– Алена, можно тебе задать один интимный вопрос? – уже проговорив это, Борис понял, что ляпнул что-то не совсем то. Впрочем, Алену его ляп, кажется, не шокировал.

– Только один? – усмехнулась она.

– Да я не про нас, – буркнул Борис, радуясь, что в темноте машины не видно, как пылают щеки, – я про вообще думал. Точнее, про Глеба. Вот скажи, если девчонка трещит как пулемет, без остановки, это как-нибудь можно прекратить?

– У-хм! – Алена потерлась ухом о его щеку.

– Это означало можно? Как?

– Да просто надо безостановочно целоваться. Какие же вы, мальчишки, бестолковые, ужас.

Взглянув в зеркало заднего вида, водитель с улыбкой отвел глаза. Какие чудесные ребятки! Весь мир может хоть в преисподнюю проваливаться, а у них одно сплошное счастье, везде, где хочешь – от горизонта до горизонта. М-да, а где, кстати, в самом-то деле? Куда, точнее? Жалко, но ничего не поделаешь. Он хмыкнул:

– Прости, выпускник, что от дела отрываю, но на небеса моя карета не ездит, только по земле. Ты уточнил бы, куда двигаться? Парк большой, где там этот конный манеж, я не знаю.

– Так поехали вокруг парка, – отозвался Борис. – Пока стук копыт не услышим или ржание какое-нибудь. Мы ж не торопимся. Нас там будут встречать только через час. Хотя нет, уже через сорок минут. Не переживай, я перезвоню, уточню, если что.

Ночь летела навстречу, подмигивая желтыми глазами светофоров, в темных прогалах между которыми тут и там вспыхивали звезды петард и пушистые созвездия салютов. Город праздновал выпускной бал.

– Музыку вам поставить, молодые люди? – добродушно предложил водитель.

– А у вас какая есть? – уточнила Алена.

– У меня радио есть, – сообщил тот. – В нем много чего. Вы какую предпочитаете – нашу или заграничную?

– Мы предпочитаем… классическую. Соль-мажорный концерт для флейты с оркестром, например, – самым серьезным тоном произнесла девушка, стараясь не хихикать.

Шофер поперхнулся.

– Да ну ее, эту флейту. Оперу хорошо бы! «Ромео и Джульетта», например. В исполнении… да ладно, в чьем-нибудь, – подхватил Борис. – У нас на следующей неделе вступительные экзамены начинаются. В консерваторию, – важно добавил он.

– На класс виолончели, – вздохнула Алена. – В крайнем случае рояль…

– Нет, – отрезал Борис. – Ты как знаешь, Виолетта, а я на тромбон. Мне папа не простит, если я на тромбон не пойду.

– Дело твое, Арнольд! – сурово заметила девушка. – Только на этом наши отношения закончатся. В нашем доме даже слово «тромбон» не произносят…

Водитель от изумления (вот это выпускнички ему достались!) вытащил из-за козырька темные очки и нацепил их на себя – в первом часу ночи. И только после этого включил радио:

– Есть такая радиостанция, «Радио-классика» называется. Сейчас найду.

– Будьте так любезны, если вас не затруднит, – церемонно поблагодарили Борис и Алена, фыркая в кулаки.

За глаза подчиненные называли его просто Панкратом. Хотя в служебной жизни обращались только по званию – товарищ генерал. В приказах по управлению и в других служебных документах он числился Панкратовым Иваном Ивановичем, и всем, разумеется, было очевидно, что это не настоящие имя и фамилия. Настоящее имя Панкрата было известно считаным людям. В частности, тому, кого Босс именовал Полковником. Еще бы ему не знать – столько лет (да, собственно, уже десятилетий) плечом к плечу – так же они брали штурмом дворец Амина. Тогда у каждого был свой позывной: у генерала «Панкратова» – «Другой», у Полковника – «Тихий». Та война закончилась, а привычка осталась.

Полковник «Тихий» единственный из всего управления мог приходить к генералу «Другому» в любое время. И без доклада.

Сейчас он прошел мимо адъютанта в приемной, не останавливаясь, лишь сухо кивнув на ходу. Адъютант, немолодой капитан, поперхнулся чаем, вытянулся в струнку и отдал честь.

– У себя? Один? – уточнил Полковник, берясь за массивную ручку двери в кабинет начальника управления.

– Так точно! – стакан с чаем капитан испуганно сунул на подоконник, за штору.

– Чаем сыт не будешь, – усмехнулся Тихий. – Иди в буфет, поужинай нормально. Полночь скоро. Я генералу скажу, что тебя отпустил.

– Спасибо, товарищ полковник! – выдохнул адъютант. И тихо, доверительно, добавил, показывая глазами в сторону кабинета: – Они, мне так кажется, отдыхать легли. Через два часа доклад по спутниковой связи ждем.

– Я понял. Свободны, товарищ капитан! – Тихий потянул дверь на себя. – Кстати, на заметку, – он хитро улыбнулся одними уголками губ, – если вы в буфете скажите Зинаиде Аркадьевне одну волшебную фразу, вам в кофе плеснут пятьдесят грамм отменного коньяку. Причем бесплатно.

– Какую фразу? – капитан растерянно заморгал.

– Мои ночи лучше ваших дней! Запомнил? Это что-то вроде пароля. И не торопитесь, у нас с товарищем генералом разговор предстоит долгий, – бросил он через плечо, проскальзывая в дверь.

«Как же он так неслышно все делает», – восхищенно подумал адъютант. Дверь – и та не скрипнула. Ниндзя, как есть ниндзя! Все они такие, оперативники со стажем. Капитан уже давно не мечтал об оперативной работе. Надо же – «Мои ночи лучше ваших дней». Надо проверить, в самом деле. Хотя этот врать не будет. А кофе с коньячком сейчас будет в самый раз.

Адъютант ошибался, генерал Панкратов отдыхать и не думал. Он сидел спиной к дверям в громоздких наушниках и с пульта листал на экране настенного монитора страницы с японскими иероглифами. Увидев в уголке экрана отражение вошедшего, генерал погасил экран, бросил наушники на стол и развернулся вместе с креслом.

– Какой ты все-таки тихий, старина! Тихий, как омут. В котором, как известно, водятся черти.

– Дело к полуночи, а ты чертей поминаешь, – хмыкнул Полковник. – Ну, здравствуй, Другой! А ты вот, как всегда, другой. Японский решил подучить?

– И тебе не хворать, Тихий! Дневники Рихарда Зорге перечитываю, хорошо мысли прочищает. Судя по суровому выражению твоего лица, у тебя хорошие новости. Может, тогда распорядиться? По поводу пропустить по паре рюмок?

– Я уже отправил твоего цепного пса к Зине в буфет, – устроившись в кресле напротив генерала, Тихий кивнул на погашенный монитор. – Мысли – хорошо, а японский теперь никому не интересен. Теперь будем учить чеченский.

– Неужели ты нашел?! Твой предыдущий кандидат пока никуда не годится. Агент внедрения из него как из меня балерина. Способности к языкам у парня на нуле. Стены головой крушить – это за милую душу, а вот других талантов и в микроскоп не разглядишь, – разведя руками, генерал изобразил шутовской поклон. – Тут самые наши прогрессивные программы обучения бессильны. Видимо, в твоем любимом бойцовском клубе мозги растрясти ему успели основательно.

Полковник кивнул:

– Признаюсь, промахнулся. Оправданий нет. Тесты его ты видел сам.

В дверь осторожно постучали.

– Зиночка, милости просим! – крикнул генерал.

Пышненькая аппетитная шатенка, пристроив поднос на край стола, споро и аккуратно составила с него коньяк, рюмки и тарелочки с нарезанным лимоном:

– Вот, пожалуйста! – выложив возле «натюрморта» две полотняных салфетки, она удовлетворенно кивнула. – Все, как просили. Мои ночи лучше ваших дней!

– Спасибо, красавица наша! – генерал повернулся к старому другу. – Ты в курсе, что наша Зина не замужем?

– И я даже знаю, почему, – отозвался тот.

Буфетчица посмотрела на него с тревогой.

– Вы о чем, товарищ полковник?

Полковник глядел на нее сурово:

– Наше управление в связи с вашим холостым положением несет тяжелые потери.

Генерал, сдерживая смех, прикусил губу. У Зины округлились глаза:

– Какие такие потери?! – возмутилась она. – У нас все продукты свежие. Мы вон йогурты на второй день списываем, а то мало ли чего они там со сроком годности нахимичат.

Тихий нахмурился:

– Еда тут ни при чем. Я, Зина, совсем про другое, – он забарабанил пальцами по крышке стола.