Ну почему она не могла быть более сильной? Неважно, насколько очаровательной я ее нахожу, мне нужен хренов партнер, способный помочь в делах на моей ферме. Не думаю, что хрупкой Николь по силам втащить меня в дом, если я снова свалюсь с крыши хлева.

Она мне совершенно не подходит.

Тем не менее, это еще не значит, что меня не терзает желание от одной мысли о том, чтобы к ней прикоснуться. Но Николь мне не принадлежит, чтобы я мог к ней прикасаться. Нет, если я не намерен оставить ее себе.

Долгое время я смотрю на угли в очаге.

В конечном счете, я слышу какое-то постукивание, которое привлекает мое внимание. Оно доносится из спальни, и когда, встав на ноги, я иду в том направлении, до меня доходит, что это. Даже с другого конца дома я слышу, как стучат ее зубы.

— Николь? — спрашиваю я, направляясь в спальню, словно притянутый за поводок. Мне не стоит туда идти. Мне стоит просто поддерживать огонь и не обращать внимания на то, что она замерзла, и дать теплу, которое рано или поздно нагреется от пламени, обо всем позаботится. Но… я этого не делаю. Я иду в спальню, пытаясь разглядеть сквозь тьму маленькую, сжавшуюся под обоими одеялами в комочек ее фигурку. — С тобой все в порядке?

— Я в п… п… п… порядке, — отвечает она, стуча зубами. — П… просто чуть холоднее, чем я… я п… прив… выкла.

«Поддерживай огонь, идиот, — убеждаю я себя. — Иди, подбрось-ка туда еще парочку поленьев и нагрей дом до удушающей жары. Тебе не стоит к ней прикасаться».

Однако я не прислушиваюсь к этому голосу. Стянув с себя тунику, скинув сапоги и оставшись лишь в трусах, я забираюсь в постель.

— Подвинься.

Николь в моей постели вскидывается и резко садится, а ее растрепанные волосы при этом буйно взметнулись вокруг ее головы.

— Что…

— Ночь холодная, а одеял у меня больше нет, — объясняю я, забравшись в постель к ней. Рядом со мной она кажется такой крошечной, тем не менее, вполне подходящей. Я совсем не удивлен увидеть, что девушка все еще одета в несколько слоев одежды с прошлого вечера. — Будем делиться теплом тела.

— Мы? — голос у Николь дрожит от удивления — а может от стука зубов.

— Да, мы, — заявляю я твердо. Все уже решено. — И ничего больше.

— Ооо!

Из этого одного слога я не никак могу определить, разочарована она или нет. Но, устроившись обратно в постели, спиной ко мне, она больше ничего не говорит. Ее стройное тело дрожит от холода, поэтому я обнимаю ее за талию и притягиваю обратно к себе. Она напрягается, но через мгновение расслабляется и прижимается ко мне. В поисках моего тепла между моими голенями проталкиваются холодные ступни, а сама она пододвигаться еще плотнее. Теперь, когда ее дрожь прекратилась, я расслабляюсь и пытаюсь уснуть.

«Уснуть. Ага, очень смешно!»

Я остро ощущаю ее стройное тело своим, то, как она мне подходит и просто идеально ко мне прижимается. Ее волосы щекочут мой подбородок и пахнут они чистотой и свежестью. Кожей мы с ней не соприкасаемся, но моя рука до сих пор на ее талии, и я чувствую каждый ее вдох, как бешено колотится ее сердце.

Колотится? Она, что нервничает? Возбуждена?

У меня во рту пересыхает.

Было бы не трудно перевернуть ее, приласкать щечки, а потом задрать ее тунику. Обнажить эти ее обворожительно колышущейся груди и всю эту бледную кожу. Коснуться между ее бедер и толкнуться членом в ее влагалище. Наполнить ее моим семенем и подарить моего ребенка, в точности так, как я себе это представлял…

Только тут все другое, начиная с того, что она — человек. Если я сделаю ее своей, это не решит ни одну из моих проблем. Вместо того, чтобы заполучить помощника и пару, у меня тут появился еще один ротик, который мне придется кормить. Я сдерживаю проклятие, которое так и норовит вырваться из моего горла, потому что больше всего на свете я хочу уткнуться лицом в ее мягкую шею и вдохнуть ее аромат, овладеть ее телом. Сделать своей.

Но я не могу. Было бы неправильно взять ее, а несколько дней спустя передать ее кому-то другому. Может, я и гребаный черствый ублюдок, но так поступить с ней я не могу. Это несправедливо.

Так что я остаюсь совершенно неподвижным, прижимая ее к себе достаточно близко, чтобы делиться своим теплом, но не более того. В конце концов, ее колотящееся сердце замедляется, и дыхание становится легким и ровным. Она засыпает в моих объятиях, в тепле и окружена заботой.

И вновь мне хочется, чтобы она была сильнее, потому что тогда я мог бы сделать ее своей.

Глава 8

ЭМВОР

Дни проходят, и все труднее становится закрывать глаза на ее присутствие. Николь вошла в мою жизнь, словно взрыв солнечного света, и ее улыбка греет мне душу всякий раз, когда вижу ее. Оказывается, милая маленькая вмятина в ее щечках называется ямочкой, и я живу ради их появления. Ничто не радует меня сильнее, чем видеть, как Николь широко улыбается и покрывается ямочками. В последнее время она очень много улыбается, и большинство ее улыбок направлены на меня.

У меня сердце сжимается от боли и отчаяния.

По правде говоря, я люблю ее компанию. Она умная, веселая и всегда занята. Она говорит мне, что не любит сидеть сложа руки, и как-то раз, когда идет настолько сильный дождь, что на полях делать нечего, только ждать, пока непогода пройдет, она печет маленькие твердые печеньки и называет их «домино», а затем учит меня ими играть в человеческую игру. Мы играем весь день, пока я не съедаю слишком много печенек, чтобы игра была честной, после этого мы проводим вечер у огня, обсуждаем стратегии игры на палочках, моего злобного быка, или даже то время, которое я провел в войнах. С ней удивительно легко разговаривать, и вот тут я вдруг понимаю, что рассказываю ей, наверное, больше, чем должен.

Николь рассказывает мне о своей жизни в роли «домашнего животного». Так она ее называет. По правде говоря, она была не совсем рабыней, потому что леди Леандра, ее старая хозяйка, достаточно хорошо с ней обращалась. Но в то же время ее не считали разумной. Леандра научит ее кое-чему, к примеру, «палочкам»… а потом — отшлепает ее хорошенько, если посчитает, что ее человек плохо себя ведет. Отчасти я даже начинаю ненавидеть эту старую богатую стерву, даже несмотря на то, что она дорожила Николь настолько, чтобы беспокоиться о ее будущем и спланировать обман с моей невестой.

О, нет, это меня больше не злит. Просто я… расстроен. Крайне разочарован, что Николь практически идеальна, за исключением того, что она хрупкая, и боюсь, что жизнь здесь для нее будет слишком тяжелой.

Однако она любит жизнь на ферме. Любит животных, и я поймал, что она дает имена животным из моего поголовья, хотя это не самая лучшая идея. Я не хочу, чтобы она к ним привязалась, раз им суждено быть забитыми. Тогда она принимается давать имена мышам, живущим в хлеве, заявив мне, что они напоминают ей некое земное существо под названием «кот». В дни, когда погода хорошая, Николь занимается починкой одежды на улице, сидя под палящим солнцем, даже несмотря на то, что ее личико становится ярко-красным. И ей это нравится, заявляет она мне. Леди Леандра не пускала ее на улицу, потому что боялась, что Николь сбежит. Николь шутит, что она не та «кошка», что сидит взаперти, но я не нахожу это смешным. Я все время думаю о ее личике, обращенном к солнцу и наслаждающееся теплом, пока оно не окрасит ее кожу в розовый,… и бесчувственной леди Леандре, которая не выпускала ее для этого на улицу.

Не могу сказать, что во мне есть хоть капля теплых чувств к этой старой стерве.

Несмотря ни на что, дни, проведенные с Николь, непостижимо прекрасны. Она готовит, убирает и, в то время как занимается делами, напевает себе под нос. Я продолжаю говорить ей, чтобы она отдыхала и была моей гостьей, но ей быстро становится скучно, и тогда она принимается печь для меня что-нибудь новенькое. От ее вкусных блюд я понемногу поправляюсь, и я обожаю наши игры в «палочки». Дни замечательные… но ночи мои любимые. Каждую ночь, чтобы делиться теплом и одеялами, мы ложимся в постель вместе. Я остаюсь в нижнем белье, а Николь одета в тунику, но она укладывается спать в моих объятиях, а я прижимаю ее к себе, и мы спим, погруженные в запахи друг друга. По крайней мере, спит она. Я в основном бодрствую, очарованный ощущением ее и нежным запахом ее кожи.