- Да всё нормаль... - и тут меня понесло, - да что это творится, я нечисть аль монах чистоплюйный? Бегаю, как в зад раненый, село от бед спасаю. Мне б сидеть на печи да радоваться людскому горю, а я как псина покорная всё для хозяина служу. Тошно мне.

   Леший ухмыльнулся да залпом осушил чарку.

   - Наконец-то ты созрел.

   Я налил в ожидании продолжения.

   - Вот ты все головушку свою светлую ломал, что тебя грешного на земле держит? - я мотнул головой, старик продолжал неторопливо, - так я тебе подскажу. Дело было давно, лет так сто назад. Князь в церковь ушел, да по всей своей земле так же наказал делать. Вот и к нам поп пришел, да не один, одного бы местные взашей выгнали бы, а с дружиной. Да стал церковь ставить, староста прошлый не дурнее нынешнего был, понимал, что дружина только и ждет, чтоб всех порезать да похолопить. Вот и терпел, сжал зубы, но терпел. Ладно бы церковь поставили, так еще удумали в каждый дом по иконе поставить да пять молитв выучить.

   Старик промочил горло пивом, спрашивать, откуда это он всё знает, не стал, не мое это дело, да и леший может замолкнуть.

   - Батюшка первый был строг, мог заглянуть хоть вечером, хоть ранним утром проверить, как люд молится у себя дома. Многие тогда головы потеряли, - леший тяжело вздохнул, - думаешь, эти дела не про тебя? Так слушай дальше. В каждом селе была ведунья. В твоем жила одна из сильнейших, древностью рода может с этим лесом потягаться. От того и гордыня в ней была под стать роду. Вот она и высказалась в один солнечный денек, али я, али попы. Старая, мудрая, но по-бабьи - дура. Кто же против князя попрет. В общем, ушла она, куда не ведаю, но далече. И осталось село без защиты от тварей ночных.

   Я было открыл рот, дабы возмутиться, но понял, что во рту шишка, ну и шутки у старого.

   - Осталось, осталось, не спорь. Посуди сам, церковь еще слаба в умах людей, и вера в неё не очень-то и велика. - Я тут же вспомнил брюхо попа, да и сейчас церковь не особо в почете. - Силенок у молитвы хватило бы разве что сглаз снять. А ведуньи-то и нету в селе. Что же делать?

   Я пожал плечами, откуда же я могу знать.

   - А всё просто - нужно защитника искать. И нашелся-таки в облике твоем.

   - Это как же? - я с изумлением уставился на лешего, словно он только что себя осенил крестом.

   - А вот и пришла пора второй части этой истории. Как ты знаешь, при жизни ты был знатным травником. Даже князь однажды послал к тебе гонца за отваром от болей в животе. Когда эта беда с церковью случилась, тебе уже было немало годков. Нет, до смертного одра еще лет пять оставалось. Но это же мало. Вот ты и удумал, как свой род спасти - обратиться в упыря. Год прошел, но отвар ты придумал, да такой хитрый, чтоб в злобу черную не удариться да от села не сбежать. В общем, проклял ты себя, пока попы силу не наберут, не будет тебе покоя, и будешь ты село из последних сил защищать.

   Меня словно в прорубь окунули, что же это получается. Я, нечисть поганая, должен стараться во благо поповское? Бессмыслица. Дома вроде колы осиновые остались, пойду, сердце пробью, а то жить тошно стало.

   - Ты пей, полегчает, - я послушно поднял чарку, осушил, еще налил, и так пять раз.

   Фу, вроде отпустило.

   - Что, пришел в себя? - когда я кивнул, дедок продолжил, - а пиво пить полезно, оно тебя в чувство приводит. Уже и не знаю, как ты исхитрился и навел чары, дабы хмель тебя от черных мыслей избавлял, прям диву даюсь.

   - На кой такие сложности?

   - Да всё просто, - старик засмеялся, - пока пьешь, в тебе что-то человеческое остается. Как варить правильный отвар, ты, обратившись в упыря, не вспомнишь, а записи могут и пропасть, да и не известно, найдешь ли их. А выпить любой мужик не дурак, вот через его кровушку и вернешь себе разум.

   Теперь понятно, чего леший со мной всё время пил.

   - Что же ты все эти годы молчал?

   - Я и дальше слова не промолвил бы, если б ты в отчаяние не в пал.

   Дела. Не знаю, радоваться или плакать, вроде загадка всей упырской жизни открылась, но вот легче от этого не стало. И что теперь делать? Вопрос бился в голове как рыба об лед, так же безответно и беспощадно.

   - Ты как, нагулялся с мужиком на плече? - не пойми с чего спросил леший.

   - Дед Ярин, а тебе что за дело до села и до меня?

   Старик пригладил бородку и укоризненно глянул на пустую чарку. Я налил. Но с мысли себя сбить не дал.

   - Вот не скажи, есть дело и напрямейшее. Если у вас в селе нечисть расселится, то они же мне весь лес испоганят. А потом и князь проведает, и пойдет тогда огнем да мечом искоренять зло, не разбирая, кто прав, кто виноват, а кто просто в сторонке стоит.

   Что-то леший темнит, не сильно верится в сказанное, уж больно все натянуто получается. Ну да ладно, сам не сказал, силой не выбьешь, хитростью не выведаешь, придет время - сам скажет. Осушив чарку, сердито стукнул посудиной по пню.

   - Попади мне в руки эта распроклятая ведьма, измордую... - я тяжело задышал, обида, растерянность переродились в злость, ну а злость нашла цель для вымещения.

   - А чем же она тебе так не угодила? Значит, завелась в селе тварь?

   - Да жил - не тужил, а тут она все разрушила, на корню изгадила мирную жизнь. Мечусь по селу, как петухом жареным клюнутый. Аньку в утопленницы отправила! Митьку в вурдалака превратила! Гарри в волчью шкуру загнала, да себе служить заставила!

   - Неужто ли силой?

   - Да какой на хрен к чертям силой, они сами в силки полезли. Анька - дура малорослая, наслушалась бредней, что батька обвенчаться не даст с батраком, вот и поперлась топиться. Митька - дурачье, щуплым родился, вечно битый не только ровесниками, но и мелочью. Вот на силу упырскую и польстился, теперь дурная кровь ему силушки дала, правда, крови человеческой бояться надо, пуще огня. С Гарри, - я перевел дыхание, сдерживая злость, приложился к чарке, продолжал разъяснять непонятливому старикану простые вещи, - Пашка при бате всю жизнь обитал, а ему свободы хотелось, вот и вырвался, как смог. Кровь упыря да волколака достать не проблема, а приворот для обращения в нечисть любая ведьма навести сможет. Не считая Кузьмы да Евсея, все дети...