2 Страну правосудье кладет на весы, но может она ничего и не стоить — ведь пращур, отец, образованный сын должны трех гимназий культуру усвоить. Кто шарму учился? Элегия с ним. Презренье способно любовь исковеркать, но не возродить диким родом одним святых страстотерпцев домашнюю церковь. Третьяковская Галерея Вне молитвы в приходе из времени выпасть… От полотен исходит таинственный импульс. Сослужение Пасхе мажорного ряда. Психология в красках не имеет обряда. Вдохновение В кромешной тьме живут витии, и зажигаются стихи от бытовой перипетии и неизведанных стихий. Слова – заведомая ложь, и не озвучить на бумаге, что говорит весенний дождь и молний синие зигзаги. Я не один, и правит мной в стране молчания и пенья хранитель – ангел неземной — пособник тихий вдохновенья. Экзистенция Не свят городской обитаемый дом, не в небо нацелена плоская кровля, где властвует мир самоценным трудом, где нас распинают война и торговля. Огню поклонение, гимны воде, идея грядущего – строгий вещизм. Молитва прекрасна и радостна, где спрессовано прошлое с будущим. Там, где… Там, где темнеет год от года, и сердце лишь природе внемлет, обходит солнце крестным ходом, хранящие святыни земли. Новый Иерусалим В разливах подмосковных светлых рек на Землю низвести грядущий век умыслил патриарха гордый дух, слить в монолог несхожесть царствий двух, переворот людской природы всей. Державный Никон – не тишайший Алексей. «Излил дары святых пророчеств…» Излил дары святых пророчеств в общенье дружное мужей Дух, что святил во время ночи лишь Иоилевой душе. Но моноум во время оно. И дух культуры сокруша, число златое Соломона желает мертвая душа, чтоб воздух пасмурного дыма огнем священным напоил тот лев с оружьем херувима, что зрел в виденьи Даниил. Восстанет прах под новым небом, исчезнет горькая вода, Иезекилю срок неведом во время тяжкого труда. Крестное знамение
Круг солнца ал, и души невидны. Восход настал, часы заведены. Плотская тьма, движение руки, полет ума природе вопреки. Анатолий Короткое Пущино Перестройка Перестройку огласили, Сразу все заголосили: То не эдак, то не так Умным был, а стал дурак. Было серым — стало белым, Или все наоборот, Даже оторопь берет. Появились вдруг писаки, Не борцы, а забияки. Им престиж, квартиру, дачу, «Волгу» черную в придачу, И детишкам «Жигули», Чтоб смелей себя вели. От писак такого рода Вред один лишь для народа, Их не только издавать…, А подальше посылать, Где жара и лютый холод, Где еще бывает голод, На Памир и целину, В океан и на войну. Чтобы личным там примером Мощь страны крепили делом. И чтоб стали там – на дальних Рубежах многострадальных, В пользу Родине большой Чище телом и душой. Пусть напишут, как народу Обрести свою свободу. Как бороться с бюрократом, Как в войсках служить солдатам. Или скажем, наконец, Как в степи пасти овец, Чтобы каждому ребенку На зиму была дубленка, А не только бешбармак Тем, кто сытно ест и так. В перестройке и застое Бюрократа деспотизм Отравляет все живое, Сокращает людям жизнь. Нужно бить особо больно, Кто спешит за счет других Жить вольготно и привольно, Потребляя за троих. Кто, унизив всех слабее, Хочет с грязью растоптать, И ведет себя смелее, Чем распущенная мать. Перестройку нужно делать Всем народом сообща, Заменяя всю надстройку, На других не клевеща. Про деда Ермолая и сына его Никиту Кожемяку Иллюстрации Петра Крамаренко В русской маленькой деревне Жил старик довольно древний, С кучерявой бородой Весь, как лунь, совсем седой. |
