– А как он бил? Прямым справа?!

– Зачем тебе это, Ренат? – теперь удивлялся я.

– Да понимаешь, тут у нас изменения происходят. Перемены, – на выдохе произнес он последнее слово.

– Ты о чем?

– Тихо там, расчирикались! – раздался грозный окрик полковника. Он шел сзади, с камерой, царь мира, и не знал, что в моей голове решалась его судьба. Баранов перешел на шепот:

– По языковым секторам объявили отбор в спецвойска. Любой может подать командиру рапорт и, если тот подпишет, отправиться в лагерь на учения. Потом отбор – и все…

– Тихо!

– Сам – тихо, – произнес я в сторону.

– Что ты там сказал?!

– Так точно, товарищ полковник, так точно, – теперь уже я повернулся в его сторону.

– Замерли! – грозно рыкнул начмед.

Впереди идущий начальник патруля условным знаком приказал всем остановиться и теперь внимательно осматривал примятую впереди траву.

– Воздух колышется, – пояснил он причину остановки.

Я пригляделся: точно – легкое марево, словно смотришь сквозь немытое окно, четкость теряется.

– И что это? – требовательно спросил Махлюков.

– Аномалия, – ответил наш проводник.

– Я уже понял, товарищ прапорщик, я конкретно спрашиваю – что это?

Прапорщик за годы службы привык отвечать на конкретно заданный вопрос без проволочек и лирики.

– Аномалия, товарищ полковник!

– Ты что меня бесишь?! – Махлюков приблизился к нам, но зашел со стороны Баранова. – Я спрашиваю, что это такое?!

Проводник крутил головой, пытаясь понять, что опаснее для него в этот момент – аномалия или полковник в гневе.

– Прапор, полковник хочет узнать, какая это аномалия, – спокойно объяснил начмед. Он стоял позади нас, развернувшись в сторону блокпоста. Потом звонко передернул затвор – контролировал ситуацию. Опыт.

Такими действиями он мне напомнил Трофимыча: все выверено до мелочей, движения отработаны до автоматизма. Одна школа? Да, теперь сомнений не было: вот, значит, кто натаскивал начмеда ходить по Зоне.

– Я так и сказал, в переводчике не нуждаюсь, – нервно произнес полковник. Прапорщик же получил точный вопрос и честно ответил:

– Сложно понять. Мы ж просто охранники, границу стережем. Это сталкеры и военсталы лазят по отчужденной территории…

– Ты что такое несешь, прапорщик? Какие простые охранники?! Вы должны гордится честью, оказанной вам, – сберегать границу от мутантов и бандитов! Или ты намекаешь на то, что раз ты – охранник, то я тогда кто?! Начальник охраны?! Да я честный офицер, по недоразумению попал в этот…

– Камера работает, – так же спокойно сказал начмед.

Я был уверен, что он улыбался.

– А… Да, – спохватился полковник. – Так что за аномалия? Выяснить!

Я не понял, зачем начмед его предостерег. Хотя понятное дело: записи-то потом редактируются. Но все же… За кого играл капитан?

Думаю, что прапорщик лукавил, когда говорил, что в Зону он не ходок. По крайней мере, до начала Границы должен был тропинку знать. А комедию поломать перед полканом – это как вариант.

Начальник патруля, словно желая подтвердить мою догадку, полез в карман и вытащил ржавый болт. Кинул его в аномалию. Болт, просвистев над нами, отлетел в строну.

– «Подскок», – уверенно сказал начмед.

– Угу, – согласился прапор. Мы же с Барановым переглянулись.

– Дядя, – сказал я прапорщику, – предупреждать надо.

Полковник, который среагировал на полет болта и присел, с нами согласился:

– Прапор, ну ты не прав. А если в глаз?! – И тут же задал неожиданный вопрос: – А артефакты в нем есть?

– Какие артефакты? – удивился прапорщик.

– Это же аномалия. Раз аномалия – должны быть артефакты, – медленно пояснил Махлюков.

– А-а-а-а… Не, пустой был… – ответил прапорщик, – в смысле есть…

– Объяснительную ко мне зайдете и напишете, – прошипел полковник. – Тут же, наверное, артефактов немерено. Начмед, какие в этой аномалии можно найти безделушки?

– В «подскоке»-то? «Стальной цветок», «утренняя звезда»… В средней ценовой категории, – ответил начмед и усмехнулся: – Мне тоже объяснительную написать, откуда знаю такие подробности?

Полковник скорчил недовольную мину, словно в последний момент у него обломалась сделка на миллион.

Жадный офицер, хоть и честный. У каждого человека есть слабости. Надо просто их узнать и использовать потом.

Артефакты – вот ключ к успеху. Артефакты!

Я почувствовал прилив сил, бурлящий поток по моим жилам. «Это выход, это шанс на выход из этого беспросветного туннеля!»

«Подскок» – аномалию, которая высоко подбрасывает незадачливого сталкера или любой другой тупой предмет, – мы обогнули. Пришлось сойти с дороги и очень медленно проползти по обочине. Солнышко нагревало воздух, пробиваясь сквозь тучи.

Показалось знакомое здание – ветрянка, которая нам помогла при нападении туш.

– Что там светится?! – подозрительно спросил полковник.

– Это «разрядка». Аномалия, которая убила неизвестного мне бандита. Я ж писал…

– Да кому нужны твои описки, – огрызнулся полковник. «Угу, так я и поверил. Наверняка, когда сочинял историю Крыса, проштудировал мои записи и ответы. Нет, полковник, меня за дурака не держи».

– Расскажи, что здесь случилось, – попросил начмед.

Я в лицах и деталях рассказал историю про нахождение трупа, внезапное появление туш, отстрел их и укрытие в схроне.

Мы медленно передвигались к месту действия: от здания колхоза к ветрянке, которую я погладил по шершавому от ржавчины телу, и назад, через другой вход, к зданию.

Почти ничего не изменилось, только костей прибавилось. Обгрызенных и обглоданных. Да, видимо, тут происходил собачий пир.

– Это схрон?

– Да.

– Железные ворота, двустворчатые, по семьдесят сантиметров каждая створка, – начал начитывать Махлюков на камеру. – По словам задержанного, именно тут он провел несколько ночей, боясь выйти и попасть под стаю мутантов.

Он дернул ручку, и дверца с мерзким визгом начала отворяться. Полковник толкнул ее и тут же отскочил назад.

– Что это за дрянь?!

Я посмотрел в схрон. Внизу плескались электрические волны «разрядки».

– Сдвинулась.

– Сдвинулась или разрослась?

Мы стояли и обсуждали аномалию. В помещении сохранились вонь от гниющего мяса и легкий запах сгоревших вещей. Аномалия не пощадила ни раскладушку, ни стол – спалила все дотла. Щелкнула своими электрическими плетями – и начался пожар. Хотя, я был уверен, бесилась она долго. Влажность в схроне зашкаливала.

– Сьемку я не могу произвести, по объективным причинам. Так, давайте подтверждайте это на камеру, – начал командовать полковник.

Я остановился возле начмеда и произнес одно слово:

– Поговорить.

Он достал сигарету, неспешно закурил. Только потом отстегнул наручники. Баранов, недовольный таким положением дел, обиженно сопел.

Капитан двинулся в сторону, увлекая меня за собой. Мы уперлись в кирпичную стену, покрытую зеленоватым грибком.

Сергей Петрович достал пистолет, протянул мне ребристой рукояткой.

– Стрелять не обязательно, можешь просто бежать, – сказал он.

Как боксеры, мы смотрели друг другу в глаза. Роста мы были одинакового, оба – высокие. Оба – поджарые и наглые, словно борзые, готовые молниеносно догонять хитрохвостых лисиц. Или хорька.

Мимики – ноль. Он просто курил, выпуская дым в сторону, и пытался прожечь во мне дырку пристальным взглядом серых глаз.

– Струсил? – спросил он. Не мигая.

– Мысли были, – ответил я. Не мигая.

– Какие?

– Умные.

Первое проявление эмоций – легкая усмешка. Не отводя глаз, не мигая.

– Говори, пока есть время. Сейчас нас полковник начнет теребить.

– Говорю. В пистолете или нет патронов, или при передаче его мне произойдет выстрел. Случайный, а может, и в результате борьбы, и я закончу как Трофимыч.

Пауза.