Они мерцали вдали и напоминали планктон на поверхности океана. Я никогда не видела, как светится море, но давно умершие авторы любили описывать это явление в своих романах.

      Красиво до боли. И также холодно.

      И одиноко.

      Меня обступала темнота. Свет – он был далеко, слишком далеко, чтобы дотянуться, чтобы стать его частью. А вот мрак казался глубоким и вечным. Он манил не меньше далеких огней, переливающийся, словно драгоценности, которыми высшие саро украшают своих женщин.

      Несмотря на теплую ночь, ветерок уже успел нахвататься сырости в заброшенных домах и теперь остужал разгоряченное бегом тело. Меня знобило, но уходить не хотелось, так прекрасен был ночной Город.

      И Луна.

      Она вставала над ним огромной жемчужиной, светящимся шаром, напоминая о вечности.

      Пройдет время, и разруха раковой опухолью расползется от запреток к новым пока домам. Разрушит здания, погасит огни. Успокоит вечный шум, не будет ни рева двигателей, ни музыки, ни смеха.

      Не останется ничего.

      Меня тоже не останется. А главное – утихнет эта ноющая боль! Так, может, и не стоит ждать так долго? Раскинуть руки и сделать один шаг. Оттолкнуться и прыгнуть как можно выше и как можно дальше?

– Стой! – меня откинуло от края. – С дуба рухнула? Идиотка!

Растрепанный Ларс не стеснялся в выражениях. Даже замахнулся пару раз, но ударить не посмел.

А я смотрела на него, лежа на жестком бетоне, и чуть не плакала от досады. Не успела! Всего один шаг – и не успела!

– Ты хоть понимаешь, что чуть не натворила?

Ларс присел на корточки и наклонился. Его лицо оказалось близко-близко, и щеки блестели, словно мокрые.

– Ты… плакал? Почему?

– Ну точно идиотка! – меня рывком подняли на ноги и оттолкнули подальше от края. – Сама не догадываешься?

Я огляделась.

Город все так же мерцал вдалеке мириадами разноцветных огней. Луна по-прежнему висела над головой, а темнота затаилась в углах и между осколками бетона.

Но очарование уже пропало. Это были просто ночь, луна и Город.

На смену восторгу пришла усталость.

– Прости, – наверное, надо было сказать что-то еще, но сил не осталось. – Давай возвращаться.

Движение все так же приносило удовольствие. Но эйфория, которая привела меня на высотку, не вернулась. Оно и к лучшему – безопаснее.

В Логове Ларс толкнул меня на диван и упал сверху. Под спиной жалобно застонали старые пружины.

Ларс приподнялся на руках, так, чтобы оказаться лицом к лицу. Резкие тени искажали реальность, и глаза казались бездонными:

– Дура, – меня обдало мятным дыханием. – Какая же ты, Ларка, дура! Разве можно вот так просто отказаться от жизни?

Я не боялась того, что должно было случиться. Лежала на диване, парень – сверху. Между нами только одежда, не мешающая чувствовать.

Будь что будет!

От моего прикосновения Ларс дернулся, как от удара. И тут же скатился на пол.

– Извини! – настала его очередь просить прощения. – Я просто очень сильно испугался.

На языке вертелась колкость, но я сдержалась. Он меня хотел, что чувствовалось даже через джинсы. И почему-то это казалось правильным.

– Ларс, – протянула руку, погладила по голове, взъерошила и без того лохматые волосы.

– Не надо, – он отстранился и потянулся к рюкзаку.

Стало страшно, что он сейчас уйдет, оставит одну в темноте, наедине с луной и городскими огнями, и чуть не заскулила от ужаса.

Но Ларс просто достал термос, в который еще вечером налил кипяток.

– Наверное, кофе нам обоим не помешает.

Порошок сублимата растворился мгновенно. Сахара не было, да еще Ларс не отмыл термос после бульона. Так что мы пили пахнущую курицей кисловатую бурду и смотрели в окно.

– Зачем ты это сделала? – прервал Ларс тягостную тишину.

– Не знаю, – сказала честно. – Сама не понимаю, что на меня нашло.

– Наверное, это шок.

Мы снова надолго замолчали.

Да, так и есть. Шок. Я грелась, прижавшись к Ларсу, слушая его дыхание, успокаивалась и думала, что последняя дура, если решилась на такое. Наверное, лучше какое-то время никуда не выходить, чтобы снова не поддаться тоске.

– Почему ты остановился?

Он отпил кофе и повернул голову. Луна на миг отразилась в темных глазах и исчезла.

– Потому что это неправильно. Совсем неправильно. Здесь все не так: не пойми где, на старом диване… Ну и не хочу, чтобы ты потом говорила, что я воспользовался ситуацией.

– Знаешь ведь, что не скажу.

– Знаю, – улыбнулся он. – И все-таки… давай подождем.

– Квартиры, хорошей кровати и свежих простыней?

– Хотя бы твоего совершеннолетия! – легкий щелчок пальцем по носу заставил поморщиться. – Я так понимаю, что спать мы сегодня больше не будем? Тогда, может, попозируешь?

– Если только покажешь, что получилось!

Темнота скрыла грязь на одежде и опухшее лицо. Ларс поставил меня к окну, и луна с городом превратились в фон.

– Вытянись, как будто пытаешься взлететь!

– Раскинь руки. Шире! Ты хочешь обнять весь мир!

И я послушно тянулась, обнимала, садилась на пол или приподнималась на цыпочки. А потом, когда Ларс разрешил передохнуть, вцепилась в его планшет.

И снова себя не узнала.

Эта девушка на рисунках была кто угодно, но только не я! Тонкая, стремительная, прекрасная…

– Нравится?

– У тебя настоящий талант! Ты будешь знаменитым художником, вот увидишь!

– Твои слова да Богу в уши… – Ларс вздохнул и принялся исправлять рисунок. Там тень лежала не так, как хотелось бы художнику, а здесь линия показалась нечеткой.

– О чем думаешь? – сейчас он казался очень далеким, этот гений.

– Да так… О разном.

– Например?

Я видела, что ему не хочется говорить. Но любопытство оказалось сильнее такта.

– Ну Ла-а-а-арс!

– Ты несовершеннолетняя! – отрезал сердито.

Так вот в чем дело!

Я отскочила к окну, встала так, чтобы луна освещала целиком, как учил Ларс. И одним движением сбросила сначала толстовку, потом футболку.

– Прекрати! – Ларс оказался рядом, схватил за руки, не давая продолжить. – Что ты творишь?

– Сегодня такая безумная ночь… – я понимала, что он прав, но остановиться не могла. – Так дай же побезумствовать!

– Только белье не снимай, – попросил Ларс осипшим голосом. И отступил.

Пришлось подчиниться. Джинсы, кроссовки. Но не трусики, хотя меня смущала скромная ткань – я не любила кружева и носила простой трикотаж без швов. Он не стеснял движений и сейчас казался таким убогим!

– Замри!

Так и застыла вполоборота к окну, подняв руки, чтобы поправить волосы. Их пора было помыть, но темнота скрыла несовершенства.

Ларс рисовал.

Планшет мягко подсвечивал его лицо, а я была готова вечно любоваться этой линией скул, тонким прямым носом, твердым подбородком, всегда гладко выбритым.

Он был безумно красив, мой Ларс. Не то что я.

Но на его портретах я преображалась. Менялась. Становилась прекрасной.

Нестерпимо захотелось увидеть рисунок.

– Покажи, – бетон холодил ступни, но кого это волнует. Какая разница, замерзну или нет, когда там… такое!

Дыхание перехватило.

– Это… я?

Нет, определенно – нет! Потому что такое просто невозможно!

Огромная луна заглядывала в окно. Не знаю, как Ларс умудрился нарисовать прозрачные стекла, но они там были! Ловили призрачный свет, чтобы серебряным потоком вылить его на… богиню.

Высокая, прекрасная, далекая и… высокомерная в своей порочности. Идеальное тело и длинные волосы не скрывают безупречного изгиба спины. И мне сейчас неважно, что на самом деле ношу короткую стрижку, потому что это… все-таки я.