Выхожу из машины, вдыхая утренний воздух. Не обращаю внимания на привычную лондонскую прохладу, на ветер, сковывающий меня в своих объятьях. В коридорах тихо. Все еще спят, даже комендант, которая обычно дежурит на ресепшене. Это только на руку – смогу незаметно проскользнуть в комнату.

Она оказывается пуста. Шторы задернуты, окно открыто, впуская уличный холод. А вокруг тишина. Только я одна являюсь подтверждением существования жизни. Только я…

Сбрасываю с себя туфли, грязное платье Сары, избавляюсь от крыльев на спине и плюхаюсь на кровать. Грязная. Абсолютно голая. Уязвимая.

Эти чувства ни за что не отнять. Они будут идти параллельно со мной. До конца. Пока не выжмут из меня все живое. То, что способно поддерживать нормальное существование.

Хочу просто уснуть, а завтра сделать вид, что это лишь дурной сон.

Мечты…

***

О, Боже! Как болит голова! Боюсь открыть глаза. Знаю, что меня ждет. Темная комната. Пустая и прохладная. Опять не закрыла окно перед сном.

Как долго я пролежала здесь, смотря в одну точку? Через сколько мне удалось уснуть, после того, как я пролила море слез на подушку?

До сих пор влажная. Не только подушка, но и мое лицо…

Мобильный показывает ровно восемь вечера. Так поздно. Получается, я спала больше двенадцати часов.

Не могу встать с кровати. Просто не в состоянии сделать хотя бы одно движение. Тело ужасно ломит, низ живота сводит болью, а голова будто налита свинцом. Со стороны все давит. Эта темнота, эта прохлада. Эта боль…

Не физическая. Душевная.

Можно сказать, что воспоминания мигом вылились на голову, словно ведро ледяной воды, но это не так. Они никуда не уходили, все время шли рука об руку со слезами на глазах и дрожью в теле.

Зачем вообще сейчас проснулась? Почему не вырубилась на несколько дней? А лучше бы вообще не просыпалась. Это невыносимо – лежать здесь и все время вспоминать минувшую вечеринку. Атмосферу веселья и ужаса, новизну, которая превратилась в хаос.

До сих пор помню его глаза. Бешеные. Звериные. Тех ярких оттенков, которые я так любила, как будто никогда и не было. В его сущности больше не было света. Когда-то обожаемого мною парня охватила беспросветная тьма.

Это больно, невыносимо больно осознавать, что ты катишься куда-то вниз по наклонной, не в состоянии остановить происходящее. Ты не знаешь, где право, а где – лево, почему родилась именно правшой, а не левшой, почему твои глаза ярко-зеленого цвета, а не серого.

Потерянная. Слабая.

Тошнит. И физически, и морально. Но если в физическом плане я смогу рано или поздно преодолеть ноющую боль, заглушить таблетками, вырвать весь негатив с корнем и излить в белого друга, то моральную не выкинешь из головы. Она останется там навсегда. Со временем потускнеет, конечно, приобретет блеклые краски, но не сейчас, когда каждое действие, каждое слово Джека отдается где-то в груди и не желает вырываться оттуда.

Становится чуть легче. Вру. Ни черта не легче. Тяжесть в желудке остается на месте. Удалось только лишний груз с плеч скинуть и немного выпрямиться. Встать на ноги. Все равно шатает. Все кругом вертится, пока я дохожу до умывальника и несколько раз промакиваю холодной водой лицо. Даже горячий кран не включаю, как обычно. Бесполезно.

Отражение в зеркале шокирует. Это не я…

Та рыжеволосая девушка в мешковатом свитере осталась в России, а на ее место пришла незнакомка с потрепанной прической и разводами под красными глазами. Совсем чужая. Вроде бы те же малахитовые глаза, те же пухлые губы, рыжие волосы, но на моем лице улавливаются те черты, которые не замечала раньше. Лицо совсем бледное, волосы спутаны, круги под глазами появились.

Она не такая. Я не такая.

Чужая. Чужеродная.

Встаю под горячий душ. Капли обжигают нежную кожу, делая ее слегка красноватой. Вся грязь, вся горечь и желчь, что таились внутри, смываются вместе с теплой водой. Нежная пена успокаивает, дает душевное умиротворение.

Это временно, знаю. Стоит выйти из душа, я вновь стану такой же, какой пришла сюда. Но сейчас держусь за эту теплоту и ласку воды, как за спасательный круг. Потому что именно он дает силы не упасть на пол и не сломаться здесь, под теплыми каплями, содрогаясь от душевной боли.

Слышу шум в комнате, как только выхожу из душа. Кто-то каблуками цокает, громко разговаривает. Мужские и женские голоса. Может, за стенкой? Вряд ли. Звуки из нашей комнаты исходят.

– Сраный придурок! – звучит отчетливый голос Сары, как только запахиваю халат и выхожу из ванной. А точнее пытаюсь выйти из нее, но не решаюсь, таясь в дверях.

– А ты конченая сука, раз не умеешь держать язык за зубами! – голос незнакомый. Низкий. Глубокий.

– Да кто ты такой? Уйди на хуй из моей жизни и больше в ней не появляйся!

Из небольшой щелки между ванной и комнатой ничего не видно, но как только я распахиваю дверь, то тут же замечаю все еще одетую в костюм кошки Сару и высокого парня. Кажется, это и есть тот самый Патрик.

Половица громко скрипит под ступнями, заставляя сладкую парочку повернуться в мою сторону и окинуть ненавидящим взглядом. Черт, спалилась!

– Кажется, я не вовремя. Мне лучше…

– Я уже ухожу, – небрежно кидает парень и тут же выходит из нашей комнаты. Слишком резко, аж ветер прохладный подул. Но меня волнует не этот парень, а Сара, которая падает на кровать, сжимая голову ладонями.

Вот-вот готова заплакать. По крайней мере, мне так кажется. Напрасно. Сара не из тех, кто льет слезы. Ее не сломать.

Она не я…

– Сегодня такой трудный день, – тяжело вздыхает блондинка.

– Ты не представляешь, насколько.

Мой голос кажется болезненным, хриплым. Совсем незнакомым. И Саре он кажется таковым, судя по тому, как она глядит на меня и приобнимает за плечи. Успокаивающе. Только это все равно не поможет.

– Ох, прости. Мои разборки с Патриком не идут ни в какое сравнение. Как ты?

Как я? Наверное, этот вопрос можно отнести к разряду риторических. Вчера я лишилась девственности в грязном туалете ночного клуба. Против своей воли. Как ты и предсказала.

Так, стоп! Откуда…

– Ты знаешь? – в голосе слышится страх.

– Конечно! Об этом все знают. Я только что была у парней вместе с Патриком. Они все рассказали в подробностях.

Что? В подробностях? Нет! Не может быть! Как они узнали? Джек рассказал? Решил после моего унижения сразу же настучать друзьям? А я была лучшего мнения о нем. Боготворила, влюбилась без оглядки, наплевала на слухи, а он…

Подонок!

– Об этом никто не должен узнать, – проговариваю практически по буквам.

Ладони сжимаются в кулаки, а ногти царапают распаренную после душа кожу. Вот-вот кровь пойдет. Но мне плевать. Злость на этого урода пересиливает все физические повреждения. Всю боль, которая отголоском присутствует внутри и ни на секунду не дает забыть о себе.

– Тише, Софи, не переживай, – Сара гладит меня по спине. Снова пытается успокоить. Бесполезно. – С Джеком вскоре все будет хорошо, вот увидишь.

Да? С ним-то все будет отлично! Этот мерзавец пойдет дальше окручивать невинных девушек и разводить на секс, а я останусь с вечной печатью позора! Как самая настоящая шлюха! И всем будет плевать, что Джек был моим первым, а я до последнего пыталась сопротивляться его действиям!

Обо мне разве кто-то позаботится? Я чуть не умерла этой ночью, а ты просишь не беспокоиться о Джеке? Серьезно?

И тут до меня доходит…

– Ты о чем? – вопросительно смотрю на подругу.

– Вчера Джека накачали наркотой, а когда он вышел на улицу, тут же отрубился. Ребята сразу скорую вызвали, те чуть копов за собой не притащили. Вечеринку всю разогнали к хренам. Ты что, не знала?

Не знала…

Нет, Сара, я не знала. Не знала, потому что лежала в туалете, скрючившись от боли. Не знала, потому что была душевно истощена и подавлена. Не знала, потому что считала Джека моральным уродом и настоящей скотиной. За то, что поступил со мной так подло. По-свински.