Эдмондс посмотрел в окно, а за ним — на белую, унылую невинность Библиотеки Конгресса. — Вы думаете, кто-то читает ваше окно?

— Кто знает?— добродушно сказал Годвин. — Дело в том, что вы больше не можете найти заголовок «Подслушивание телефонных разговоров» в указателе юридических периодических изданий. Они давно начали группировать все под термином «Перехват сообщений», разумеется, в более широком смысле. Я полагаю, что поток статей в юридических журналах, которые Тайсон создаст, будет отображаться под «перехватом сообщений», а не «ясновидением» или «пси». И, мы вернемся к старому проступку общего права. Грязное дело? Я полагаю. Но давайте сопоставим наши отчеты. Что ваш клерк узнал о ясновидении?

— Очень мало. На самом деле только два дела — оба уголовные. Эдмондс открыл папку. — Дело «Делон против Массачусетса», тысяча девятьсот четырнадцатый год. Так называемая ясновидящая была арестована за занятие медициной без лицензии. Кажется, она впала в транс, и духи поставили ей диагноз и назначили терапию. У нее была лицензия на ясновидение, но не на медицину. Села в тюрьму.

— Звучит разумно. Что за другое дело?

— «Нью-Йорк против Макдональда», тысяча восемьсот девяносто шестой год. Макдональд был опознан как потенциальный грабитель в квартире на второй авеню в Манхэттене. Но он представил несколько сотен свидетелей алиби, которые поклялись, что в этот самый момент он находился на сцене Бруклинского театра под гипнозом знаменитого профессора Уэйна. Профессор объяснил суду, что астральная проекция Макдональда просто временно вышла из-под контроля и невольно материализовалась в нескольких милях отсюда, на Манхэттене. Судья отпустил Макдональда, предупредив, чтобы его больше никогда не гипнотизировали. Но слышен звонок. Пора одеваться.

Они вместе вышли в коридор.

* * *

«Последнее требование к нему — сделать какой-нибудь прогноз последствий его поступка — пожалуй, самое тяжелое. Раздвинуть завесу будущего, придать форму и облик тайнам, все еще находящимся в утробе времени, — это дар воображения. Она требует поэтической чувствительности, которой судьи редко наделены и которую их образование обычно не развивает».

— Судья Феликс Франкфуртер

***

Адвокаты по делу в Верховном суде в свой первый (и, обычно, в единственный) раз описывают свой опыт в приглушенных тонах. Они сравнивают долгую прогулку по мраморным ступеням и сквозь высокие белые колонны с ужасом, как восхождение на гильотину, и ожидание в большом, похожем на коробку зале суда, пока их дело не будет названо – «утонченным адом». И носить фрак, взятый накануне напрокат в вашингтонской галантерее, неудобно и иногда он не совсем по размеру, когда раньше они даже не носили смокинга, с определенным знанием, что каждый рот в переполненной комнате скривился в презрении к их наивности и нелепости, — это опыт, который добровольно не повторится.

И это так для адвоката заявителя, хотя он знает, что более половины дел, рассматриваемых Верховным судом, приводят к изменению в его пользу. И это еще хуже для адвоката штата. Он полон мрачных предчувствий. Дома, со всей мощью своего штата, он получил признание подсудимого виновным. Здесь он должен начать все сначала. И теперь против него направлены огромные силы. Мы поменялись ролями. Теперь он обвиняемый.

Гай Уинтерс, помощник Генерального прокурора штата Нью-Йорк, провел пальцем по воротнику и смущенно сложил руки на столе перед собой. Он окинул взглядом длинную скамью гондурасского красного дерева, занимавшую почти всю ширину зала суда, потом одного за другим — девять лиц за ней и, наконец, своего противника, Уолтера Сиклеса, представляющего Фрэнка Тайсона. Сиклес уже стоял на кафедре и собирался начать.

Эдмондс не удивился, обнаружив, что зал суда переполнен. Некоторые из этих людей, как он догадывался, простояли в очереди всю ночь, чтобы попасть внутрь. Присутствовала тройная квота репортеров. Старожилы прессы часто могли предсказать, как пройдет голосование, просто слушая вопросы, задаваемые судьями. Он хотел бы сделать то же самое.

С кафедры, стоявшей прямо перед судьей Пендлтоном, Сиклес начал свое выступление медленно, тихо, не пользуясь своими заметками. Он был рад микрофону на кафедре, но надеялся, что он не передаст, как дрожат его колени. Как во сне, он слышал, как его собственный голос эхом отразился от бордовых штор за большой скамейкой. — Мой клиент признан виновным в убийстве на основании неверно признанных доказательств в том смысле, что они были получены с нарушением его конституционных прав.

— Вы имеете в виду винтовку с отпечатком ладони Тайсона? — потребовал судья Годвин. Сиклес внутренне застонал. Не прошло и десяти секунд на кафедре, а вопросы уже начались. — Да, Ваша Честь.

— Вы согласны с баллистическими испытаниями?

— Да, Ваша Честь.

— И что это доказательство было получено ордером на обыск с указанием адреса склада, где и была найдена винтовка?—

— Да, Ваша Честь, но…

— Но что, мистер Сиклес? Продолжайте. Усы Годвина мрачно дернулись, когда он откинулся назад.

— Ордер не был выдан по вероятной причине, то есть без достаточного основания.

— Информация не была приведена к присяге?

— О, она была приведена к присяге. Но чиновник, давший приведенную к присяге информацию, сообщил, что получил ее от доктора Драго, который признал, что получил ее своим личным ясновидением.

— Вы не верите, что есть такая вещь? — потребовал судья Берк.

Оливер Годвин спокойно сказал: — Не отвечай, сынок. Он повернул вежливое лицо к своему возмущенному коллеге. — Расслабьтесь, мистер Берк. То, что адвокат думает лично, не имеет значения.

Сиклес вздохнул. Если бы он вернулся в Бруклин, он бы удобно откинулся на спинку своего старого деревянного вращающегося кресла, диктуя во время перерыва на кофе. Он сказал: — Я хотел бы ответить на этот вопрос, Ваша Честь. Если такая вещь существует, то она аналогична прослушиванию телефонных разговоров. Может быть, и хуже. И любые доказательства, полученные с помощью ее использования, не могут оправдать ордер. Обстоятельства выдачи могут быть рассмотрены в суде. Этот суд может принять нужное решение. И если ордер выдан неправомерно, то доказательства, полученные с этим ордером, неприемлемы, так же, как, если бы они были получены путем прослушивания. Ясновидение... прослушивание... юридические последствия должны быть одинаковыми.

— Других доказательств вины Тайсона нет? — спросила Хелен Норд.

— Немного, Ваша Честь. Только Дофер, лифтер. Он показал, что видел, как Тайсон выходил из пустого кабинета, неся перед собой какой-то предмет. Одного этого недостаточно, чтобы осудить Тайсона. Его жизнь или смерть зависит от степени допустимости винтовки.

— Доктор Драго подтвердил, что ясновидение является фактом?— спросил Пендлтон.

— Да, но он не представил никаких доказательств, кроме голого заявления, которое было всего лишь его собственным мнением.

— А как насчет камеры в сейфе и предсказаний Драго?— спросил Эдмондс.

— Содержимое сейфа не является вещественным доказательством, Ваша Честь. А что касается его предсказаний... их ценность зависит от решения этого суда. В настоящее время они не имеют доказательной силы.

— Он предсказал, что мы будем предоставлять истребование дела? — нажал Эдмондс.

— Да, но…

—И что мы объявим ордер недействительным и отменим его?

— Таковы мои ожидания и надежды, Ваша Честь.

— Так что, если он окажется прав, разве это не доказывает ясновидения, и не следует ли из этого, что ордер на самом деле действителен?

— Это безнадежный парадокс, Ваша Честь. Во всяком случае, каждое дело, которое решается здесь, выигрывается кем-то без помощи ясновидения.

Эдмондс улыбнулся. Он и сам думал о том же, но хотел, чтобы Сиклес высказал свою точку зрения на открытом заседании.

— Мужчина, мужчина! Годвин хлопнул ладонью по скамье. — Хорошо сказано, молодой человек.

Сиклес поклонился престарелому судье и спросил себя, сколько голосов он только что проиграл.