СУМАСШЕДШИЙ ИНГУРИ Сумасшедший Ингури нервно бился о скалы, вырывая с корнями вековые стволы, и белели вершины, словно зубы в оскале из упавшей на землю неожиданной мглы. Ну а сванские башни – крепыши-великаны, встали цепью в ущелье и ушли в полный рост перевалом, хватая грудью рваные раны, не сдавая однажды ими принятый пост. На террасе отеля где-то рядом с Ушгули мы сидим, разливая по пиалам вино, и отчётливо слышно, как из прошлого пули рикошетом звенящим разбивают окно. «А налей-ка мне, батюшка, в чашу кагора…» А налей-ка мне, батюшка, в чашу кагора, ты же видишь, как руки от горькой дрожат, отдохну тут немного в прохладе собора и продолжу свой путь, укрепившись стократ. Не читай мне псалмы, почитай Мандельштама, и поэзия лечит нам душу порой, я тут слышал недавно, что их Далай-лама с головой окунулся в наш век Золотой. Сладок местный кагор, вроде как полегчало, осени же крестом, мне, пожалуй, пора… Свято-Троицкий храм, где-то рядом с Байкалом — похмелюсь и расставлю точней вектора. ЛЬВОВ Время пролетит, возможно снова, поднимусь аллеей, не спеша, к замку нестареющего Львова, листья по дороге вороша. Воздух чист, и клён уже багряный наповал сразит своей красой, если буду, как обычно, пьяный, скину туфли и пойду босой. Завитушки кованых заборов, терпкий вкус наливочки в кафе, призраки готических соборов объявляют аутодафе. И теперь в своём Чорохском устье, каждый год листок календаря отрывая, буду Львов я с грустью вспоминать в начале сентября. ДОРОГАЯ МОЯ СТОЛИЦА Надышался здесь пылью обочин. Это было как будто вчера… Не согрели столичные ночи — под Москвою теплей вечера. Вот опять под крылом мегаполис — не понять, где начало, где край. В белой дымке знакомый до боли — иллюзорно-сверкающий рай. Заплатив за метро двадцать восемь деревянных российских рублей, забываю холодную осень в тёпло-потном потоке людей. По кольцу и затем радиалкой — переход, эскалатор, сквозняк, а по рельсам туннелей «Лубянки» тени всех убиенных скользят. Пиво, пиво, дешёвый джин-тоник, банки с выпивкой в каждой руке. Мне сдается, что скоро утонет храм Блаженного в пьяной реке. А ещё, столько не было прежде, азиатско-прищуренных глаз, лишь по-прежнему ухо мне режет изобилие матерных фраз. Я отвык от галдящей столицы, толкотни в подземельях метро, и уже никогда мне не слиться с этим городом снова нутром. Он живёт в своём бешеном ритме, мне же нужен сегодня покой, тут гуляют по лезвию бритвы, ежедневно рискуя судьбой. Отгулял я своё – будешь сниться, повторю на прощанье слова: «Дорогая моя столица, златоглавая наша Москва!» ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ЭКСПАТА Закат волну, едва лизнув, утонет в море, луна зависнет над горой в ночном дозоре. Музон кислотный громыхнёт по плоской крыше и станут люди во хмелю друг другу ближе. Китаец будет всех учить лепить пельмени, морячка рваться сесть кому-то на колени, а отставной, чрезмерно строгий подполковник, глаз не сводить с жены своей как будто школьник. Прораб строитель бородач здесь на чужбине, всё говорить и говорить об Украине, два итальянских бескорыстных волонтёра мутить мастирку из штакета «Беломора». Накроет всех трава с вином после заката — батумский вечер, день рождения экспата. АВТОПОРТРЕТ Душу в себе сентиментальность чувства, как мальчик Кай грызу безвкусный лёд, и забываю тонкости искусства — цедить из соли первоклассный мёд. Вот, бабочка вспорхнула и исчезла, вот, закипел и утонул закат, я пятой точкой, протирая кресло, всё не настроюсь на мажорный лад. Цветут сады, не ощущаю запах, с трудом создав в палитре нужный цвет, я вместо ренуаровских дам в шляпах, с похмелья напишу автопортрет. Где человек – тиоиндиго чёрный, и только взгляд – белила из свинца. Застынет пёс, опешит кот учённый, от вида незнакомого лица. А я, совсем дурной от самогонки, качаясь у лампадного огня, начну молить Петрова, (он же Водкин), вернуть назад мне красного коня. НЕТ, НЕ ТИХА УКРАИНСКАЯ НОЧЬ Всё этой ночью было из стекла, аэропорт, отель и даже лица и чача виноградная текла и согревала в холод, как Жар-птица. Хотел, чтоб окна выходили в сад, а не к перрону метрополитена, колёсный стук, вибрировал фасад и ослепляли лампы галогена. Нет, не тиха украинская ночь и Днепр не чуден при любой погоде, джин лампы, напрягись и обесточь метро и освещенье в переходе. Усну на час, и тут приснится сон, как панночка стучится гробом в темя, отель «Турист» пронзит мой дикий стон и остановится на полседьмого время. И подскочу, и лифтом быстро вниз спущусь к буфету, выпить чашку кофе и усмехнётся криво Дионис, скрестив колени на хрустальном штофе. |
