Оттолкнув Заура к дверце, Димка сел за руль, Манхэттен вскочил ко мне на заднее сиденье, и мы рванули подальше от этого гадючника.
- Куда? - спросил Димка.
- Дуй в Измайлово, - махнул я рукой. - Там я покажу, там у меня дружок живет, он спец по бомбоубежищам.
- Ну и что? - не понял Димка.
- Может, подыщет нам подходящее помещение, чтобы допросить эту гниду. Он же вопить будет, - сказал я.
- А ты что, собираешься его бить? - ужаснулся Манхэттен.
- Да я его наизнанку выверну, - скрипнул зубами Дима.
- А у тебя что - есть другие предложения? - спросил я у Алика. Может, мы его возьмем на перевоспитание?
- Да ладно тебе! - дернулся Манхэттен.
- Тогда лучше помалкивай. Они, суки, ни перед чем не останавливаются, а мы что - облизывать его будем?
- Да я разве спорю?! - взорвался Манхэттен. - Просто мне страшно стало.
- Только сейчас? - удивился Димка.
- Да перестань ты. Мне стало страшно от того, что мы становимся все больше похожими на них. Мы все чаще действуем их методами.
Дальше мы ехали молча. А что нам было сказать друг другу? Манхэттен был прав на все сто и ещё на столько же.
Мой приятель Алексей оказался дома. Я рассказал ему почти все, опустив только детали всех разборок и не решившись сказать о случае на шоссе, когда мы убили двух милиционеров. Как только он услышал о том, что у моего друга похитили жену и ребенка, он тотчас же принес ключи и вышел со мной на улицу. Машину мы оставили в стороне. Чтобы Заур не смог потом узнать дом, где жил Алексей.
Бомбоубежище располагалось на большом пустыре между домами. Вообще-то с началом эпохи рынка, все бомбоубежища были заняты. Либо арендованы под складские помещения, либо под всевозможные мастерские, но это пока пустовало, потому что совсем недавно его затопило. Проводился ремонт, и пока ещё только обсуждались предложения фирм-арендаторов.
Алексей был кем-то вроде коменданта, он отвечал за техническое состояние бомбоубежища. При советской власти эта должность была для него настоящей синекурой, потому что оставляла массу свободного времени. Бомбоубежищ в те времена понастроили столько, что уже просто не успевали все проверять, и это позволяло Алеше каждый год ездить на раскопки в экспедиции, где мы с ним и познакомились. В каких-то экстренных ситуациях его вызывал телеграммой в Москву друг. Но таких случаев было мало. Бомбоубежище было что надо: уходившее глубоко под землю, теплое, с водопроводом и туалетом. А главное, с отдельными, герметически закрываемыми снаружи камерами-отсеками. Изнутри, правда, их тоже можно было закрыть, но Алексей подсказал, как решить эту проблему: оказалось, что штурвал, которым герметически закрывались двери отсеков, легко снимался, и без него запереть двери было невозможно. К тому же, что было вообще подарком, в бомбоубежище можно было свободно спуститься в автомобиле, чем мы и воспользовались.
Еще не пришедшего в себя Заура затолкали пока в камеру. Алексей провел нас по бомбоубежищу, показал, что где находится. Даже подсказал, куда мы можем положить ключи, если придется срочно уходить и мы не сумеем их вернуть ему.
Я отвел его в сторону и вручил маленький пакет с картой и тетрадями. Рассказал о моих изысканиях и о возможном открытии, которое я случайно сделал в Лабинском музее.
- Случайных открытий не бывает, - уверенно возразил Алексей, - их делают те, кто долго и упорно движется к ним. Я, конечно, если что, постараюсь все передать компетентным людям, но лучше уж ты сам вернись и закончи эту работу. Я, если надо, помогу. А может, вам помочь с бандитами разобраться? Маловато вас.
- Даже не думай! - сразу возразил я. - Это наше теперь уже личное дело. Если мы уедем, не попрощавшись, ты через пару дней, только не раньше, позвони откуда-нибудь из автомата в центре города и сообщи в милицию, что в таком-то бомбоубежище сидит бандюга.
- А кормить его? - спросил Алеша.
- Не надо, - отмахнулся я. - Не сдохнет за два дня.
Я распрощался с Алешей и вернулся к друзьям, заперев вход изнутри. Теперь нас никто не смог бы открыть снаружи.
Двери в камеру Заура были открыты, как видно, он очухался и подал признаки жизни.
Когда я вошел в камеру, Заур уже сидел у стены и вытирал рукавом разбитый нос. Все ясно. Он сдуру бросился на Димку, до выучки которого нахватавшемуся азов каратэ бандиту было далеко.
- Эх, Заур, Заур, - покачал я головой. - Не идут тебе на пользу уроки. Тебе же говорили - не связывайся со взрослыми дядями. Видишь, что опять получилось?
Он ничего не ответил, только скалился по-волчьи, и больше не вставал с цементного пола.
- Говори, пока цел, куда дели жену и пацана Димки? - грозно приказал я. - Иначе, просто клянусь, мы на тебе живого места не оставим. Ты не знаешь, что может сделать человек, если его семье угрожает смерть? Говори! Не пытай судьбу!
- Я вас не боюсь! Можете делать со мной, что хотите. Для чечена жизнь - ничего не стоит. Я не боюсь смерти.
- Ну это мы посмотрим! - принялся деловито закатывать рукава Димка.
- Манхэттен, выйди отсюда, - велел я.
- Почему? - возмутился он.
- По кочану! - почти заорал я. - Нечего тебе видеть то, что сейчас будет. Иди!
Я почти вытолкал его из камеры и прикрыл двери.
- Ну, Заур, говори лучше сейчас, обещаю - даже пальцем не тронем. А если нет, тогда пеняй на себя. Вы - бандиты, и разговор с вами короткий. Я очень не хочу этого делать, но уверяю тебя, что сделаю. И сделаю я так потому, что знаю, что могут сделать твои дружки с женой и сыном моего товарища. Говори.
- Я не боюсь боли, - рванул на груди рубаху Заур. - На! Рэжь!
- Зачем резать? - пришла мне в голову мысль. - Мы тебя не будем ни бить, ни резать. Мы тебя опустим.
- Как это?! - взвизгнул Заур, вскакивая на ноги.
- А чего ты так всполошился, если не знаешь? - усмехнулся Димка, хватая его за плечо, и пригибая к полу.
- Пусссти...
- А зачем? - сплюнул Димка. - Так удобнее. Давай, что ли, Коля, время идет.
Заур дернулся и взбрыкнул, Димка взял его руку на излом, заставив опуститься на колени. Заур визжал, брызгая слюной, что-то быстро бормотал по-своему, дергался. Я подошел сзади, и дернул его за штаны. Заур ещё раз попытался рвануться, но я врезал ему по копчику так, что он взвыл от боли. Мне почему-то не было его жаль ни на долечку, ни на капельку. Не было во мне сочувствия к нему. Может быть, это и не по-христиански, но я думаю, что в этом была своя справедливость. У Господа нашего тоже был сын.
- Пустиииите! - заорал потерявший надежду вырваться бандит и заплакал.
У него началась самая настоящая истерика. Он рыдал, визжал, пытался укусить сам себя, бил себя по лицу свободной рукой. Я перехватил его руку и сказал ему:
- Все, хватит! Кончай концерт. Или говори, где его семья, или мы тебя опозорим на всю жизнь. Ну?!
Я опять дернул его за штаны. И только теперь заметил, что этот бандит и громила обмочился от страха, как маленький ребенок. Я понял, что мы на верном пути, и тряхнул его, как мешок, не давая прийти в себя и осмыслить происходящее.
- Отпустите! Все скажу, - почти шепотом произнес он, стихая.
Мы с Димкой переглянулись и отпустили его. Заур попал ладонью в лужу, брезгливо одернул её и только сейчас осмыслил, какой с ним произошел конфуз. И опять взвыл. Но истерики на этот раз не было, он сдержался. Отполз в сторону и сел, прислонившись к стене. Голову опустил вниз так, что мы не видели его лица.
- Говори, Заур, - почти ласково попросил я его. - Говори, нам некогда. Мы не можем ждать. Ну?
- Да говори ты, сука! - взревел, не выдержав, Димка, бросаясь к нему.
Заур закрыл голову руками, съежился. Я успел перехватить Димку. Не поднимая лица, Заур заговорил.
Да собственно, говорить ему пришлось совсем немного. Он назвал адрес, сказал сколько человек охраняют пленных, как сменяются и во сколько. Главное, что мы узнали и что успокоило Димку, это то, что и жену и сына его не обижают. Крест приказал их даже пальцем не трогать, пока мы не вернем деньги. Ну а уж потом... Что происходило бы потом, мы и сами догадывались, иначе сразу же отвезли бы эти гребаные деньги.