- Трах-свидание? – уточнил Стайлз зло.
- Трах-свидание, – подтвердил Хейл, не смущаясь. И даже, призадумавшись, будто вспоминал – с кем, назвал имя: – С этим, как его там, борт-стюардом... Дижоном, да. Как горчица.
- Как горчица, – тупо повторил Стайлз, и его стало откровенно подташнивать.
От такой обыденной, ничем не выдающейся концовки своего изнасилования, которого как будто уже и не было, как не было никаких следов гадкого акта – ни крови, ни эха криков жертвы, ни слез, давно высохших на горячих щеках.
Остался только стыд от ощущения наказания, которое он заслужил. Только вот за что, Стайлз так и не понял.
Питер через несколько минут уехал на своем корвете, понятливо кивнув взъерошенному Стайлзу на прощание, который не пожелал садиться в машину к врагу. Хотя резон-то был. Стайлз и не представлял, каково это будет, всю дорогу до города зажиматься в такси из последних сил, чтобы не намочить сиденье вытекающей из задницы спермой любовника.
Дома Стайлз медленно и неохотно, проклиная себя за эту медлительность, вымылся в душе, на пол-фаланги проникая пальцами в себя, не очень-то тщательно вымывая из ануса остаточное семя Питера Хейла. И уже в темноте спальни, пылая щеками, стыдясь, снова вставил в задницу два своих пальца, вставил поглубже, зная, что там, в жарких внутренностях его, еще осталось то, от чего было и гадко, и стыдно, и грязно, и божественно хорошо: сперма другого мужчины, впервые проникшая в него, впервые вытекающая из него и дарящая этими ощущениями чувство немыслимой интимности, наконец-то зародившейся между ними. Чувство того, что так трахаются настоящие любовники – те, кто друг друга любят.
Без сожалений, без обид, без ревности.
Без защиты.
Пальцам было скользко. Достав из себя чужую сперму, Стайлз с некоторой гадливостью ощущал характерный запах не своих выделений. И он еще долго трогал себя там, внутри, думая, что теперь Питер Хейл с ним навечно, и некуда бежать, и даже тысяча миль между ними расстаться им не помогут.
Потом Стайлз плакал, слушая дождь за окном. Размазывал по щекам той же рукой, которой ласкал себя, слезы вперемешку со спермой, и было плевать. Он ясно осознавал себя поруганным, лишенным воли и чего-то еще, более важного. Он четко классифицировал себя жертвой изнасилования, еще со школы выучив все эти сухие термины, употребляемые в полицейских участках, где работал отец.
Ближе к ночи стала болеть скула, на которой он лежал, когда Питер его трахал. И, зная прекрасно свою нежную белую кожу, Стайлз горько прогнозировал появление синяка наутро. Улику, как сказал бы следователь по его несуществующему делу.
Когда же слезы высохли на щеках, оставив на лице некрасивые, стягивающие кожу разводы, будто бы знаменуя окончание его краткого анализа произошедшего с ним, смартфон, лежащий рядом с кроватью, мигнул входящим сообщением от Питера.
Ты ждал извинений, Стайлз?
Ха.
“Проверься”, – было написано в смс одно слово.
====== Часть 15 ======
- Прогнись в пояснице и отведи левую ногу чуть... Стайлз!
Дерек, нахмурившись, все еще лежал на нём, все еще был в нём, немного не к месту задумавшемуся, позорно ускользнувшему из его объятий в глупые ненужные раздумья.
- Прости, я...
- Ты снова отлыниваешь.
Вот как. Отлынивает он.
Стайлз сердито посмотрел на любовника, который час назад утащил его от окна снова в постель и снова заставил заняться сексом. Тут Стайлза передёрнуло и мысленно он сменил формулировку на “склонил”. Да. Дерек всегда склонял его к повторному сексу. Дерек всегда заботился о том, чтобы Стайлз регулярно кончал, а Стайлз с трудом припоминал в такие моменты – всегда ли его второй любовник был таким педантичным в постели и не терпящим однобокого удовлетворения?
- Мы получаем удовольствие в сексе. Оба. И это не обсуждается, – говорил Хейл, и Стайлз пытался соответствовать, раздумывая, от того ли, что он прямо намекнул тогда Дереку про то нелепое происшествие, тот нянчится с ним, принуждая кончать и кончать под собой всеми способами, стирая из памяти болезненный секс с другим Хейлом, который как раз-таки не закончился его оргазмом.
- Прогнись, вот так, умница, – прошептал Дерек прямо над ухом, заставляя услышать себя и сам отвел левое колено Стайлза в сторону сильнее.
Двинул уверенно бедрами, проникая в его тело глубже, плотнее вжимаясь в стройную фигуру, и так же медленно начиная выводить пенис из расслабленной, растянутой дырки. На третьей монотонной фрикции у Стайлза на удивление сбилось дыхание, мышцы ануса напряглись, напряглась вся нижняя половина тела – бедра, ляжки и всё между ними. Кишечник запульсировал, посылая теплые волны в пах, и Стайлз стал мучительно сладко и тягуче кончать попой, чувствуя, как из уретры сочится медленными каплями сперма, выдоенная анальным оргазмом.
- Теперь идеально, – скользнул по шее тот же жаркий шепот любовника, и Стайлз прикрыл глаза, отдаваясь наслаждению, немного морщась от неприятного ощущения выскальзывающего из ануса члена; чуть вздрагивая от летящих на его грудь и живот капель чужой спермы – Дерек предпочитал кончать без презерватива, мастурбируя на его тело.
Идеально было все. С Дереком всегда так было. Пусть даже Стайлз и не научился быть горячим, темпераментным крикуном в постели, под Дереком не имея сил на стоны. Рот просто выдыхал нужное количество воздуха, чтобы потом сделать судорожный его глоток для поддержания жизни в трепещущем, оргазмирующем теле. На звуки сил не было.
Дерек же кончал с долгим, чувственным, озвученным тихой мольбой выдохом, еще раз доказывая, что быть идеальным можно.
Сам Стайлз старался изо всех сил приблизиться к некоему эталону, придуманному им самим, но выходило плохо – он просто не знал, как быть хорошим, правильным партнёром: вспоминалось другое прошлое, неидеальное. Горячее, иррациональное и до одури бессистемное. То, что было между ним и другим Хейлом.
И с каждым днём соответствовать чему-то недосягаемому становилось труднее и труднее. Часто Стайлз, не желая кончать, просто лежал под Дереком, задумавшись, наслаждаясь теплом большого тела рядом, присутствием в своей постели мужчины. Но Дерек требовал отдачи, он тщательно следил за получением удовольствия и был в этом очень строг. Поэтому и прогибаться в пояснице и отодвигать левую, а иногда и правую ногу ему приходилось безоговорочно. И Стайлз отодвигал.
- Бо-о-оже... Как хорошо... Как же хорошо-о-о...
Это происходило снова и снова.
Стайлз еле дышал, боясь пошевелиться – при каждом шевелении в промежности тянуло болезненно-сладким спазмом, и Стилински понимал, что уже не может отличить, чего же в ощущениях больше – боли или наслаждения. Всё смешивалось.
Дерек как чувствовал – медленно и аккуратно покидал его тело, освобождая наконец от сладостной пытки анальным оргазмом.
- И где ты всего этого понабрался, Дер? – спрашивал Стайлз Хейла, не понимая – и почему именно в такой позе у него случается очередной оргазм.
- Я фармацевт, считай, врач, и у меня в колледже был курс анатомии и физиологии. Я, конечно же, взялся за углубленную программу, – напоминал Хейл, а Стайлз вспоминал смешное “недоврач”, как называл своего племянника Питер.
Потом решительно развеивал воспоминания усилием воли и усмехался, с восхищением думая, что углубляться куда бы то ни было у Дерека получается очень результативно.
Он уже сейчас точно знал, когда жизнь его вроде бы устоялась, что с Бостоном ничего не выйдет.
С Дереком тоже.
И эта интуитивная категоричность его пугала, Стайлз путался в её мотивах, не понимая – какая из двух его разных трагедий мешает ему жить. Случившийся чудовищный насильственный секс между ним и Питером, их прощальный секс, он как-то ощутимо мерк по сравнению с кошмарным замыслом кого-то анонимного, кто чуть не разнес Стайлзу взрывом башку спустя неделю, и Стайлз не знал – от чего или кого бежит на самом деле. Но сменить обстановку следовало, то же говорил и его психолог из центра, не обещая правда, что это поможет. Посттравматический синдром будет одинаково напоминать о себе как на родном Юге, так и в Массачусетсе. Но вы езжайте, езжайте, говорил ему врач, окунетесь в новые пейзажи, смените климат, поразмышляете. Стайлз усмехнулся: сейчас он только и делал, что размышлял. Даже под Дереком, считая это побочным эффектом терапии.
