В палатке горел фонарь, Татьяна оглядывалась по сторонам, как будто искала что-то.
– Потеряла что-нибудь?
– Нет. Неужели ты не чувствуешь? Здесь кто-то есть!
Она не была напугана, не из пугливых. Тем более, когда я рядом. Но озабоченность чем-то непонятным, в её глазах была и очень сильная.
– Спи. Всё хорошо. Никого чужого вокруг палатки нет. Это, видимо, усталость. Долгая дорога, свежий воздух после выхлопных газов. Всё это, возможно, заставляет нас ловить лёгкие глюки.
С горем пополам мы заснули, хотя ощущения присутствия кого-то лишнего в палатке не покидало меня ни на секунду. Думаю, что и Татьяну тоже. Она пыталась спрятаться с головой в спальник, но и это было неудобно. Она не любила скованность дыхания. И сразу вылезала обратно, на воздух.
Утром все ночные переживания вылетели из головы. Приезжали всё новые участники турнира. Нужно было успеть до начала состязаний со всеми поболтать или хотя бы поздороваться. С кем-то мы давно не виделись, а с кем-то всегда было приятно поболтать на любые темы. В общем до начала турнира было чем себя занять, да и потом сам турнир не оставлял времени на что-либо ещё, кроме стрельбы из лука. Два дня турнира пролетели незаметно. Вторую ночь ночевали мы в другом месте, перенеся палатку поближе к штабу организаторов. Ещё дальше от леса и метров на триста от того места, где стояла палатка прошлой ночью. После окончания турнира, в воскресенье вечером, нас пригласили в гости наши друзья из Старого Оскола. Срочно возвращаться в Москву необходимости не было, а отдохнуть перед дорогой хотелось. И мы с Татьяной с удовольствием приняли приглашение. Перед тем, как уезжать с поляны, я подъехал на машине к тому месту, где мы ставили палатку в первую ночь. Нужно было увезти с собой мешки с мусором, что собрали там ещё в субботу утром. Бросил мешки на пол в свой «Форд-Фокус», между задними и передними сидениями, сел в машину и как огнём обожгло. Чувство, что с нами опять кто-то лишний, вернулось с новой силой. Виду не подал, вырулил на дорогу, и сосредоточился на езде. Тем более, что отставать было нельзя – ехали караваном их трёх машин с теми, к кому в гости мы собрались. Сам я дорогу не знал. Ведущая машина тут же заехала на заправку, но уже до этого Татьяна успела сказать, что ей как будто кто-то коленками упирается в спинку сидения. Она совершенно чётко чувствовала это. Я сказал, что, кажется, понимаю, что происходит и на заправке попросил её отойти к другим машинам, поболтать с ребятами, пока баки наполняются бензином. Благо нам заправляться не надо было, полный бак я залил, подъезжая к месту турнира, ещё два дня тому назад.
Не буду описывать ритуал, что я быстро провёл прямо на заправочной станции, но вскоре мне удалось впервые «побеседовать» с настоящим духом. Как я узнал, это была Душа девочки, убитой какими-то скотами в том самом лесу, рядом с которым мы поставили палатку в первый день. Судя по всему, Душа гуляла по окрестностям леса уже очень давно. А любое существо, вне зависимости от того, есть у него тело или нет, хочет быть нужным, полезным. Хоть для кого-нибудь. Любое существо должно понимать, в чём его суть, какое его дело. А у блуждающей Души нет ничего, кроме времени ожидания. Нет контактов, нет смысла, нет цели, кроме как ждать полного распада свей бывшей оболочки. Увидев меня там, в поле, девочка почувствовала, что я могу её услышать и всё это время пыталась до меня достучаться. Я спросил, что она хочет. Ответ не показался мне понятным, но прозвучал в моём восприятии как «быть кому-нибудь нужной». Со мной был мой посох В своё время, я сделал его из сосны, загубленной туристами у подножья горы Ириймель на Южном Урале. Предварительно потрепав хулиганов за порчу дерева, конечно. Посох был сильным и помогал мне в моих шаманских ритуалах. Я сказал девочке, что могу делать при помощи этого посоха. И предложил стать моей помощницей, соединив её силу с силой посоха. Усилив, таким образом, его своей жизненной силой. Девочка не думая согласилась, и с той же секунды чувство постороннего в машине пропало. Что подтвердила Татьяна, сев на своё место. Дальше ехали без приключений. Хорошо отдохнули у друзей, а рано поутру в понедельник рванули домой. Вот только уже в Москве, войдя первым в квартиру, вместе с посохом и зажигая свет в комнатах, произошло непонятное. Вдребезги разлетелись первые две лампочки – в коридоре и моём кабинете, куда я хотел поставить посох. Татьяна сразу спросила: в чём подвох и не пришёл ли с нами кто-то чужой в дом? Но я лишь улыбнулся в ответ. Правду говорить я не стал, а отшучиваться не счёл возможным. Да и усталость требовала отдыха, а не долгих разговоров.
Позже я пробовал проводить более сложные ритуалы с помощью силы Духа, вселившегося в посох. Но не ощутил ни дополнительных сил, ни самой девочки. Теперь я, кажется, понимаю, что зря увёз её с того места. По всей вероятности это убило её Душу. Если твой отец прав, то именно так и произошло.
– Получается опять очень грустная история.
– Да, видишь как со мной сложно? Сам теперь буду мучиться. Ненавижу, когда делают что-то плохое детям и женщинам. Любое издевательство, даже в кинофильмах, над детьми и женщинами не перевариваю. Не могу на такое смотреть. Если есть сцены издевательства над детьми – выключаю сразу. Душа слишком болит, даже понимая, что это всего лишь кино. А здесь совсем страшное дело – гибель Души. И, что самое ужасное, получается, по моей вине. Хуже нет ничего.
– А больше ни о чём поговорить с Душой девочки не успел?
– Нет, всё что успел – рассказал. Приехав в гости, мы просто оставили посох в машине на ночь. Потом утром загрузились и до Москвы практически не останавливались в пути.
– Может быть, она сбежала ночью? Обиделась, что не взяли с собой в гости и ушла.
– Исключено. Посох не мог её отпустить без моего ведома.
– Много ты знаешь! Ты же раньше такого не делал?
– Нет, не делал. Но я чувствую, что делаю. И предчувствую последствия. Сама уйти она не могла, я в этом уверен. Хотя, если ты права, был бы только рад. Но, если твой отец прав насчёт смерти бессмертной Души в случае отрыва её от ещё не истлевшего тела, то он никак бы не смог перевезти Души в эту твою Обитель мудрецов или Богов. Они не доехали бы. Пропали бы, как Душа той девочки. Либо есть какой-то рецепт консервации, который нам неведом.
– Например, в посохе или в чём-то живом? Или в камне, если ты говоришь, что они тоже живые существа?
– Ну, как видишь, посох не помог. Хотя, разбитые лампы что-то могли мне пытаться сказать. Возможно, рецепт был не так уж и далёк от того, что я сделал. Но проводить исследования на живых Душах я не стану.
– Живые Души мёртвых тел. Да, если бы нас сейчас кто-нибудь услышал, вызвали бы скорую помощь. Психиатрическую. Кстати, как думаешь, если в той Обители действительно живут те, кто выше нас по разуму или по духовному развитию. А скорее всего и по тому и по-другому. Может быть, они действительно могут помочь таким вот Душам? И наверняка знают рецепт транспортировки.
– Возможно. И даже, если твой папа прав, и у них в высших мирах демографический кризис, то они могут быть в этих Душах сильно заинтересованы. Что ты ещё знаешь про эту Обитель?
– Здесь я почти ничего нового не узнала. Кто будет говорить с девушкой на такие темы?
– Я.
– Ты – да. Но до тебя я никого подобного не встречала. Ты первый человек, после моего отца, который интересен мне как личность. Остальные могут только разговаривать о сериалах, футбольных командах и рассказывать всякие пошлые анекдоты, в надежде произвести впечатление. Знали бы они, какое именно впечатление производят – предпочли бы молчать. За всё время, что я здесь живу, мне удалось лишь приблизительно понять, где это место находится. И то, случайно. Пришлось подслушивать разговор двух влюблённых подростков. Они хотели сбежать из своих домов вдвоём. Каждый по своим причинам не желал жить с родителями, да плюс любовь. У девочки отец полицай и ей стыдно смотреть в глаза соседям и детям в школе. Хотя большинство несмышлёных детей в школе ей завидуют. Ещё бы, учителя ей ни слова поперёк сказать не смеют. Но у девочки есть понимание того, что происходит в стране. И, видимо, есть Совесть. А юноша, что был с ней, напротив, из бедной семьи, где папа не умеет воровать, а всё, чего добился в жизни, это работать слесарем в порту. Но есть слесаря, которые зарабатывают хорошо, а у этого руки, по словам самого мальчишки «из задницы растут». Вот он и используется на работе больше для «подай-принеси». И, соответственно, получает копейки. А его мама – бывшая актриса местного театра. Из театра её выгнали за интимную связь с одним актёром. Главное актёра не выгнали. Мужчинам, значит, можно. А вот её попросили на выход. Муж-слесарь всё узнал. Но простил. Он тихоня сам. Мухи не обидит. И всё терпит от неё. А вот соседи дали бывшей актрисе обидное прозвище, соответствующее её проступку, и здороваться перестали. С тех пор она почти каждый день пьёт и ругается с соседями. Парень вроде как любит и отца и мать, но жить в такой враждебной обстановке не может больше. Соседи на нём весь свой гнев срывают. На нём, да на отце – тихоне.