– Кто такие? – растягивая слова, спросил один из песиков.

– Бродяги, – ответил я, уже зная правильные ответы, спасибо моему дворовому детству.

– К Зойке, что ль? – Диалог с нами вел все тот же юноша, и складывалось ощущение, что он здесь главный.

– Ага, – ответил я.

– Ладно, проходите, – вальяжно, чуть отодвинув ногу, разрешил нам местный дон.

Я знал, что в таких случаях мешкать не стоит, и, легонько пнув в бок вросшего в подъездный пол Сокола, поспешил пройти на лестницу.

– Фух, пронесло, – сказал я, когда мы оказались у искомой двери.

Но Сокол моей радости не разделял. Он покрылся мелкой испариной, его трясло, а лицо стало белее мела.

– Как мы обратно пойдем? – шепотом спросил мой друг.

– Так же, – пожав плечами, ответил я. – Не ссы, если бы они хотели нас отоварить, ждать бы не стали. Когда обратно пойдем, держись спокойно, не трясись – они это чувствуют. И… это. В глаза, на всякий случай, лучше никому не смотри.

Сам не понял, как получилось, но нагнал жути еще больше.

Наконец мы собрались духом и позвонили в дверь. Нам открыла сильно сдавшая женщина, в засаленном халате, с бегающими глазками и жуткой косынке.

– Здрасьте, – поприветствовал я, – нам бы пол-литру.

– Полтинник, – с усиленным ударением на втором слоге произнесла Зойка, явно показывая, что ее товар не дешевка какая-то, а потому стоит соответствующе.

– Идет, – кивнул я и протянул заранее заготовленную купюру.

Зойка придирчиво оглядела бумажку, словно кому-то в мире может прийти в голову подделывать пятьдесят рублей. Но я не возражал, хотя вид хозяйки квартиры уже не вызывал желания покупать хоть что-то, что можно употребить внутрь. Проверив бумажку, бутлегерша удалилась, закрыв предварительно перед нами дверь.

– А чего ты так мало попросил? – ожил Сокол. – Нам же литров двадцать надо.

– Сначала попробуем, – ответил я. – Выкинуть пятьдесят рублей не так жалко, как две штуки.

– И что, – снова задрожал Сокол, – нам придется сюда снова возвращаться?

– Ну, можем здесь продегустировать, – пожал я плечами. – Только придется из горла пить. Ты как?

– Да хоть с пола, лишь бы через этих не ходить.

Появилась Зойка с пластиковой бутылкой, в которой плескалась мутная жидкость.

– Вот, – протянула она бутылку.

– Послушайте, – сказал я, не торопясь забирать купленное, – мы с другом идем на праздник и нам нужно больше алкоголя. Литров двадцать сможете нам налить?

– Двадцать. – Глаза Зойки округлились от жадности. – Это две тыщи.

– Деньги есть, – уверенно сказал я и достал две зелененькие бумажки. – Но мы же не можем вслепую покупать, надо сперва попробовать.

– Поняла, – засуетилась Зойка и снова захлопнула дверь.

– Ты чего? – удивился Сокол.

– Сейчас увидишь, – успокоил я его.

И правда, бутлегерша появилась с нашей бутылкой самогона, но в этот раз она в придачу передала нам маленький пакет.

– Только не шумите, – попросила она и захлопнула дверь.

Мы спустились на цокольный этаж и устроились на подоконнике. Щедрая Зойка положила нам в пакет четвертушку черного хлеба, четыре стрелки зеленого лука и маленький кусочек сала, а на самом дне – о чудо! – нас радостно приветствовали два пластиковых стаканчика.

– Живем, – радостно сказал я и разлил по первой.

Ну что сказать, «Далмором» и не пахло. Пахло тухлыми овощами и чем-то неуловимо убийственным с химическим оттенком.

– Господи, какая гадость, – прохрипел Сокол и стал отчаянно заедать проглоченное.

– Ну вот, а ты говорил двадцать литров, – ухмыльнулся я и закурил. Послевкусие было еще хуже, чем привкус.

– Что будем делать? – спросил меня приятель, тоже закуривая.

– Надо думать. С одной стороны – сивуха, не уверен, что все после такого доживут до утра. С другой стороны, если тебе эти люди не очень близки, а мне, например, именно так, я бы не парился. Ведь за две тысячи мы сможем купить максимум три литра водки. Охота тратиться?

– Нет, – покачал головой Сокол. – Я так не могу. Там и друзья мои будут, и девушки. Да и все сразу почувствуют эту вонь.

– Смотри сам, – пожал я плечами. – У меня две с половиной, за остальным надо домой идти. А как-то не хочется.

– У меня пятера, но мне еще жить на нее, – пожаловался Сокол.

– Зачем же ты соглашался на себя спиртное брать?

– Да это, в общем, я предложил всем собраться.

– Ясно. Ладно, пойдем отсюда. Есть еще один план, правда, не знаю, насколько он удастся.

– Какой? – обрадовался Сокол. Но ответить я не успел.

На лестничную площадку цокольного этажа нетвердой походкой поднялось совсем юное, сильно потрепанное и неприятно пьяное создание. Создание, видимо, имело лишь поверхностное представление о красоте и совсем не разбиралось в одежде. Про мейкап лучше вообще промолчу. Если бы она просто упала в ведро с краской – было бы краше. Но создание не понимало всей чудовищности своего появления и стало приставать к Соколу.

– Мальчик, – ужасно писклявым, да к тому же наигранно жеманным голосом обратилось создание к моему приятелю, – я тебя хочу.

Бедный Сокол. В нем боролось столько разных эмоций. С одной стороны, галантность из человека выбить сложно, если она природная, даже если приходится ее проявлять к столь отталкивающему существу. С другой – создание явно «мутило» с кем-то из тех зверьков, что поджидали нас всего несколькими ступеньками ниже, а получить (надо сказать, совсем не заслуженно) за то, что положил глаз на чью-то «телку», Соколу совсем не хотелось. Поэтому, собрав все свое мужество и чувство достоинства в кулак, мой друг заявил:

– Извините, девушка, но это ваши проблемы.

– Что! – возмутилось создание. – Ты меня не хочешь?

– Абсолютно определенно – нет.

Столько искренности было в словах Сокола, что создание сразу обиделось и, нервно подергивая ручкой, поплелось «к своим». Мы с тревогой смотрели, как нетвердым шагом это чудо преодолевает лестничный пролет. Можно бесконечно смотреть на три вещи: как течет вода, как горит огонь и как Бэмби учится ходить. Но как только наш олененок добрался до стада, началось что-то непонятное. Она пискляво завопила, и на лестничную площадку тут же выскочил вожак, ну, тот, который нас благородно пропустил. Мы уже раскрыли рты, чтобы начать оправдываться, ведь жестокосердная гусеница на нетвердых лапках наверняка сочинила своему бойфренду, что мы к ней приставали. Но то, с чем пришел песик, заставило нас сильно призадуматься.

– Ты что, – обратился он преимущественно к Соколу, – мою телку не хочешь?

И вот что тут ответить? Честно говоря, за свою довольно богатую дворовую жизнь в такую ситуацию я попадал впервые. Нет, понятно, получить за то, что приставал к чужой даме, это достойно, это по Шекспиру. Но отхватить за то, что даже не собирался этого делать, – просто какой-то паноптикум. На Сокола так вообще было страшно смотреть. Все его программы сбились, процессор дымился, блок питания обещал сгореть. Поняв, что от моего друга толку мало, я решил взять партию на себя.

– Ты чего, друг, – начал я как можно спокойнее. – Мы исключительно с уважением относимся к тебе и твоей девушке.

– Умный, что ль? – перевел зверек на меня злобный взгляд.

А вот это уже было плохо. Когда человек даже не пытается слышать аргументов – быть беде. А зверьку просто хотелось почесать кулаки. А диспозиция такова, что избежать боя было нереально, а численный перевес на их стороне, да и в Соколе я не был уверен, кто их, викингов, знает, может обратиться в берсерка, а может съежиться, как маленькая девочка. И я достал последний козырь.

– Братан, – как можно душевнее сказал я, – да мы ж к тебе шли, угостить тебя хотели. По-братски.

И о чудо! Сработало. Названный брат мой захлопал губами, как лошадка, ноздрями потянул воздух, разглядел на подоконнике едва початую «пол-литру» и заулыбался.

– Так че вы… сразу бы.

Зверек схватил пластиковою бутылку и пошел к друзьям. А мы за ним. Но только мы не стали останавливаться на площадке, а рванули к двери, типа «покурить», но обещали, конечно же, вернуться и разделить благородный напиток с не менее благородными мужами. И лишь наш олененок остался недоволен, он забился в угол под почтовыми ящиками и куксился, впитывая несправедливость всего мира.