Недосягаемая звезда. Совершенство.
Неужели он действительно видит меня… такой?
На глаза навернулись слезы. Из груди вырвался всхлип, который заставил Ларса поднять глаза от планшета.
– Что случилось? Лара, ты же вся дрожишь! Руки ледяные. Ну-ка!
Он усадил меня в нагретое им самим кресло, укутал в плед. И притащил горячий кофе, пахнущий куриным бульоном:
– Подостыло уже, чай не заварится. Подожди, я принесу твою одежду!
И от этой заботы становилось сладко и больно, так что я не могла остановиться и плакала, плакала, плакала… А Ларс снова укачивал, как маленького ребенка, целовал в мокрые щеки и называл себя идиотом.
От этого тоже становилось хорошо.
Когда небо за окном посветлело, Ларс посмотрел на часы – откуда в логове взялся механический монстр с маятником, не знал никто.
– Я тут подумал… В художке всегда нехватка моделей, а у тебя фигурка – закачаешься. И позируешь как надо. Конечно, не бог весть что, платят копейки, но хоть что-то…
– Спасибо! – еще вчера я не знала, как и на что буду жить, а теперь в безнадеге появился хоть какой-то просвет.
– Главное, там документы не спрашивают.
Это было определяющим. Куда мне сейчас официально оформляться, с лицом, засвеченным на телеканалах.
– А если меня узнают?
– Всем пофиг. Говорю же – хороших моделей нет, рисуем уродцев. Людой поймет, что если сдаст тебя, снова будет пялиться на стариков и жирных телок. Ну? Рискнешь?
– Рискну!
Все равно выхода не было.
– Вот и ладненько. Одевайся, а я сгоняю за завтраком и позвоню родителям, чтобы не волновались. И пойдем жилье искать, иначе с тобой рехнуться можно.
– Тебе же на работу!
– Обойдутся денек, – отмахнулся Ларс. – Знаешь, чувствую себя семейным человеком… уже и квартиру ищу!
Из окна хорошо было видно, как парень преодолевает маршрут. Неужели он действительно любит? Настолько, что готов поселиться в этой проклятой заброшке, лишь бы уберечь от опасности? И работу почти что нашел, сама бы я ни за что не догадалась.
Теперь можно было зажечь конфорку не боясь, что кто-то увидит отблеск пламени. Вскипятить чайник, достать галеты и вчерашние бутерброды.
Неужели это… навсегда? Вот так прятаться, вздрагивать, подозревать всех и вся?
С чашкой чая я снова подошла к окну.
Небо стремительно светлело, избавляясь от остатков ночи. От понимания, что еще несколько часов назад я хотела покончить с собой, стало жутко. Чтобы отвлечься, включила планшет и пролистала рисунки.
У Ларса талант. Для того, чтобы брать уроки в убогой художественной школе, он пашет как проклятый. А теперь еще меня готов содержать, а значит, лишать себя чего-то очень важного. Возможно, мечты.
Допустить такого я не могла.
А если повторить ночную вылазку?
От этой мысли стало по-настоящему страшно. Дура! Кто-то разрушил твою жизнь, а теперь уничтожает будущее единственного близкого человека. Покорно проглотить и исчезнуть?
Я перевела взгляд на призрачное отражение в стекле.
– Ты спустишь это ему с рук?
Ну уж нет!
Но чтобы противостоять саро, нужны связи. А значит, я просто обязана сдать чертов Экзамен, потому что другой возможности получить престижное образование и выбраться из этой дыры нет.
– Какой Экзамен? – ухмыльнулось отражение. – Ты объявлена в розыск!
– Значит, куплю новые документы.
– На какие шиши? – не унималось мое второе я. – На те, что заработаешь в дыре под названием «художественная школа»?
Все верно. Чтобы исчезнуть и возродиться под другим именем, нужны деньги. Много денег. Легально столько не заработать.
– Хватит!
Я подышала на стекло. Отражение пропало, скрывшись за крохотными капельками.
Вот бы так же легко было заставить исчезнуть убийцу!
Горький смех перешел в кашель, но вернувшегося Ларса встретила улыбка:
– Что принес? Я жутко голодная!
Мой любимый парень рассмеялся и поставил на стол пакет с логотипом ближайшей забегаловки. Вредно, но сытно, вкусно и недорого.
– Давай завтракать. День предстоит тяжелый.
***
Мы успели улизнуть до того, как в Логово явились остальные. Впрочем, с утра сюда мало кто приходил, являлись после школы и работы еще до того, как стемнело, а потом перебирались в заброшку в Городе.
Для меня же он, сияющий, прекрасный и полный жизни, был закрыт.
– Не волнуйся, – вынырнул из очередной дыры Ларс, – дольше месяца мы здесь не задержимся. Все успокоится и вернемся.
От этого «мы» снова хотелось плакать. Не верилось, что я все-таки не одна, и в то же время было страшно за Ларса. У человека есть мечта, работа, родители, а он тратит время на какую-то ерунду… На меня. Но протестовать не хотелось, не было ни сил, ни желания. Все-таки это очень приятно, когда о тебе заботятся.
– Давай-ка вон туда заглянем, – указал Ларс на очередные развалины.
В отличие от прошлых, это здание когда-то было двухэтажным. Крыша провалилась, часть стены развалилась, осев на землю грудой кирпича. Но за ней щерилось осколками стекла подвальное окошко. Крохотное, только-только проскользнуть.
Внутри уже кто-то оборудовал жилище, но судя по слою пыли и кучкам песка, давным-давно сюда не заглядывал.
– Отлично! Тут даже плита есть! Притащу газовый баллон, выкинем мусор, занавеску повесим…
Я тоже заразилась энтузиазмом Ларса. Ну и что, что мы здесь только до осени? К тому времени страсти поулягутся, можно будет вернуться, а если еще и работу найду…
Снаружи кто-то выругался. И тут же смолк, словно и эти звуки были лишними. Захрустели под ногами камешки, тихо, сторожко.
Ларс прижал палец к губам и кивнул на стоящий торцом к стене шкаф. Покосившиеся дверцы трогать было нельзя, скрип тут же бы выдал нас, но если втиснуться в угол и присесть, натянув на лицо темный капюшон, можно отсидеться.
Ларс прокрался к окошку. И тут же присел, давая мне знак затаиться.
В поле зрения мелькнули ноги в тяжелых форменных ботинках. Армия или полиция? Неужели… облава?
Время от времени в запретке появлялись служители закона. Они прочесывали все более-менее целые здания, заглядывали в подвалы, искали нарушителей. Обычно довольствовались бомжами и наркоманами, на высоту или в сильно разрушенные дома не совались, так что мы спокойно отсиживались в Логове, как и остальные группы. Просто не тренировались в этот день да старались не подходить к окнам.
Но сегодня что-то пошло не так.
Люди в форме заглядывали во все дыры, во все щели. Даже пытались карабкаться по выщербленным стенам. Наш подвал спасала груда битого кирпича, но ненадолго.
Ларс жестом указал на что-то у меня за спиной. Клочок тени! Такой густой, что не увидеть собственную вытянутую руку. А от окна прикрывает шкаф!
Снаружи донеслись тихие голоса. Заметили!
Я сжалась в комок, Ларс замер рядом. Мы оба, не мигая, следили за ярким пятном – в окошко светили фонарем.
Он скользнул по стене, выхватил дальний угол, мазнул по полу рядом со шкафом.
– Пусто! – послышалось разочарованное.
– Хорошо проверил? Может, заглянем?
– Если тебе так хочется, лезь сам! Я шею в этих трущобах ломать не намерен!
– Смотри! Если упустим, тебе её сломает Клан.
Сердце ухало где-то в горле. Казалось, его слышали даже на улице, но, потоптавшись возле окошка, люди ушли.
Мы замерли. Слушали, как ходят за стенкой, как переговариваются. Сквозь щели даже долетел запах табака. Настоящего, а не пропитанной ароматизаторами массы.
Снаружи послышались крики, топот, кто-то упал, выругался, куда-то побежал… Шум отдалился, и Ларс схватил меня за руку:
– Скорей!
Трогать дверь с проржавевшими петлями означало громко заявить о себе. И мы выбрались так же, как и зашли – через окошко. Скатились с горы битого кирпича, пересчитав, наверное, каждый. И, пригнувшись, кинулись прочь.
И все-таки нас заметили. Засвистели, закричали вслед. Но мы уже знали, как будем уходить.
Никогда я так не бегала, не прыгала по балкам и не рисковала. Казалось, под ногами огонь разлился, задержись хоть на мгновение, и прожжет толстую подошву кроссовок, опалит ступни.