Я везде и всюду спрашивал об истоках создания орнаментов и символов непальских храмов.

— Мы этого не знаем, — чаще всего отвечали молодые ламы. — Говорят, из древности. Может быть, старые ламы знают?

Старые ламы задумывались над этим вопросом, а потом начинали отнекиваться, хитро поглядывая на нас и, если у них, в конце концов, складывалось доверительное отношение к нам, кратко и четко отвечали:

— Орнаменты и символы храмов Непала порождены Кайласом.

— Неужели священная гора сама породила это? — спрашивал я.

— Это должны были сделать люди — люди священного Кайласа. Где они? Они живут под Кайласом или где?

Старые ламы ухмылялись и, уходя от прямого ответа, обычно отвечали так:

— Эти люди живут и на Земле и под землей.

— Кто эти люди? — наивно домогался я. — Люди Шамбалы?

Ламы обычно опускали глаза и оставляли этот вопрос без ответа.

— Неужели на поверхности Земли до сих пор существует город древних людей? Где он? — допекал я лам.

— Существовал и существует.

— Как понять?

— Он, этот город, существовал, но стал невидимым.

— Перешел в другое измерение?

А потом я купил книгу «Янтры» и внимательно, взахлеб прочитал ее. Из этой книги я понял, что янтры — это мистические фигуры, которые были переданы на Землю Высшим разумом и роль которых знают только гималайские йоги. Они, там, умеют медитировать на янтрах. Как они это делают — никто не знает. Из книги выяснилось также, что орнаменты и символы Непала были разработаны на основе янтр.

Заинтересовавшись информацией о янтрах, я опять стал встречаться с ламами и расспрашивать их, задавая вопрос — у кого сейчас хранятся наиболее точные и достоверные янтры?

— У людей, — отвечали ламы.

— У каких людей?

— У современных и древних.

Где? В Шамбале?

— Кайлас знает это.

А один лама, видя мои полные интереса глаза, рассказал, что комплекс священного Кайласа был построен по плану знаменитой янтры «Калачакра», поэтому способен оказывать на людей всей Земли сильное положительное влияние.

— Откуда появилась янтра «Калачакра»? — спросил я.

— Ее передал на Землю Высший разум.

— Почему Вы сказали «комплекс священного Кайласа», а не сказали просто «священный Кайлас»? Вокруг Кайласа есть город, Город Богов?

— Почему Вы сказали, что комплекс священного Кайласа был построен. Кто его строил?

Однажды, возвращаясь домой, я увидел паренька, который вырезал на цилиндре орнамент. Я стал расспрашивать его об истоках его знаний о характере орнамента, задавая ему вопрос за вопросом.

— Так мне велели Учителя, — ответил он.

— Кто они — Учителя?

Паренек промолчал и, опустив голову, стал продолжать свою работу.

В одном из храмов Сергей Анатольевич Селиверстов обратил внимание на чаши с водой, которые стояли на полке под религиозными орнаментами. Будучи глубоко образованным в вопросах информационной структуры воды, Сергей Анатольевич стал расспрашивать служителя храма о предназначении этой воды.

— Скажите, эта вода стоит здесь для того, чтобы тонко энергетические вибрации, способные селективно концентрироваться вокруг фигур орнаментов и символов, переписывались в воду? Так — ли это? — с неестественно густым тембром голоса задал вопрос Селиверстов.

— Так, так, так, так…. — нелепо ответил служитель храма, видимо, ничего не поняв.

— Объясняю популярно, — эта вода здесь стоит для того, чтобы впитывать в себя божественную энергию, собирающуюся около орнаментов? Так ли это? — сказал Селиверстов почти по слогам.

— Да, да, да, да, — опять нелепо ответил служитель храма.

Краем уха прислушиваясь к этому разговору, я обратил внимание на поясную сумку — «напузник» Селиверстова, с которым Сергей Анатольевич не расставался ни днем, ни ночью, поскольку там хранились все наши экспедиционные деньги. Мне стало смешно, поскольку раньше я очень любил эти «напузники» и носил их даже с костюмом и галстуком, считая «напузник» не просто удобной сумкой, но и признаком элегантности и изысканности. Юрий Ильич Кийко — директор нашего Московского филиала, обладающий, в отличие от меня, хорошим вкусом, все время критиковал меня за это. А однажды, в Германии, он обратил мое внимание на старика-немца в шортах, на верхней части живота, которого неестественно и совершенно нелепо висел этот самый «напузник». После утверждения Юрия Ильича, что я выгляжу точно также, я престал носить «напузники». От предложенной взамен сумочки с петлеобразной ручкой я отказался, поскольку в народе они называются «пэдэрастки». Так и хожу я сейчас с неудобным заплечным мешком, а в костюме и галстуке для красоты беру дипломат — Кейс.

— Вы сами эту воду пьете? — послышался голос Селиверстова.

— Нет, не пьем, — ответил служитель храма.

— А что с ней делаете?

— Птиц поим, да и цветы поливаем.

— А птицы ее пьют?

— Редко, но пьют.

— А цветы лучше растут?

— Также растут, как и с обычной водой.

— А для чего же тогда…? — Селиверстов искренне удивился.

— Понимаете ли, сэр, птицы, попив святой воды, вбирают в себя божественную энергию, которую содержит эта вода. Птицы улетают и уносят с собой эту энергию. Люди, смотрят на этих птиц, и божественная энергия переходит людям, делая их добрее.

— Мне это приятно узнать, — глаза Селиверстова потеплели.

— А если птицы не хотят пить, мы мочим в святой воде зерно и кормим птиц, чтобы они впитали в себя божественную энергию, — добавил служитель храма.

Скажите, с какой целью Вы поливаете святой водой цветы? Сэр, — служитель храма доверчиво и тепло взглянул на Седова, — цветы впитывают святую воду, растут, а потом севе разлетаются по ветру, падают на землю и из них вырастают новые растения. Но эти растения не простые, — в них содержится божественная энергия. Приходят животные, съедают эти растения, и передают через молоко или мясо божественную энергию )веку, делая его добрее. — Какие Вы молодцы, что во всем хотите видеть доброе, — произнес добрый по натуре Селиверстов и потупил взгляд, вспоминая, видимо, свою жизнь, линию которой перебороздили через полосы предательств, унижений и неразделенных устремлений.

— А еще сэр, — глаза служителя храма вспыхнули огоньком, — окропляем святой водой людей, которые приходят в храм. Через воду мы передаем людям божественную энергию. Хотите, я и окроплю святой водой? Хотите?

— Хочу.

Через несколько секунд я увидел, что слегка подмокший от излишнего окропления Селиверстов счастливо и по — Детски улыбался. Этот человек, мой друг, по своей натуре беззащитен и напоминает большого ребенка. Он иногда ерепенится или делает глупости по своей сути всегда остается чутким и глубоко порядочным. Ему присуща та человеческая особенность, которая редко оценивается приземленными людьми — с ним всегда легко. Эту легкость он как бы передает людям, заставляя их радоваться тому, что есть; рядом с ним обычная еда становилась вкуснее, водка? — хмельнее, женщины — красивее… А самое главное — рядом с ним хорошо мыслится, потому что он своими добрыми биополями как бы ограждает тебя от злых и тормозящих мысль влияний.