- Ишь, расселись, черти!
Мы потягивали пиво маленькими глотками. Приятно сидеть за столиком и поглядывать на мальчишек, шмыгающих вокруг!
Гаррис очень шикарно закинул ногу на ногу и сдвинул на затылок шляпу.
Но пива в кружках становилось все меньше и меньше, и наконец круглое дно выглянуло и заблестело, как лысина.
Я поднял кружку, запрокинул голову и вылил в рот последнюю каплю.
- Жаль, - сказал я, - было вкусно.
- Будет еще вкуснее, - сказал Марден. - Идем к Петтинджилю есть мороженое.
Я порылся в карманах.
- У меня больше нет денег.
- Я все до цента потратил на петарды, - заявил Виткомб.
- А я на яблоки, - прибавил Бенни Уоллес.
- Бросьте, друзья, идите, если зовут, - сказал Марден.
Мы не заставили себя долго просить и отправились к Петтинджилю.
Кондитерская Петтинджиля была самая лучшая кондитерская в городе.
Хозяин ее, мистер Петтинджиль, был самый знаменитый человек в Ривермуте. Ни один свадебный обед, ни один юбилейный вечер не обходился без пломбира и тортов его изготовления.
Но не торты и пирожные прославили мистера Петтинджиля. Он был капельмейстером любительского оркестра "Ривермутских друзей музыки". И когда его кругленькая фигурка, горбатый нос и торчащий, как петушиный гребень, хохолок появлялись на эстраде, публика хлопала, не жалея ладоней.
Мистер Петтинджиль дирижировал, приподнимаясь на цыпочки и грациозно размахивая палочкой.
На репетициях эта самая палочка дробно стучала по деревянному пюпитру и угрожающе качалась перед носом зазевавшегося фагота или барабанщика. Мистер Петтинджиль был вспыльчив.
Чарлз Марден дернул дверь с надписью: "Кондитерское искусство Петтинджиля".
Серебристо зазвенел колокольчик, и мы вошли в кондитерскую.
По стенам на полках были аккуратно расставлены коробки, перевязанные розовыми и голубыми ленточками. С крышек улыбались кудрявые красавицы, прижимавшие к груди букеты роз.
На стойках под стеклом нежно белели и розовели кремовые башенки тортов и пирамиды конфет. Сладкий запах ванили и рома поднимался от напудренных сахаром кексов и пудингов.
За прилавком стояла продавщица в кружевном передничке и кружевном чепчике. У нее щеки розовые, как засахаренные персики, а оборочки чепца, воротничка и рукавчиков пышные, как крем на пирожных.
Кафе было в комнате за магазином. Мы прошли туда и заняли столик на "шесть персон".
В кафе было пусто. Приближался обеденный час, а ривермутские жители не любили портить сладостями аппетит перед обедом.
В глубине комнаты, за зеленой перегородкой, мистер Петтинджиль принимал заказы. Чарлз Марден заказал мороженое, и через пять минут девушка в белом переднике поставила перед нами блестящий поднос. На стеклянных вазочках красное, малиновое и кремовое ванильное мороженое высилось легкими горками. Тоненькие костяные ложечки торчали из каждой верхушки. Мы набросились на мороженое, и скоро вазочки опустели. Самая придирчивая посудомойка не могла бы на нас пожаловаться: никто не оставил ни капли.
- Спроси еще! - воскликнул Марден, облизывая ложку. - Том Белли, скажи Петтинджилю, чтобы он прислал второй поднос.
Я посмотрел на Мардена недоверчиво. Что он? Шутит? Откуда у него столько денег?
Нет, Марден не шутил. У него было совсем серьезное лицо. Ну, если так... Я пошел за перегородку.
Петтинджиль сидел за стойкой и что-то записывал в конторскую книгу.
- Мистер Петтинджиль, пришлите нам, пожалуйста, еще столько же порций мороженого.
- Ванильного или малинового?
- И того, и другого, будьте любезны.
- А денег-то у вас хватит?
- Раз мы заказываем...
Я отдернул драпировку и пошел к своему столику.
"Что же это? Где они?"
На подносе пустые вазочки, стулья в беспорядке вокруг стола. И никого! Ни одного человека!
Ноги и руки у меня похолодели. Удрали, пока я разговаривал с Петтинджилем? А у меня ни пенса... А Петтинджиль шутить не любит.
За перегородкой зазвенели ложечки. Несут!
Я бросился к дверям. Румяная продавщица раскладывала на стеклянном блюде пирожные. Через магазин нельзя. Я оглянулся направо, налево...
Окно!
Я с разбегу вскочил на подоконник и, зажмурив глаза, бросился вниз. Пятки больно ударились о мостовую. Хорошо еще, что первый этаж.
Не оглядываясь, я понесся что было духу по переулку, свернул в Верхнюю улицу, пересек улицу Старого Рынка и вылетел на площадь.
- Стой, сумасшедший! Мина! Мина! - закричали со всех сторон.
Я остановился. Какая мина? Где? Передо мной не было ничего, кроме огромной бочки.
- Направо! Налево! - кричали из толпы и делали мне какие-то знаки руками. Я ничего не понимал и только растерянно оглядывался по сторонам.
Вдруг что-то разорвалось и грохнуло прямо передо мной. Меня сшибло с ног и подбросило в воздух.
---------
- Ну как? Лучше ему?
- Кажется, лучше. Он спит.
Я открыл глаза. В ногах кровати сидела тетушка Эбигэйль. В одной руке она держала рюмку с водой, в другой аптечный пузырек. Мутные капельки скатывались в рюмку и белым дымком таяли в воде.
Дедушка, неслышно ступая, шагал из одного угла в другой.
- Слава богу, никаких вывихов и переломов, - шепотом говорила тетушка. - Доктор сказал - просто общее сотрясение. Но что стало со мной, Даниэль, когда я увидела эти носилки! Я думала, что умру...
Я попытался приподняться, но все тело у меня заныло, а перед глазами заплясали красные и желтые круги. В ушах зазвенели ложечки Петтинджиля. Я застонал.
Тетушкин чепец наклонился ко мне.
- Что тебе, Том? Что с тобой?
Я хотел сказать: "Не беспокойтесь тетушка", но язык выговорил: "малинового и ванильного".
- Господи помилуй! - воскликнула тетушка. - Что он такое говорит?
- Здесь продается лучшее пиво в Америке!
11
В классе было пусто. На полу валялись бумажки и кусочки сломанного грифеля. Крышки парт были откинуты, и ящики для книг как будто нарочно показывали свои изрезанные перочинными ножами и заляпанные чернилами стенки. Один из ящиков был покрыт монограммами Г.Б. (парта Генри Блэка), в другом валялась забытая тетрадка, в третьем - целая куча ореховой скорлупы и растрепанный задачник.
