Эйдер обратился к огню за помощью. Стихия ответила тут же.

Старшая обошла пламя и протянула мне грязную робу.

– Надень это и служи Матери, – сказала она.

Я отшатнулась от одежды. Оглянулась на огненного мага.

– Ты будешь жить здесь, – сказал он. – Таковы традиции.

Эйдер не был согласен с этим, я видела это по сжатым в тонкую линию губам, по суровому взгляду исподлобья, но он только добавил тише:

– Главное – не дотрагивайся до стручков, Айя.

Я приняла из рук Старшей одежду мертвой девушки.

Смирение и труд. С этих слов начиналось мое утро.

За час до рассвета Безмолвные сестры собирались в центре у разожженного костра и пели тягучую, как мёд, песню, приветствуя рождение солнца.

Почти всегда я была в одиночестве, хотя и не одна. Нас было два десятка таких женщин, «пустых» кувшинов, семян, зовите как угодно. Мы не заслужили благословения Богини Матери и не имели права касаться детей, которыми она наградила более удачливых, чем мы. А наши хижины располагались на другой стороне острова, подальше от детского смеха, в тишине, прерываемой лишь молитвами и плачем. Считалось, если у женщины нет детей, то и радоваться ей нечему.

Мне не в чем было себя винить. Я сознательно делала то, что делала, но моя уверенность в том, что рожать было необязательно, проходила теперь серьёзную проверку на прочность.

Я сильно уставала. Первое время буквально валилась с ног и мгновенно засыпала в своем шалаше для лилипутов на сухих листьях и траве, брошенных на голую землю. Такой теперь была моя постель.

Да, условия здесь сильно отличались от того, к чему я успела привыкнуть в Нуатле. Для меня было само собой разумеющимся, что в доме стояла кровать с меховым постельным бельем и матрасом-тюфяком. На острове ничего этого не было.

Даже округлые дома, сплетенные из лозы, были полной противоположностью угловатым домам-пирамидам Нуатла. Сужающиеся кверху пирамиды олицетворяли пламя огня, а грубостью формы и материала – мужское начало.

Женщина же была существом округлым, нежным и мягким. Острые углы были символом мужества, поэтому ни домов-пирамид, ни прямых дорог на острове было не найти. Издали дома напоминали черепашьи панцири – каждый разного размера, в зависимости от количества проживающих. Женщины строили их собственными руками. А тропинки, которые они прокладывали, извивались, как змеи.

Эти различия наводили на определенные мысли, и далеко не радужные. Остров находился буквально через пролив от Нуатла, но по развитию отставал на целое столетие. В каких условиях жили племена Тигра вдали от берегов Нуатла, оставалось только догадываться.

Женщины на острове были поделены на касты. Самое тяжелое положение было у бездетных. Самое привилегированное – у родивших нескольких детей. Такие женщины не раз побывали на Ритуале Матери и после оказались в постелях Сыновей Бога.

(Не думать, в чьих именно постелях. Не думать!)

Кроме бывших избранниц, на острове жили и обычные беременные женщины. Раньше остров был своего рода самым престижным роддомом с наиболее опытными акушерками, где женщина могла восстановиться, прежде чем вернуться в Нуатл. Но после того, как в Нуатл нагрянули Львы, к острову стали причаливать долбленки с беглянками и их детьми: они надеялись не только разрешиться от бремени, но и обрести здесь защиту.

Однако защитников на острове не было.

Когда Анкхарат говорил, что на острове есть мужчины, как и в Сердце Мира есть другие женщины, в объятиях которых можно познать удовольствие, он явно не знал, что представляют собой эти мужчины. Из них не вышло бы сколотить отряд в духе трехсот спартанцев. Будь эти мужчины действительно уроженцами прославленной Спарты, то именно их первым делом и сбросили бы с обрыва.

Особняком на острове жили хрупкие болезненные мальчики, разного возраста, которые были не нужны своему племени в Нуатле. Кто-то родился с увечьями, кто-то получил их позже. Иногда вместе со слабым ребенком на остров ссылали и его мать. Ей вменялось в обязаннось молить Богиню дать ей силы, чтобы родить еще одного, уже здорового ребенка.

Здесь жили пожилые люди обоих полов, чудом дожившие до такого почтенного возраста в первобытных условиях. На острове им была уготована роль нянек. В Нуатле, где считались только со здоровыми и молодыми, никто не церемонился с теми, кто не мог приносить пользу племени.

В самом отдаленном уголке острова узкой группкой жили истощенные и измученные люди, сломленные психологически и морально – изгнанные рабы. Они по-прежнему боялись каждой тени и даже когда узнали, что Нуатл пал, в любой лодке с беженцами им мерещились хозяева, прибывшие, чтобы покарать их.

Единственными, кто мог дать хоть какой-то отпор нападавшим, были изгнанные из Храма жрецы Бога Огня и, конечно, Шейззакс.

Черный великан вообще оказался самым внушительным мужчиной на острове. И стало понятно, почему бывшая жрица Эйкинэ шипела на каждую, кто осмеливался задержать взгляд на ее мужчине дольше обычного.

О, да! Как и я, эта женщина хорошо понимала, что такое ревность!

Шейззакс прибыл на остров по приказу Анкхарата. Сын Бога приказал ему это в самый последний миг, в ночь накануне гонок, хотя изначально они договаривались о том, что беглый раб из бойцовских ям встанет на сторону Анкхарата в ночь Церемонии. Но, как оказалось, Асгейрр тоже приходил к Шейззаксу и именно поэтому Анкхарат изменил свои планы. Асгейрр приказал Шейззаксу убить меня в то время, пока Анкхарат будет коротать дни внутри Храма. Асгейрр никак не ожидал, что Анкхарат отошлет меня от себя.

Сам Анкхарат или нашел себе новых союзников, или остался вообще без них. Пока никто не знал правды.

А Шейззаксу отныне было поручено охранять меня.

От чего защищать меня на острове, Шейззакс не знал. К тому же, по правилам ему было запрещено навещать меня. Делать это мог только Эйдер Олар, как жрец Огненного Бога.

Эйдер Олар каждый день говорил с Ташей. Она запретила приводить меня, но не могла запретить приходить ему.

Таша по-прежнему не собиралась покидать остров. Она считала, что нет идеи глупее, чем убежать с острова накануне зимы, без продовольствия и в гущу войны. И ради чего? Наутл был землей Сыновей Бога, а их она ненавидела всем своим сердцем. Такую чистую ненависть еще стоило поискать, наверное, даже Асгейрр ненавидел людей из племени краста меньше, чем Таша ненавидела Десятерых Сыновей Бога.

Тот факт, что почти все они могли быть мертвы к этому часу, для нее ничего не значил.

Я больше не ревновала к Таше. У нее были темные волосы, верно? А значит, она никак не могла быть одной из избранниц Сыновей Бога. Ведь на марафон невест брали только блондинок.

В первое нашествие на Нуатл Львы так и не добрались до острова и до Закатных гор. Возможно, Таша надеялась, что события повторятся. Остров не обладал богатствами. Львам нечего было искать здесь.

Еще на острове жили женщины из Домов Наслаждений. Это были больные, измученные постоянными родами или выкидышами бледные тени, опасающиеся любых мужчин, даже беззубых стариков. Все они в скором времени нашли убежище под крылом Эйкинэ. Именно женщины из Домов Наслаждений и приносили вести с берегов Нуатла. Они тоже бежали на остров, поскольку опасались, что Львы, как и в первое свое пришествие, вырежут почти всех обитательниц Домов Наслаждений, приняв их за жен Сыновей Бога, или угонят в рабство в Пустыню.

Женщин из Домов Наслаждений, как правило, не принимали в ряды Безмолвных сестер, ведь редко кто из ни разу не рожал. Пусть они и оставляли своих детей на ступенях Храмов Огня или Воды, согласно традициям, хуже было вообще не родить, чем бросить.

Со словами: «Прекрасное далеко, я начинаю путь» вместе с другими сестрами я шла на поля, засеянные мохнатыми стручками. Они напоминали дохлых пушистых гусениц, которым уже ни за что не стать бабочками. Внутри оказались темные круглые бобы, из которых и пеклись те самые твердые лепешки – первобытный хлеб, что ели в Нуатле. Полученная из бобов мука ценилась так же высоко, как орихалк.