— Смотрите-ка, у него орден Красного Знамени!..

— А ты не знал? — сказал кто-то громко. — Этот хлопец видал бой не только с самолета.

Густой массив бельского леса, окаймленный со всех сторон озерами и реками, издавна называют местные жители «Зеленым островом».

В годы войны «Зеленый остров» был недоступен ни для танков, ни для мотопехоты, ни для артиллерии врага. Да и пешему можно пройти только по известным тропам.

Берега рек и озер болотистые, зыбкие, поросли непроходимым кустарником и густым камышом.

Немногим людям, даже старожилам ближайших сел, известны тропы, ведущие в чащу леса. Да и редко кто отваживался ходить в те глухие места. Чего доброго, с медведем или рысью встретишься. Взрослые пугали ребятишек: «Туда пройдешь, а оттуда не вернешься».

В диких местах гнездятся глухари, тетерева, гуси, журавли.

В конце августа 1920 года в бельские леса приезжал на охоту Владимир Ильич Ленин. Вместе со своим братом Дмитрием Ильичем он ходил на «Зеленый остров», охотился там и даже ночевал в шалаше. Любил рассказывать вышегорским ребятишкам старый охотник Трощенков из деревни Нестерово о том, как провожал Владимира Ильича и еще «каких-то наркомов» на «Зеленый остров».

Рассказ деда Трощенкова Сережа хорошо запомнил. И когда он был звеньевым в вышегорском пионерском отряде, то ходил с ребятами на остров, не побоялся. Искали шалаш Ильича. Но времени с тех пор, когда приезжал Ленин, прошло много и шалаш, наверное, разрушился. Указать точно, где он был, никто не мог. А дед Трощенков уже умер.

В этом дремучем лесу и основался партизанский отряд имени Щорса.

Немало хлопот доставляли партизаны немецким войскам. Летели под откос поезда, горели автомобильные колонны, подорванные на минах, исчезали целые подразделения карателей, рвались склады боеприпасов.

Наравне со взрослыми сражался в отряде совсем еще маленький, лет двенадцати-тринадцати, мальчик Сережа Корнилов.

Это была уже не первая боевая операция, в которой принимал участие Сережа.

Как-то на задание вышли Петр — старший брат Сережи, Василий Панков, прозванный за кашеварство «Василисой», и Сережа. Возглавил группу лейтенант Коля. Вышли глубокой ночью. Через замерзшую речку проползли на животе. Лед был еще непрочный, трещал, прогибался. Того и гляди провалишься и пойдешь на дно раков кормить.

Было безветренно и тихо. Хруст прихваченной морозцем опавшей листвы будил сонных тетеревов. Потревоженные птицы, шумно хлопая крыльями, вылетали из брусничника и, натыкаясь в кромешной тьме на сучья и стволы деревьев, беспомощно падали на землю.

Чем гуще лес, тем труднее идти. Сухой валежник и бурелом вырастали стеной на пути, и разведчикам приходилось уклоняться то вправо, то влево.

Хорошо, что Петр и Сережа знают лес и по каким-то только им известным признакам находят дорогу, а то блуждать бы до утра.

И все-таки разведчики движутся медленно. А время дорого: утром уже пойдут эшелоны с немецкой техникой и вооружением.

Лишь на рассвете партизаны обогнули спящую деревушку на опушке леса и притаились в густом ельнике недалеко от железной дороги. Здесь лес ближе всего примыкал к полотну — можно подобраться незамеченными. Уже хотели выползать из кустов, как вдруг:

— Смотрите, немцы! — сказал Сережа.

Вдоль насыпи, обняв озябшими руками винтовки, медленно шли два высоких гитлеровца. Оба в больших валенках, на голове клетчатые шерстяные платки.

— Плохо дело, дорога охраняется, — сказал лейтенант. — Надо что-то придумать.

— Снять из автомата! — предложил Панков. — Потом рывок к дороге и назад…

— Шуму много будет, — не согласился лейтенант. — Посмотрим, далеко ли они уйдут.

Гитлеровцы дошли до переезда, повернули обратно. В километре от переезда возле самой дороги задымил костер. У костра маячили еще два гитлеровца.

Послышался рокот мотора. Пронеслась на скорости мотодрезина. Проверялась исправность железной дороги. Значит, скоро пустят эшелон, а взрывчатка еще не заложена.

Уже повисло над лесом красное холодное солнце.

Через переезд прошла женщина с вязанкой хвороста. Возле шлагбаума остановилась, утянула покрепче веревку и, взвалив за спину хворост, направилась к деревне.

— Рискнем? — сказал лейтенант. — Броском и…

Партизаны переглянулись. И вдруг Сережа хитро сощурился.

— Давайте сюда мешок. Юбку сделаю…

— Не дури, чего надумал? — рассердился старший брат. — Тоже мне, актер.

— Понимать надо: оденусь девчонкой и понесу взрывчатку с кучей хвороста. Видал, немцы пропустили старушку…

— Идея! — вскочил Василий. — Кто, как не я «Василиса»! Я и оденусь старушкой.

— Эге! Не смеши, — возразил Петр. — Таких здоровущих старушек на белом свете не бывает… Лучше я оденусь старушкой.

— Бросьте, хлопцы, — спокойно сказал лейтенант. Он никогда не повышал голоса. — Пусть Сергей наденет «юбку». Порите мешок.

Через несколько минут, когда путевая охрана удалилась к костру, Сергей вышел из леса и пошел в направлении переезда через железную дорогу.

Вот он уже близко у полотна, сел, незаметно вывалил взрывчатку, поднялся и зашагал к деревне. Он уже вне опасности.

Небо закрыли хмурые осенние тучи. Подул холодный, пронизывающий насквозь ветер. Сережа без теплой телогрейки в одном стареньком легком пиджаке. Стынут ноги и зубы выбивают морзянку. Надо бы бегом да в лес, но, убегая, можно вызвать подозрение у гитлеровцев, привлечь их внимание, еще откроют огонь из автоматов.

Сережа обернулся. Там, где брошена взрывчатка, копошился лейтенант… Он устанавливал взрыватель.

Послышался длинный, сиплый гудок паровоза. У Сергея задрожали ноги, потом всего стало трясти, как в лихорадке. Сердце стучало, как молот по наковальне. Ведь если немцы заметят — тогда все пропало!

Из-за леса показался эшелон… Идет быстро, земля гудит. Вот он уже совсем близко, а лейтенант все лежит у самой насыпи. Со страху у мальчишки подкосились ноги.

— Уходи! Беги! — услышал Сережа голос лейтенанта. — Приказываю! Доложи!

Сережа отбежал всего лишь за бугорок, как раздался взрыв и со страшным грохотом и металлическим скрежетом полетели под откос вагоны. Потом еще взрыв, еще и еще…

Затрещали пулеметные и винтовочные выстрелы.

Сережа оглянулся. К небу поднимался черный столб дыма. Мальчик помчался по высохшему бурьяну к лесу… Бежал долго. Только в самой гуще деревьев, наткнувшись на елку, остановился. Отдышался. Снова побежал…

Далеко позади все еще слышались то одиночные винтовочные выстрелы, то пулеметная дробь.

«Не вернуться ли? Помочь бы надо». Но в ушах словно застряли слова лейтенанта: «Приказываю! Доложи!»

…Глубокой ночью, едва передвигая ноги, Сережа добрался до партизанской базы. Брат Петр уже встречал его у реки.

— С вечера жду, — сказал он, прижимая к себе Сережу, радуясь его возвращению. — Замерз, небось?

— Ни капельки. Даже жарко было. Только есть охота. — Сережа не стал огорчать брата рассказами, как ему было холодно и даже страшно.

— «Василису» не видал? — спросил Петр. — Да, не все кругло вышло у нас.

— Случилось что-нибудь?

— Коля-лейтенант погиб, — выдавил брат. — И Василий пока не вернулся…

Мальчишку, как кипятком ошпарило, сердце заныло…

— А может живы, — усомнился он. Так не хотелось верить, что нет в живых лейтенанта-москвича с улицы Горького.

— Я нес его. Он дышал еще. А Вася прикрывал нас. Потом… — Петр запнулся, голос дрогнул, — Коля умер. Ну, чего размокрился? — деланно суровым голосом прикрикнул брат. — Это тебе война, — и, обняв мальчика, повел его в землянку. — Не реви.

Успокоившись, Сережа попил горячего чаю с сухарями и тотчас заснул, сидя за столом. Он и во сне все плакал. Проснулся в слезах. Приснилось, будто немцы поймали отца и повели расстреливать. И будто отец его — лейтенант Коля…

Открыл глаза. За столом в той же позе сидел брат и что-то писал. В землянке было жарко и дымно. Коптилка из гильзы мигала. В углу дремал дежурный радист. На жестяной печке, которую смастерил «Василиса», монотонно свистел чайник.