На звонок никто не ответил, хотя из полуоткрытого окна слева от входа доносилось хныканье младенца. Когда она постучала в дверь, ей на туфлю слетела чешуйка бежевой краски. Тут она вспомнила, в каком состоянии находится ее собственный новый дом. Гэвин мог бы подсобить ей с ремонтом, но об этом он даже не заикался. Время от времени Кей перебирала все то, чего он не сказал и не сделал, – в точности как скупец перебирает долговые расписки; от досады и горечи она давала себе зарок потребовать расплаты.

Она постучала еще раз, слишком поспешно, чтобы только отвлечься от этих мыслей, и услышала приглушенный голос:

– Да иду, мать вашу, иду.

Дверь распахнулась; на пороге стояла женщина – не то девочка, не то старуха, в линялой голубой майке и мужских пижамных штанах. Одного роста с Кей, она вся как-то усохла. Ключицы и скулы выпирали из-под тонкой бледной кожи. Клочковатые волосы, крашенные, причем явно своими руками, в ярко-рыжий цвет, выглядели как парик, нахлобученный на голый череп; зрачки были сужены до предела; груди практически отсутствовали.

– Здравствуйте, вы – Терри? Меня зовут Кей Боден, я замещаю вашего инспектора, Мэтти Нокс.

Тонкие серовато-белые руки женщины пестрели серебристыми оспинами; на одном предплечье вызывающе краснела мокрая язва. От правой руки до самой шеи тянулся широкий, будто пластиковый шрам. В Лондоне Кей курировала одну наркоманку, которая устроила в доме пожар, а когда спохватилась, было уже поздно.

– Ну ясно, – промямлила Терри после затяжной паузы.

Теперь она казалась гораздо старше: у нее не хватало нескольких зубов. Повернувшись спиной к Кей, она нетвердой походкой двинулась по темному коридору. Кей пошла следом. В доме пахло тухлятиной, по`-том, застарелой грязью. Терри свернула в первую дверь налево, за которой располагалась крошечная гостиная.

Там не было ни книг, ни репродукций, ни фотографий, ни телевизора – ничего, кроме пары старых, засаленных кресел и хромого стеллажа. Обломки его валялись на полу. Прислоненная к стене башня новехоньких картонных коробок желтого цвета смотрелась инородным телом.

В центре комнаты топтался босой ребенок в футболке и набухшем подгузнике. Кей знала из документов, что ему три с половиной года. Его нытье, похоже, было бессознательным и беспричинным – просто сигнал присутствия. Он прижимал к себе пакет из-под каких-то хлопьев.

– Это, видимо, Робби? – уточнила Кей.

При звуке своего имени ребенок посмотрел в ее сторону, не прекращая ныть. Терри сдвинула в сторону облупленную жестяную коробку из-под печенья, которая занимала одно из грязных кресел, и примостилась рядом, наблюдая за Кей из-под тяжелых век. Кей присела на другое кресло, стараясь не смахнуть с подлокотника переполненную пепельницу. Окурки частично просыпались на сиденье: Кей ощущала их бедрами.

– Ну здравствуй, Робби, – сказала Кей, открывая досье Терри.

Мальчонка по-прежнему скулил – и тряс пакетом, в котором что-то стучало.

– Что там у тебя? – спросила Кей.

Он не ответил и что есть силы тряхнул пакет. Оттуда вылетела пластмассовая фигурка, которая, описав дугу, завалилась за картонные коробки. Робби заревел. Кей наблюдала за Терри, которая безучастно уставилась на сына. В конце концов мать буркнула:

– Заткнись уже, Робби.

– Может, попробуем достать? – предложила Кей, радуясь предлогу подняться с кресла и отряхнуть сзади брюки. – Давай-ка посмотрим.

Она заглянула в просвет между стеной и коробками. Игрушка застряла у самого верха. Кей протянула туда руку. Коробки оказались тяжелыми; сдвинуть их было непросто. Изловчившись, Кей все же достала фигурку и увидела, что она изображает толстого ярко-лилового человечка, сидящего в позе Будды.

– Держи, – сказала она.

Робби успокоился; он вернул игрушку в пакет и опять загромыхал содержимым.

Кей огляделась; под сломанным стеллажом валялись две игрушечные машинки.

– Любишь машинки? – спросила Кей, указывая на них пальцем.

Ребенок даже не посмотрел в ту сторону и лишь покосился на Кей с расчетливым любопытством. Затем он поковылял к стеллажу, извлек из-под него одну машинку и продемонстрировал ее Кей.

– Би-би, – выговорил он. – Мафына.

– Очень хорошо, – похвалила Кей. – Молодец. Машина. Би-би.

Ей пришлось опять сесть и вытащить из сумки блокнот.

– Итак, Терри. Как ваши дела?

Помолчав, Терри выдавила:

– Нормально.

– Объясню еще раз: Мэтти сейчас на больничном, я ее заменяю. Она передала мне свои записи; я проверю, не произошло ли у вас каких-либо изменений за истекшую неделю, договорились? Тогда начнем: Робби посещает детский сад, правильно? Четыре дня в неделю в первую смену и два дня – во вторую, верно?

Голос Кей, казалось, не достигал слуха Терри, ну разве что издали. Словно та сидела на дне колодца.

– Ага, – ответила Терри, помолчав.

– И что вы скажете? Ему там нравится?

– Ага, – сонно выдавила Терри.

Но Кей внимательно изучала небрежные записи Мэтти.

– А разве сейчас он не должен быть в детском саду, Терри? Разве по вторникам он дома?

Терри, очевидно, боролась с дремотой. Пару раз голова ее начинала клониться то к одному плечу, то к другому. В конце концов она выговорила:

– Его Кристал водит, так нету ее.

Робби запихнул машинку в пакет. Потом он поднял с пола окурок, отлепившийся от брюк Кей, и отправил его к машинке и лиловому Будде.

– Кристал – это ваша дочь, правильно? Сколько ей лет?

– Четырнадцать, – сквозь дремоту пробормотала Терри. – С полтиной.

Судя по записям, Кристал исполнилось шестнадцать. Наступило долгое молчание. У кресла, которое занимала Терри, стояли две кружки с зазубринами по краям. Грязная жижа в одной из них цветом напоминала кровь. Терри сложила руки на плоской груди.

– Я уж его одела, – сказала Терри, с трудом извлекая слова из глубин подсознания.

– Извините за такой вопрос, Терри: вы сегодня утром кололись?

Терри утерла губы похожей на птичью лапу рукой.

– Не.

– Кака, – объявил Робби, направляясь к дверям.

– Ему не надо помочь? – спросила Кей, когда Робби скрылся из виду и затопал по лестнице.

– Не, он сам, – промямлила Терри, опершись на подлокотник и поддерживая кулаком болтающуюся голову.

Робби кричал с верхней площадки:

– Закыто! Закыто!

Он барабанил в какую-то дверь. Терри не двигалась.

– Давайте я ему помогу, – вызвалась Кей.

– Ага, – сказала Терри.

Взбежав по лестнице, Кей повернула тугую дверную ручку. В нос ударила вонь. На серой ванне темнели бурые потеки; в унитазе плавали фекалии. Кей успела нажать на слив, прежде чем Робби залез на стульчак. Наморщившись, он шумно тужился, ничуть не смущаясь ее присутствием. Раздался громкий всплеск; вонь пополнилась новыми нотами. Робби слез с унитаза и, не вытирая попу, натянул подгузник. Кей призвала его исправить это упущение, но он не понял, что от него требуется. Ей пришлось вмешаться. Заскорузлые, воспаленные детские ягодицы сочились сукровицей. Подгузник пропах мочой. Кей попыталась его снять, но Робби завопил, ударил ее, вырвался – и, придерживая спущенный подгузник, стремглав понесся обратно. Кей хотела вымыть руки, но не нашла мыла. Стараясь не дышать, она поплотнее закрыла за собой дверь.

Перед тем как спуститься вниз, она заглянула во все три спальни. Из каждой барахло вываливалось в коридор. Кроватей не было; в этом доме спали на матрасах. Робби, видимо, жил в одной комнате с матерью. Среди грязной одежды на полу валялись дешевые пластмассовые игрушки, рассчитанные на младенцев. Кей с удивлением отметила наличие пододеяльника и наволочек.

В гостиной Робби заныл, как прежде, стуча кулачком по башне картонных коробок. Терри глазела на него из-под полуприкрытых век. Перед тем как сесть, Кей отряхнула кресло.

– Терри, если я правильно понимаю, вы состоите на учете в клинике «Беллчепел», где проходите курс лечения метадоном. Это так?

– Мм, – сонно протянула Терри.