, обхватили кузов и сжали в своих крепких объятьях. В нос бил одуряющий аромат цветущей черёмухи и сирени. Толку от этих гуляний было чуть, куда идти, и где искать Риши было не понятно. Я снова забралась в тёплое нутро грузовика. Попыталась на ощупь найти хотя бы воду, но это было безрезультатно. На меня накатила паника. А вдруг о нас забыли? Вдруг что-то случилось, и мы умрём здесь от отсутствия жидкости, еды и лекарств? А вдруг Общество нашло повстанцев, и мы все опять попадём в Лагерь? Какая-то часть моего мозга осознавала бредовость этих кошмаров, и подсказывала мне, что надо дождаться восхода, а дальше я справлюсь, но другая очень убедительно говорила мне, что всё плохо, очень-очень плохо.

К тому моменту, когда моя паника достигла угрожающих масштабов, в кабине возникло лицо врача, зловеще подсвеченное карманным фонариком:

— Извини, я не мог прийти за вами раньше, — начал он, но увидев моё выражение лица, ринулся внутрь, к подруге.

Он потрогал её лоб, потом задрал рубашку и злобно цыкнул, сквозь зубы. Беспокойство, а может любопытство, заставило заглянуть ему через плечо. Живот мулатки перепахивали ярко-красные, воспалившиеся, свежие шрамы. Пошарив в необъятных, накладных карманах своих штанов он вынул шприц и ввёл девушке какую-то светлую жидкость, почти мгновенно лицо подруги расслабилось, по всему выходило, это было обезболивающее. Мужчина аккуратно взял её на руки и задом попятился к открытой двери. Я последовала за ним.

— Возьми фонарик и свети, под ноги, — приказал он мне, когда мы оба очутились на земле.

Мы шли, я освещала дорогу, но ощущение, что мы в необитаемой чаще меня не покидало. Воздух тут был значительно теплее и влажнее чем в Лагере или в перевалочном пункте повстанцев. Неожиданно, мы упёрлись в крохотную халупку размером с сельский клозет, выросшую, будто из-под земли, на нашем пути.

— Иди вперёд, направь фонарь вниз, там ступеньки, — отрывисто бросил врач. И действительно за расшатанной, сляпанной из трухлявых досок дверью сразу начиналась крутая лестница в недра эдакого подземелья.

Спускаться было ещё страшнее, во мраке возникало ощущение, что земляные своды нависали над нами и грозили вот-вот обрушиться, я старалась не дышать, чтобы не нарушить их, как мне думалось, хрупкую неустойчивость. Когда лестница кончилась, мы очутились на небольшом пятачке освещённым слабым диодом светильника, чернота обступала нас, протягивая свои бархатные лапы. Всё происходящее странно на меня действовало, вгоняя в ступор, поэтому, когда помещении зажегся свет я даже подпрыгнула, от неожиданности. Комната, представшая перед моими взором, была большой, по бокам от входа стояли островки мебели: то кровать с тумбочкой, то диван, то пара железных медицинских шкафов со стеклянными дверцами.

Риши положил Кару на кровать, подошел к шкафчикам и зазвенел какими-то склянками. А я так и застыла у лестницы, ошалело переводя взгляд с одного предмета на другой.

— Сядь, вон, на стул, — буркнул мужчина, он уже курсировал от полок к лежанке и обратно, поглощённый своей работой, то вкалывая девушке какие-то сыворотки, то пристраивая капельницу, то чем-то обмазывая шрамы мулатки. Я послушно плюхнулась на табуретку, стоящую у моих ног и замерла, заворожено следя за его умелыми руками. Для меня то, что делал этот мужчина, было каким-то священнодействием, которое могло спугнуть любое движение, даже шорох. Закончив, он сел на пол и откинулся спиной на борт топчана.

— Должно облегчить состояние, — смежив веки, будто самому себе прошептал он, — сама-то как?

— Нормально, — выудив из кармана блокнот, накарябала навесу я, но так как врач не открывал глаза, сидела с цидулькой в руках.

— Ты, наверное, проголодалась, — он тяжело поднялся и пошел к другим шкафам — деревянным, стоящим в глубине комнаты. Теперь он уже зашумел там, брякая посудой и шурша пакетиками. Я, наконец, решилась встать со стула и подошла к нему.

— Жить будете здесь. Пока ей не полегчает, на улицу и носа не кажи. Я, конечно, постараюсь организовать так, чтобы её не трогали, но, если вас увидят, в ближайшие дни, её проверят и привет, несмотря ни на что, адрес приюта, что недалеко находится дадут и всё. Как сама догадываешься, в наши планы это не входит. Тем более что ходить тебе здесь пока не к кому. Германа на данный момент в поселении нет. Он придёт где-то через неделю, надеюсь, твоя подруга к этому времени оклемается, — он, повернувшись, сунул мне в руки тарелку, с яичницей, на помидорах и черном хлебе, в животе предательски заурчало, показывая насколько же я голодная, сам же прихватив другую, уселся тут же на стул.

— Почему ты мне помогаешь? — отставив блюдо, написала я ему.

— Люблю я самоотверженных и смелых людей, — с набитым ртом ответил он, — ты не побоялась протопать пол материка, ради человека с которым почти не была знакома. Но как только с твоей подругой, которую ты тоже не так давно узнала, случилась беда, ты от всего отказалась лишь бы помочь ей. Потому как даже если ты обожаешь Германа, найти его это просто желание, а Каре твоя помощь действительно нужна. Самоотверженно. Да и стоит заметить, я не одобрял, что Герман тебя оставил в деревне. Беспомощная, немая девочка! — после этой фразы он скептически ухмыльнулся, — по его рассказам так получалось, да вот только я сейчас её не наблюдаю. Он после моих доводов даже потащился обратно за тобой, но ты уже ушла.

— Ты его хорошо знаешь? — второе послание Риши читал уже облизывая пальцы, потому что свою еду он просто смёл за считанные мгновенья.

— Да как тебе сказать. Полагаю, что есть немного. Мы с ним большие друзья. Он почему-то решил, что со мной можно дружить, с чего, правда, ума не приложу. Ну, ходили на пару вылазок, да и всё. Герман меня этим удивил, обычно я не нравлюсь людям, — я недоверчиво глянула на него.

— У меня ты сразу вызвал симпатию.

— Не подлизывайся, — ухмыльнулся мужчина.

— Заняться мне не чем.

— В общем, думается мне, ему надо было поговорить, да и я уже был готов общаться не только по делу. Много чего мы обсуждали в начале. Вот рассказал он про тебя, и мы рванули назад, нам то легче чем тебе было, и транспорт есть и куда идти известно. Пришли, а в доме чёрт знает, что творится. Всё разломано, разбросано как будто тайфун пронёсся. Ох Герман и психовал. Он же ушел, потому что почувствовал: Общество к нему подбирается. А тут, что уходил, что нет. Хочешь, открою страшную тайну? Он думал, что ты погибла, — я так вытаращилась, что у меня чуть глаза не выпали от изумления, — ага. Я ему пытался втолковать, что ты-то Обществу не нужна, зачем тебя трогать, если ты не в курсе его дел, а он как заведённый твердил, что тебя в Лагерь увезли. Я ему сказал, что в селе б не допустили этого, он же рассказывал, что у вас там чуть ли не рай. А он всё талдычит: «Что же я наделал!». Видела б ты его. Разве что не плакал. Или тебя сразу оттуда забрали, из вашего села? — я замотала головой и похлопала себя по груди, — сама, что ль ушла? — я кивнула, — как я и рассчитывал, что ты его искать пошла. Такая вот история. Ладно, давай спать укладываться, ты на софе ляжешь, а я на полу, — я встревожено посмотрела на Кару, — о ней не беспокойся, она проспит до утра. Да до него осталось то, пару часов. После завтрака я уйду, мне надо заниматься своими обязанностями, но я буду приходить проведывать вас.