Уже в неторопливых сумерках вышел к мрачному, нависающему над тротуаром непривлекательному дому постройки тридцатых сталинских годов. Гай остановился около тяжёлого парадного крыльца, немного подумал, заглянул за угол. Набираясь смелости, посидел немного в скверике около небольшого, но милого фонтана, и скоро умиротворился до такой степени, что уже был готов, если не ко всему, то ко многому.
Наверное, в этом имелся особый смысл, так как, когда Гай уже совсем решил, что может идти навстречу ещё одному непонятному приключению, он вдруг услышал приближающийся звон. Словно кто-то катал в сумерках мелкие круглые предметы. Звон то удалялся, то приближался, то стихал, то набирал силу. Он не слышался как прямая угроза, просто в тишине приливами и отливами что-то побрякивало, но Гаю почему-то стало очень не по себе.
Он сам не понял, как и когда, пытаясь оторваться от навязчивого, катящегося за ним звона, метнулся почему-то не в жилой двор, а к пугающему его тёмному крыльцу. Парадная дверь, изначально производящая впечатление навсегда закрытой, сразу же поддалась. Гай единым прыжком перемахнул два пролёта и отчаянно затрезвонил в единственный на всей площадке звонок. На его счастье, Мирра в огромном домашнем халате с тёмными цветами на чёрно-синем фоне сразу распахнула дверь.
– Там, – пролепетал Гай, махнув рукой себе за спину, – там кто-то звенит…
Заскочил в открывшийся проём и даже как-то спрятался за надёжной фигурой Мирры. Она выглянула за дверь, повертела там головой, прикрикнула:
– Эй, балбесы, это ко мне!
Звон утих. В полной тишине Мирра закрыла дверь.
– Звонцы, – успокаивающе произнесла она. – Они мирные сейчас.
– Какие звонцы? – успокоившийся Гай следовал за ней по длинному коридору, в конце которого, очевидно на кухне, мягко и тепло горел приглушенный ночник.
– Тут недалеко когда-то Денежный двор находился, – на удивление приветливо объяснила ему Мирра. Она даже остановилась и повернулась лицом к Гаю. – Огромный, просто сказочный. Его так и называли – Замоскворецкий замок. Про него ещё в пору расцвета слухи ходили: почему-то именно это здание полюбили потусторонние силы. Собирались в нём по ночам, а так как им, не от мира сего, делать было нечего, то и занимались тем, что поколачивали, да постукивали монетками.
– Силы? Монетками? – переспросил Гай. Кажется, он опять начинал бояться.
– Ну да, – подтвердила Мирра, – колотили они свои загробные монетки так, что стук разносился по всему Замоскворечью. А потом Денежный двор снесли, но не по причине нечистой силы, а просто по выслуге лет и общей обветшалости. И вот все сущности, находившие там приют по ночам, остались бездомными. В небогатые дома избалованная нечистая сила Денежного двора переселяться не хотела, так и мёрзла на улицах, отнимала у запоздавших ночных прохожих монеты. Ну, или украшения драгоценные. Какую-нибудь там бижутерию, пусть и дорогую – ни-ни. Хоть тебе и Сваровски со своими стразами… Знали толк.
На кухне обнаружился уютный плюшевый диванчик, на который Мирра показала Гаю рукой, приглашая садиться. Наливая Гаю в чашку кипяток из пузатого старинного самовара, что стоял на круглом большом столе у дивана, она продолжала рассказывать:
– А потом говорили, что нечисть денежная поселилась вся скопом у какого-то заезжего купца, воротилы уральского бизнеса. У кого именно – сказать сложно, у нас здесь в Замоскворечье столько этих купцов проживало, что всех не вспомнишь. Так вот. Купец строгим оказался, приструнил этих балбесов. Ну, или этот бал бесов. Короче, что-то он такое придумал, что отучил шляться по ночам, бедокурить, украшения у людей отнимать. А только сидели они у него смирно, как миленькие, и только катали по подвалу монетки. Правда, слышно это было далеко-далеко по всему району…
Она замолчала, подвинула к Гаю пиалу с вареньем. Пахло малиной.
– А что сейчас? – выдержав паузу, спросил Гай.
– Скажи спасибо, что нечисть тоже стареет, – загадочно ответила Мирра. – Утратила она былой кураж, да…
***
Тёмыч сильно сник лицом и фигурой с того времени, когда они с Никитой виделись последний раз. Он словно ссыхался внутрь самого себя, внезапно захваченный и съедаемый временем. Званцев покачал головой:
– Ну, вы, ребята даёте!
– А что? Что такое?
Тёмыч поднял на Кита острый кончик носа, которым он секунду назад водил над землёй, словно обнюхивал пожухлую траву, близоруко щурясь.
– Вас словно прибивает провинциальной пылью, – непривычно художественно выразил свои мысли Кит. Видно, его и в самом деле очень задевал внешний вид и внутренний настрой бывших одноклассников. – Становитесь старичками сразу после выпускного. Девочки – рожать и превращаться в тёток, мальчики – спиваться и стареть. Здесь словно время по-другому отчитывается. Воздух что ли такой? Год за десять…
Тёмыч втянул в себя придорожную пыль, кончик носа смешно задёргался.
– Воздух, как воздух, – обиженно произнёс он. – Травами пахнет. Первозданной природой. Получше, чем у вас в столице. Уютнее.
Слово «столица» Тёмыч произнёс как-то издевательски. С недостаточным для коренного жителя Нижнестранновска почтением. Обычно Тёмыч смотрел на Кита с обожанием. Сейчас он, видимо, серьёзно обиделся:
– Ты же всё-таки здесь родился. Знаешь, Никита, и некоторые любят этот город. Я, например…
Кит не имел в виду ничего обидного. Он удивился:
– Так разве я против любви? Как раз против старости. А у вас тут не любовь, а какая-то…порнуха.
Он опять принялся внимательно осматривать тропинку между зарослями крапивы.
– Ничего здесь нет, – с плохо скрываемой досадой произнёс Тёмыч. – Мои работники тут уже много раз туда-сюда ходили…
– Гай сказал, что он вскрыл эту твою посылку где-то по пути со склада. Хотя бы обрывок бумаги должен был остаться.
– Но ты же видишь, что ничего нет? Может, сам дальше посмотришь?
Тёмыч кивнул на заросли крапивы.
– Кит, пожалуйста, отпусти меня, а? Дел ещё целая адская прорва.
Кит хмуро кивнул, и Тёмыч тут же развернулся в сторону центрального здания Покатаюшки.
– А я потом, как управлюсь…
Он явно чувствовал себя виноватым, но с радостью поспешил прочь от места, которое так его пугало. Кит посмотрел ему вслед:
– Это ты, Тёмыч, ещё не знаешь ничего про адскую прорву…
Произнёс тихо, и подтянул к локтю большие хозяйственные рукавицы, предусмотрительно изъятые у начальственного Тёмыча. Нил лениво дремал, пока они были не одни, но как только бывший одноклассник сбежал с места происшествия, он поднял голову, потянулся и похлопал Кита по спине.
– Это точно здесь началось. Я чую. Нужно искать…
– А ты не мог с Покатаем пообщаться? Чтобы мы зря тут колени и локти не обдирали в поисках непонятно чего?
– Ты же знаешь, что с бесами у меня нет контакта. Если бы он хотя бы наполовину…
– Совсем нет?
– Совсем, – отрезал Нил. – Полный бес. Без вариантов. Ты бы лучше со своим другом-нытиком подробнее перетёр.
– Он испугался очень тогда, впал в панику, ты же видел. Совершенно бесполезный, ничего толком не помнит. Да и не хочу я, чтобы он знал. Может, обойдётся?
Нил сжал его руку в кулак и легко ударил несколько раз по щеке.
– С его-то проклятием? Не обойдётся. Явно это он натворил. Хотя сам и не подозревает. Я его убью. Тупой хлюпик.
– Нил, он всё-таки был моим другом…Чёрт, ты видишь?
Там трепыхался обрывок газеты, зацепившись за мясистый стебель крапивы. Явно очень старый, даже можно сказать старинный, выглядывал этот клочок из самого центра зарослей жгучей травы.
– Вижу, – сказал Нил, и глаза его полоснули светлым серебром. – Это оно.
– Пойдём подбирать? – без энтузиазма поинтересовался у брата Кит.
– Ага, – сказал Нил, – тебе необходимо это сделать.
И он быстро нырнул в самую глубину их совместного тела, куда не проберутся ожоги крапивы.
***
– Если что-то потерял, нужно подарить это Надежде Павловне.
Так сказала Мирра.