По счастью, с шиком съездили мы в школу считанные разы – по обоюдному замалчиванию сторон благое дело благополучно «завяло». Спокойнее было всё же украдкой (хоть и по святому делу) умыкать втихаря и ехать, мирно и долго, на автобусе. Хотя и была какая-то затаённая тревога в этих школьных проводах – неясная и неотвязная. И как спускались мы в лифте, экономя время спуска в суровых мужских объятиях-похлопываниях: «Люблю тебя, сынок!» – «Я тебя тоже!» – «Ты лучший на свете сын!» – «Ты лучший на свете папа!» – где последние похлопывания традиционно походили уже больше на шлепки – так и задумывалось. И улица встречала нас шальной вереницей несущихся машин, и двадцать шагов пешеходного перехода были ежедневной тропой войны, для которой сын был ещё мал. И день, хранивший в утреннем пробуждении остатки мудрости и рассудка, был уже в полном безумии час-пика.

Тревожно было доверять ему Семёна.

А тот до сих пор гордо узнавал «гелики» на улицах города: «Пап, пап, смотри! На таком мы ездили, да?»

В четверг мне круто подфартило. С утра отзвонился Александр: не сможет он меня сегодня «пасти» – в службе судоводителей надо ему быть. Так что не очень я на работе усердствовал, выкроив ещё два часа на поход в парикмахерскую – наконец-то!

– …Ты, вижу, постригся. – Искря глазами, Любаша, повернувшись ко мне, касалась меня плечиком.

– Да, буду волосы отращивать – чтобы передние назад, до затылка укладывались: по законам жанра! Это если бы я в охранное тутошное предприятие сунулся – вот тогда бы постригся наголо.

Офис охранного предприятия был чуть дальше – прямо по коридору.

Мы, не сговариваясь, пришли с Любашей пораньше, и теперь сидели рядом на мягкой скамеечке, подсунув, как дети, под себя ладони. С удовольствием наблюдая, как Артём (так, сказала Люба, звали нашего учителя) занимается с бальной парой профессионалов.

Деткам было, наверное, лет шесть-семь.

– Вот смотри, Маша. Ты прошла такую длинную дорожку шагов, а на последнем – главном! – акцента не сделала. Не выделила ты его никак! Спрашивается – зачем Маша шла?.. Вот поставила перед Машей мама тарелку, а супа не налила. Маша спрашивает: «Мама, а где суп?» Вот и я спрашиваю: Маша, а где последний, акцентированный шаг?

Поджимая губки, Маша оборачивалась почему-то на меня и оставляла за собой право хранить молчание.

– Ты как себя чувствуешь-то?

Накануне вечером Татьяна сообщила: «Любаня заболела. Говорит в нос, глаза красные – еле уроки отвела. Ты позвони ей – сможет она прийти-то?» Позвонил, конечно: «Приду обязательно! Не дождётесь!»

– Но-ормально! Выздоравливала же интенсивно. Пришлось даже водки с мёдом на ночь выпить – бе-е-е!

Словно лазоревым – в цвет её кофточки – бризом веяло от Любы. Тёплым и терпким. Полузабытым и таким манящим экзотической своей, неведомой далью.

– Так, ну что – встаём? – Закончив с юными дарованиями, Артём готов был приняться за нас.

– Итак, ча-ча… Извините – конечно, ча-ча-ча!..

В разминке, так повелось, девушки образовывали первый ряд, а мужская братия норовила скрыться от преподавательского взора за спинами своих партнёрш.

– Этот танец пришёл к нам с Кубы. Основные шаги здесь те же, что и в румбе, только в середине добавляется – вот здесь— один промежуточный шаг. Так называемое «шоссе». Давайте попробуем – пока поодиночке!

Ножные выпады вперёд и назад я усвоил с ходу: точно так по молодости танцевали мы на дискотеках – тогда это было круто! А вот на «шоссе» начал буксовать и теряться – оно ж такое длинное (целых два шага!). Вдобавок, по ходу движения надо было ещё и неведомую, пропущенную на самом первом занятии «восьмёрку» крутить (а какая она – восьмёрка эта?). Так что выходило точно «восьмёркой» колеса велосипедного – не езда, а сплошное мучение.

– И основное, пожалуй, в ча-ча-ча: колени работают назад. Вперёд вы не старайтесь чрезмерно колени сгибать – вообще про вперёд не думайте: назад! Назад сгибайте! Вот, как будто позади вас, на уровне коленей, силомер находится, и вам нужно его как можно сильней, выпрямляя назад колено, ударить: ба-бам!.. Ба-бам!

А, ну так бы сразу и сказали: «выпендрёжные колени»! О, это кубинцы! Да – это они! Лосаро – я тебя узнал!

– Ча-ча, раз, два, три!.. Ча-ча, раз, два, три! – чётко отбивал ритм Артём.

«Вамос де ла вилья!» – если я правильно сладкоголосье, нёсшееся из динамиков, понимал, – «уна милья!» Получалось: «Пойдём в деревню!» – соседнюю, надо полагать – всего-то километр до неё, по тексту, было.

Доковылял-таки, хоть и не всегда твёрдо и спотыкаясь порой (кто же в соседний колхоз на танцы тверёзый сунется?) на «шоссе» этом длиннющем, зато уж в последнем шаге колени гнул – камерадес отдыхали!

– Всё!.. Хорошо сегодня поработали, всем спасибо! До вторника.

Покидая раздевалку, я кивнул на ходу Любе:

– Я жду!

– Угу…

Семичасовая группа уже приступила к разминке. Активно, и даже с куражом. Сразу виделось – это уже не новички. Интересно, что партнёрши смотрелись несколько увереннее своих партнёров. Особенно притягивали взор две: невысокая и хорошо сложённая девушка с серьёзным взором и заряженными целеустремлённостью движениями – рядом не стой! – и высокая, но, сдавалось, недалёкая, пленявшая взор как пластикой движений, так и кружевами нижнего белья под полупрозрачными лосинами, девица. Надо было понимать, что это были фронт-умэншы группы – прямо перед Артёмом они и располагались. Но какое мне было до них дело, когда…

– Пойдём?

Лестница, сводя нас вниз, дарила целых восемь пролётов разговора.

– Слушай, эта группа так здорово двигается!

– Так они уже, – воздела указательный палец кверху Люба, – два месяца уже занимаются. А Женя – вот, к которой я подходила, – второй год уже ходит.

– Су-урьёзная такая!

– Да, это же дочь нашей директрисы. Она-то мне эту студию и рекомендовала.

Вот как! Обложили.

Осенние сумерки ловили каждую вспышку последних закатных бликов в не зажёгшихся ещё окнах, а улица уже нарядно цвела светом фонарей, витрин и реклам.

– Преподаватель у нас здоровский, верно?

– Да, – улыбнулась Люба, – но видно, что университетов танцевальных, так скажем, не оканчивал.

– Но дело своё знает крепко – я тебя уверяю. И делом своим уж точно одержим. Ты никогда не замечала, что если какой-то человек внешне тебе кого-то напоминает, то, почти наверняка, будет он похож и внутренне, по характеру. Зачастую, один к одному. У нас в университете, на рабфаке, преподаватель литературы был – Свиридов Станислав Витальевич. Лекцию пропевал, как песню. Так вот – и жестами, и дикцией, и даже внешне – вылитый Артём… Одна, кстати, из причин, почему я университет, э-э, оставил – потом, на заочном, были и такие преподаватели, что… Не Свиридовы – совсем! В общем там, на рабфаке, я всё, что мне было надо, благодаря Свиридову и взял… Но я знаю наперёд – меня Артём будет недолюбливать и уж точно со мной будет на «вы».

Диковинное ча-ча-ча всё бурлило во мне, да и в Любе, видимо, тоже. Сегодня путь наш был длиннее – моей партнёрше нужна была «Бомба», центр торговый. И за время пути я, к вящему моей спутницы интересу, успел поведать Любови – красочно и почти правдиво – про ту давнюю и дивную – кубинскую! – ночь в Лас-Пальмасе. Водку только в коктейле и замолчал – больная ведь, тоже, для Любаши тема.

На прощанье был дружеский поцелуй в щёку – как на Канарах принято.

Я шёл домой, легко разверзая воздух городских улиц, да и сам этот город, и весь этот мир – теперь всё по плечу!.. «Шоссе» бы вот только научиться проходить. Но это, пред Ушакова, просто семечки!..

– От Нахимовой привет. До остановки её проводил, на автобус посадил, вот.

– Слушай, ты такой молодец! – искренне радовалась Татьяна.

Кстати, о колхозных танцах: вот откуда скованность движений и идёт! В славные-то те времена поры моей школьной, если вздумал ты поражать местных раскрасавиц пластикой эксцентричных своих телодвижений, то у местных кавалеров сразу становился претендентом на мордобой № 1: «Вот этого, рыжего – обязательно!..».