– Старшина, к кому мне обратиться? Я назначен к вам на корабль.

– Я так и понял, товарищ лейтенант. Вас уже спрашивал командир. А вот и он сам – у кормовой башни.

Дойти до командира корабля Петр не успел.

– Лейтенант Борисов, если не ошибаюсь? – перед ним стоял гроза корабля – старпом. – Я – старший помощник командира. Наш разговор о прелестях службы впереди, а пока станьте в строй. Штурмана у нас по правому борту, – и он указал направление, куда следовало идти.

– А к командиру…? – хотел было сказать лейтенант, но его вопрос завис в воздухе. К тому же старпом показал ему указательный палец, прижатый к губам. Что это означало Петр не знал, но тут же получил пояснение:

– Больше молчи – за умного сойдешь! – это было первое, что он услышал от своего непосредственного начальника, командира штурманской боевой части Иванова Александра Митрофановича. – Становись за мной, потом поговорим.

Штурман не любил когда его ругали из-за подчиненных и часто повторял им:

– Нельзя попадаться на ерунде! Занятие ерундой на рабочем месте должно развивать слух, бдительность и боковое зрение.

Он еще много чего говорил своим подчиненным, подчеркивая чуть ли не каждый раз:

– Образование нужно не для "корочки", а для коры головного мозга. Это понятно?

Подчиненные который раз кивали головами, так и не поняв, чего же он хотел – дотошно объяснять, особенно по специальности, он также не любил. Внешне он резко выделялся из толпы, потому как был высок ростом, причем на голову выше Петра. Прозвище "полтора Ивана", придуманное кем-то из его однокашников еще в училище, прилипло к нему, словно банный лист, и следовало по пятам, с корабля на корабль. Кроме того, он не вписывался в размеры корабельных помещений и по этой причине подгибал ноги в коленях. По сему поводу в экипаже говорили: "Смотри, "полтора Ивана" на своих полусогнутых поковылял".

Надлежало все же доложить о прибытии нового офицера, и штурман "зашуршал» было на своих полусогнутых в сторону командира, но, встретившись взглядом со старпомом, ретировался назад, смекнув, что тот уже в курсе.

"Вот оно, начало того кошмара, что снился мне этой ночью" – подумал Петр.

Ну что ж, он был недалек от истины. После короткого митинга начальники, пожелав экипажу традиционные "Семь футов под килем!", убыли с корабля. Матросы сноровисто подняли трап, вытянули на борт швартовы и все – прощай, Родина! До встречи в новом году!

На пирсе еще долго размахивали руками да платками, народ не спешил расходиться по домам. Только те две особы, что привлекли внимание Петра у трапа, устремились в направлении КПП. Маршрут их "плавания" был известен: парикмахерская – ресторан "Прибой". Не у каждого военного моряка семья бывает такой же крепкой и надежной, как морской узел.

– Слава Богу, блин, что нам дают резерв по времени. На всякий, блин, пожарный случай, – заговорил комбриг с начальником политотдела, когда они двинулись в сторону плавказармы, где располагался штаб бригады. – Представляешь, блин, как бы нас с г…ом смешали, если бы его не было, этого времени. Ну, да ладно, пойдем остальными заниматься. Там теперь, – он показал в сторону уходящего за горизонт корабля, командует походный штаб.

В период так называемого "застоя" часто практиковали совмещение флотской подчиненности. Иначе говоря, корабли выделялись на боевую службу с одного флота, скажем, Северного, а походный штаб с другого – Балтийского или Черноморского, и наоборот. Ходили и бригадами, со своим штабом и политотделом. Это в принципе и не столь важно, потому что здесь нет особых противоречий в сфере совместной деятельности штаба и командования кораблей боевой службы. Хотя сложилось мнение, будто штаб всегда стремится снизить оценку за поход кораблям "чужого" флота. Для штаба, о котором пойдет речь, это стало притчей во языцех.

За комбригом, каперангом* Саковским Борисом Яковлевичем, закрепилось прочное и несмываемое никакой морской пемзой прозвище "насос". Почему именно "насос" – никто толком объяснить не мог. Ну, разве что из-за шипящей одышки, действительно напоминавшей работающие насос или переносную помпу, используемую аварийными партиями для откачки воды из затопленных помещений. Некоторые военные, побывавшие с ним в одной компании, связывали это прозвище с его уникальной способностью оставаться в здравом уме, невзирая на количество употребленного "шила"*. Сказывалась флотская закалка. Что еще хорошего можно сказать о комбриге походного штаба? Весь его бойцовский облик говорил о неимоверных волевых качествах. Четко поставленный голос не нуждался в усилении средствами корабельной трансляции – его хорошо было слышно и так. В возбужденном состоянии голос комбрига был слышен даже на соседних кораблях в радиусе одной мили*.

С точки зрения физиогиомики чтение лица комбрига представлялось весьма забавным. Начнем с глаз – "зеркала души". Выпученные и большие, они указывали на мужество и задатки лидера. Стремление к неограниченной власти подчеркивали многочисленные складки на веках. Посадка глаз с отклонением от горизонтали, легкая их скошенность отражали решительность комбрига в отстаивании интересов государства рабочих и крестьян. Белки глаз, желтоватого, неясного цвета, с красными прожилками, констатировали неправильный образ жизни, злоупотребление спиртным и никотином. Полоска белка над радужкой выдавала жесткость характера, эгоизм. Черный цвет глаз говорил о полноте жизненной энергии и о том, что Саковский бывает упрям донельзя, вынослив до невозможности, вспыльчив до крайности, но, тем не менее, способен принимать правильные решения и быстро избавляться от рутины и косности. Его импульсивность при этом будет обижать подчиненных.

Существенную информацию давал нос – показатель энергии и воли. Широкое основание, наличие хребта и горбинки подтверждали волевые задатки, уверенность комбрига в правоте своих действий на благо Отечества. Некоторая дугообразность говорили о расположенности к агрессивности и вспыльчивости. Сравнительная удлиненность свидетельствовала о яркой индивидуальности, а загнутость книзу – о проницательности и злопамятстве.

Обратим теперь внимание на рот и линию губ комбрига. Большой рот выдавал в нем мужественного человека, но перекос горизонтальной линии рта свидетельствовал об упрямстве.

Энергичная нижняя челюсть супермена говорила не только о развитой воле и стойкости, но и скрытности, отсутствия потребности делиться с кем-то своими переживаниями. Можно продолжить описание лица комбрига и дальше – есть еще лоб, брови, уши, но оно становится нудным и может заинтересовать лишь самого Бориса Яковлевича.

Так что с комбригом всем здорово повезло. Все сказанное, в сочетании с мускулами Арнольда Шварценеггера, производило на окружающих неизгладимое впечатление и в совокупности напоминало в комбриге первоклассного быка, готового сорваться с цепи на любого, ставшего на его пути тореадора.

Неожиданно для всех одним их таких тореадоров в первый же день совместного плавания стал "комсомолец"* корабля лейтенант Николай Семенов. Какие могут быть взаимоотношения у комбрига и "комсомольца"? – спросите вы и будете правы. Никаких. Но дело в том, что помимо своих основных обязанностей Николай исполнял и другие – с тех пор, как офицеры корабля избрали его заведующим кают-компанией. Вот на этой почве и возникла коррида.

– Где этот "комсомолец"? – раздался неподражаемый рык комбрига. – Я ему покажу, будет здесь свои порядки устанавливать! Развалил, понимаешь, комсомол! Теперь за кают-компанию принялся!

– Что за шум, а драки нету? В чем дело, Яковлевич? – отозвался начПО походного штаба кавторанг Говорунов Иван Степанович. – Чем мог тебя обидеть наш безобидный "комсомолец"?

– Ты понимаешь, Степаныч, в каюту не принесли графин с соком, как я вчера указал помощнику по снабжению. Думал, вестовой* не доглядел. Да нет же, комсомолец твой сказал: "Никаких графинов, графьев у нас нет – всем принимать дневной сок в кают-компании". Я, старый пень, буду за соком ходить в кают-компанию, видано ли такое?