– Ну что, вы его видели, монсеньер? – спросил трактирщик.

– Нет, но все равно, – отвечал путешественник, – ни слова о нем тем, кто приехал со мной. Он, видимо, убрался, а если нет, смотрите, чтобы он не подходил к тем комнатам, которые вы нам отвели.

«Гм! Все это не совсем чисто», – подумал трактирщик и, задумавшись, ушел.

Дело в том, что мэтр Пильвоа боялся. Посетители его имели угрюмые физиономии и резкие манеры; кроме того, между деревьями его сада мелькали какие-то тени. Он остерегся исследовать это обстоятельство, но оно увеличивало его тайные опасения.

Тифена с фонарем в руке ждала у дверей дома, чтобы посветить путешественникам и проводить их в приготовленные комнаты. Когда карета остановилась у дверей, один из путешественников подошел, отворил дверцу и помог выйти даме.

Эта дама, роскошно одетая, по-видимому, отчего-то страдала и шла с трудом. Однако, несмотря на свою слабость, она оттолкнула руку, поданную ей одним из путешественников, и приблизилась к Тифене, которая, сострадательная, как все женщины, поспешила помочь ей взойти по лестнице, несколько крутой, которая вела в комнату с балдахином.

Путешественники оставили кучера и одного лакея стеречь карету, которую не откладывали, и молча пошли за больной дамой.

Комната с балдахином, самая красивая в гостинице, была велика и меблирована с роскошью. Яркий огонь горел в камине, и несколько свечей, расставленных на столах, разливали свет. Дверь, закрытая обоями, вела в небольшую комнату, сообщающуюся с другими частями дома.

Когда дама вошла в комнату с балдахином, она опустилась на стул и поблагодарила трактирщицу кивком головы. Тифена скромно ушла, удивленная и почти испуганная при виде мрачных лиц людей, среди которых она находилась.

– Господи Боже мой! Что же здесь затевается? – спросила она у мужа, которого встретила в коридоре, где он прохаживался с озабоченным видом. – Эти люди меня пугают. Бедная дама вся дрожит и, насколько я могла приметить ее лицо под маской, оно бело как снег.

– Я так же испуган, как и вы, душа моя, – отвечал со вздохом Пильвоа, – но мы ничего не можем сделать. Это слишком знатные господа, друзья кардинала. Они могут погубить нас. Нам остается только удалиться в нашу комнату, как нам приказано, до тех пор пока не потребуются наши услуги.

Трактирщик и его жена ушли в спальню и не только заперли дверь на ключ, но еще и загородили ее всем, что попалось им под руку.

Незнакомец, притворясь равнодушным, следил глазами за всеми движениями трактирщика, и как только тот вышел из кухни, чтобы отворить путешественникам, он встал, бросил кошелек, полный золота, поварам, приложил палец к губам в знак молчания и, закутавшись в плащ, вышел из кухни.

Повара поняли, что незнакомец скрывает какие-то планы, в которые им не следовало вмешиваться, разделили между собой деньги, так щедро им подаренные, и, припомнив приказания, полученные от хозяина, отправились спать.

Незнакомец, пока трактирщик принимал путешественников, углубился в сад. Дойдя до маленькой двери, о которой мы говорили, он тихо свистнул. Тотчас появились два человека. У каждого была длинная рапира на боку, пистолеты за поясом и карабин в руке.

– Что нового? – спросил незнакомец. – Вы видели что-нибудь, Мигель?

– Капитан, – ответил тот, к которому относился этот вопрос, – я ничего не видел, но опасаюсь засады.

– Засады?

– Да. Тихий Ветерок заметил несколько человек подозрительной наружности, которые, кажется, хотят взять нас на абордаж.

– Вы с ума сошли, Мигель! Вы видели просто путешественников, приехавших в гостиницу.

– Нет, капитан, напротив, они как две капли воды похожи на тех, которые гонятся за нами уже третий день. Готов биться об заклад, что это сыщики кардинала.

Незнакомец, по-видимому, размышлял.

– Далеко они? – спросил он наконец.

– Говори, Тихий Ветерок, – обратился Мигель к своему товарищу.

– Я их проведал около пяти часов, – сказал Тихий Ветерок, бретонец, низенький и коренастый, с хитрой и лукавой физиономией. – Я шел под нижними парусами только для того, чтобы перегнать их, и, кажется, оставил их в дрейфе позади.

– Стало быть, впереди у нас целый час.

– Около того, капитан.

– Это даже больше, чем нам нужно. Послушайте, ребята, поклянитесь вашей матросской честью, что вы будете повиноваться мне во всем.

– Клянемся, – в один голос ответили они.

– Смотрите, я полагаюсь на вас.

– Так точно, – сказал Мигель.

– Что бы ни случилось, предоставьте мне действовать одному, если я не дам вам особого приказания прийти мне на помощь. Если, пока мы будем находиться здесь, явятся сыщики кардинала, вы убежите.

– Убежим?! – воскликнули оба моряка.

– Это необходимо, друзья мои! Кто меня освободит, если мы все втроем окажемся в плену?

– Справедливо, – заметил Мигель.

– Итак, решено?

– Да, капитан, – ответили оба.

– Да, кстати, если меня возьмут, вам будут нужны деньги, чтобы освободить меня. Вот, возьмите.

Он передал им тяжелый кошелек, который матросы взяли без лишних слов.

– Теперь ступайте за мной и смотрите в оба.

– Не беспокойтесь, капитан, – сказал Мигель, – мы будем смотреть.

Незнакомец, а за ним и оба моряка подошли к дому. Они прошли в коридор, в конце которого находилась комната путешественников, в ту самую минуту, когда мэтр Пильвоа со своей супругой заперлись у себя в спальне. Карета, которую стерегли кучер и слуга, все еще стояла перед парадным входом, но три человека прошли никем не замеченные…

Как только трактирщица вышла из комнаты с балдахином, путешественник, по-видимому пользовавшийся определенной властью над своими спутниками, отворил дверь в смежную комнату, чтобы удостовериться, не подслушивает ли там кто-нибудь, потом сел около камина и сделал знак своим спутникам последовать его примеру. Только двое слуг остались стоять у двери, опираясь руками на карабины.

Несколько секунд в комнате, где теперь находились десять человек, стояло молчание. Наконец путешественник решился заговорить с молодой дамой, которая полулежала на стуле, склонив голову на грудь и безжизненно опустив руки.

– Дочь моя, – сказал он серьезным голосом по-испански, – настала минута решительного и окончательного объяснения между нами, ведь остается только четыре мили до конца нашего продолжительного путешествия. Я намерен задержаться на сутки в этой гостинице, чтобы дать вам время собраться с силами и явиться в приличном виде перед тем, кого я назначаю вам в мужья.

Молодая женщина ответила на эту сухую речь только глухим стоном. Отец ее продолжал, делая вид, что не замечает ее отчаянного состояния.

– Вспомните, дочь моя, что я только по просьбе ваших братьев согласился простить ваш проступок с непременным условием, что вы будете повиноваться моим приказаниям.

– Где мое дитя?.. – прошептала молодая женщина голосом, прерывающимся от горя. – Что вы сделали с моим ребенком?

Путешественник нахмурил брови, сильная бледность покрыла его лицо, но он тотчас взял себя в руки и сказал мрачным голосом:

– Опять этот вопрос! Не шутите с моим гневом, напоминая мне о вашем преступлении и о бесславии нашего дома.

При этих словах женщина вдруг выпрямилась и, сорвав бархатную маску, покрывавшую ее лицо, сказала гордым голосом, смотря отцу прямо в глаза:

– Я не виновата, и вы это прекрасно знаете! Вы сами представили мне графа де Бармона, вы сами одобряли нашу любовь, по вашему же приказанию мы были тайно обвенчаны. Осмельтесь опровергнуть это!

– Молчать! – закричал путешественник, вскочив с места.

– Отец! – вскрикнули два других путешественника, бросаясь к нему.

– Хорошо, я возьму себя в руки, – сказал он, понизив голос и усаживаясь на свое место. – Я задам вам только один вопрос, донна Клара: будете вы повиноваться мне?

Она колебалась с минуту, потом, приняв решение, ответила решительным и твердым голосом:

– Выслушайте меня, отец. Вы сами сказали, что настала минута объяснения, объяснитесь же. Я ваша дочь и также стою за честь нашего дома, вот почему я требую, чтобы вы отвечали прямо и не изворачиваясь.