Если бы она накричала на его светлейшество, князя Амрэля, брата короля и второго человека в государстве, скандала было бы не миновать. Отец все пропустил, занятый беседой с бароном Лаверье, а мать испуганно вжалась в кресло, видимо, решив, что вмешаться она не успеет и с Дэйрой можно прощаться – увезут нерадивую дочь в столицу и казнят там за оскорбление монаршего рода. В Сангассии вабарские головы рубили и за меньшие прегрешения. Так что, Томас мог смело считаться героем и спасителем.
Первое удивление прошло, гнев спрятался, эмоции притихли, и в голове стали появляться вопросы. Какого дьявола в их края занесло столь высокую персону? Почему князь Амрэль захотел испортить своим появлением именно ее день рождения? Что за жидкая кровь должна течь в его венах, чтобы присвоить себе чужую добычу?
– Ваша светлость, позвольте представить вам мою сестру, – брат снова вычурно поклонился всаднику. – Дэйра Ингара Фредерика Айно Зорт, маркиза Эйдерледжа. Проглотила язык от счастья лицезреть вас у себя дома.
Дэйра, наконец, очнулась и сообразила, что действительно, молчит слишком долго, вызывая на себя косые взгляды свиты.
– Поздравляю с добычей, ваша светлость, – произнесла она онемевшими губами, ведь им хотелось сказать совсем другие слова. – Лань прекрасна. Кажется, ее подстрелили еще утром. Представляю, как вам пришлось потрудиться, чтобы найти подранка в дебрях наших лесов.
Брат наступил ей на ногу, и Дэйра заткнулась, уставившись в землю. Ей вдруг показалось, что из седельной сумки светлого князя выглядывает бутон красного цветка – того самого, с Синей Сопки.
– А вам и вовсе не повезло, маркиза, – парировал Амрэль, прекрасно прочитав скрытое послание. – Кролик – едва ли уместная добыча для вабара. Их мясо едят лишь донзары, я бы на вашем месте выбросил тушку в реку, чтобы не оскорблять добычу более везучих охотников.
Амрэль был прав. Кролей в Эйдерледже не ели, считая их плохим мясом, но за дичь они считались. Убитых зверьков обычно отдавали собакам. Однако спорить с великим князем Дэйра не стала. К ним приближался отец, а она и так привлекла слишком много внимания. Подняв тушку кролика, Дэйра со всей вежливостью, на какую было способна, поклонилась брату короля и направилась к группе слуг, ожидающих знака собираться. Амрэль провожал ее взглядом – в этом она не сомневалась, чувствуя, как по спине сползали капельки пота. Это при том, что на берегу Марены Пармы Маленькой свистел ветер, от которого коченели руки и стыло лицо.
Сунув кролика какому-то донзару, который попытался облобызать ей руки в благодарность, Дэйра обернулась на князя, но Амрэль уже направлялся к герцогу, посчитав разговор законченным. Девушка выдохнула и попыталась вернуть себе хорошее расположение духа, с каким она утром выехала на охоту. На самом деле, потеря подранка была пустяком. Куда более серьезным поводом для беспокойств было появление в Эйдерледже брата короля. Обычно по всем вопросам Лорны вызывали герцогов к себе в логово, в Майбрак на Пяти Утесах. Приезд не просто советника, но члена королевской династии настораживал сильнее, чем угрозы жрецов о том, что Сангассию ждет самая лютая зима за всю историю.
– Что к матери не идешь? – ехидный голос брата вывел Дэйру из задумчивости, вернув в прежнее настроение: мрачное и решительное.
– Не бойся, сестрица, она уже видела твою шапку. И светлый князь ее тоже видел. Амрэль вряд ли будет болтать о шапке егеря на голове старшей дочери герцога Зорта, думаю, он вообще о тебе скоро забудет, но вот его слуги пялились на вас очень внимательно. Теперь Майбрак будет чесать языки не только о том, что здесь медведи летают, но и слухи о твоей любви к егерям распускать. Думаю, мать именно об этом хочет с тобой поговорить.
– Отвяжись, – вяло ругнулась Дэйра. – Это была моя лань, понимаешь? Я ее утром подстрелила, а потом весь день по лесу искала.
Томас сочувственно покачал головой из стороны в сторону, быстрым движением выудил из кармана блокнот и, открыв его на новом листе, торжественно произнес:
– Не двигайся, я должен нарисовать твои глаза. Рисунок назову так: боль!
«Ужасный, отвратительный день, скорее бы ты кончился», – подумала Дэйра, отпихивая плечом брата, который мешал ей пройти, изображая из себя шута. И это наследник Эйдерледжа? Отцу должно было быть стыдно не за рисование Томаса, а за его мозги, которые не хотели взрослеть.
– Детка моя, – герцог крепко обнял дочь. – Ты заставила нас волноваться. Впрочем, я надеюсь, ты хорошо отдохнула.
Вот и все родительская отповедь за побег и плохое поведение. Брату за краски доставалось куда серьезнее.
– Позже, – поморщился Фредерик, когда герцогиня кивком позвала Дэйру к себе. – У нее сегодня праздник, и она уже взрослая. Как видишь, ничего не случилось.
– Позже так позже, – согласилась мать, окинув дочь суровым взглядом. – Выглядишь, как чучело. О нас и так небылицы рассказывают, веди себя достойно.
Мать была права, и Дэйра замечание проглотила, поклонившись родительнице. А потом не удержалась и покосилась на группу незнакомцев, собравшихся вокруг человека на вороной лошади. Брат короля делал вид, что разглядывал пейзаж, но, скорее всего, соблюдал этикет вежливости, ожидая, когда первым отправится домой хозяин – герцог Зорт. Не даром говорили, что протокол для вабаров из Майбрака важнее чести.
Стемнело, и слуги зажгли факелы, которые яркими искрами рассыпались по берегу вздувшейся волнами Марена Пармы. Порывы ветра стали сильнее, и Дэйра плотнее закуталась в шубу, заботливо поданную ей горничной. Егерь подвел к ней Крепыша, едва не стуча зубами от пронзительного ветра, который, как всегда в Эйдерледже, поднялся неожиданно. В отличие от закутанной в шубу Дэйры на Стэрне была лишь легкая охотничья куртка. Девушка рассмеялась и, стянув с себя шапку, вернула ее хозяину.
– Держи. Если верить приметам, теперь у тебя либо почернеют волосы, либо обзаведешься таким же венцом, как и я.
– С удовольствием, маркиза, – Стэрн улыбнулся в ответ, блеснув крепкими зубами – большая редкость для донзара в его почтенном возрасте. – Думаю, в этой шапке мне теперь все равно не ходить. Как сыновья узнают, что вы ее поносили, заберут у старика, драться за нее будут.
– Привет им передавай, – кивнула Дэйра с теплотой вспоминая забавных конопатых мальчишек. Как-то Стэрн взял их с собой на охоту, но вместо того, чтобы помогать отцу загонять кабанов, разоряющих донзарские огороды, младшие стэрны собирали для Дэйры ягоды в малиннике. – Как Гарсо поживает? Вылечил ногу?
Егерь аж покраснел от удовольствия – маркиза помнила про ногу его младшего сына, который наступил в капкан. Дэйра сама не знала, почему запомнила тот случай. Она постоянно забывала, как звали сына герцога Бардуага, с которыми были соседями, но почему-то помнила о донзарском мальчишке, который по неопытности попал в лисий капкан.
– Спасибо, что прислали тогда врачевательницу. Госпожа Маисия знает толк в ранах, волшебные у нее руки. Я вам так признателен.
– Дважды не благодарят, – отмахнулась от него Дэйра, забираясь в седло. Пора была возвращаться. История с красными цветами и незнакомцем, в смерти и исчезновении которого она была, хоть и косвенно, но виновна, требовала размышления. Нужно обо всем рассказать отцу, но не здесь и, конечно, не в присутствии Амрэля Лорна.
Стэрн хотел сказать что-то еще, но повышенные голоса, раздавшиеся со стороны свиты герцога, заставили его замолчать и с интересом вытянуть голову. С нехорошим предчувствием Дэйра направила коня к отцу. Одной смерти сегодня было достаточно.
Любопытствующая свита расступилась неохотно, но дорогу маркизе освободили.
Фредерик Зорт, сложив руки на груди, недовольно взирал с коня на распростертого перед ним парня в донзарской одежде, который, судя по всему, осмелился преградить дорогу герцогу.
Молодой донзар был Дэйре незнаком, а значит, он принадлежал одному из баронов, прибывшему со свитой на охоту. Стража стояла над наглецом, вжимая его лицо в грязь, но герцог, завидев приблизившуюся дочь, велел нарушителя спокойствия отпустить. Видимо, не захотел портить ей праздник разборками с низшим сословием, а может, решил щегольнуть великодушием перед приезжими баронами. Как бы там ни было, но донзару позволили говорить.