— Ешьте, — снова приказал Моргот и добавил: — Травить вас было бы слишком скучно.

Нифредиль поспешно наполнила мою тарелку, другая эльфийка — Ксюшину. Аппетита не было, к тому же болело горло, поэтому мы так и не съели ни кусочка из того, что лежало на наших тарелках. Самого Моргота мы не видели, лишь сияние Сильмариллов в его короне, но даже оно не разгоняло мрака, скрывающего его лицо. Не могу сказать, что меня это огорчало, скорее, наоборот, ведь я помнила, что его лик был ужасен и внушал страх даже прославленным воинам. Ксюша же, напротив, нервничала, кажется, неизвестность пугала ее сильнее. Хотя она-то «Сильмариллион» так и не осилила и не знает, что, вздумай Моргот показать свое личико, — нас это точно не порадует и аппетита не добавит. Интересно, с чего вдруг такая предупредительность с его стороны?

— Я смотрю, угощения вам не по нраву, — снова заговорил Моргот. — Видимо, придется сменить повара.

После этих слов одна из эльфиек сдавленно охнула, и сомнений в том, что подразумевается под словом «сменить», не осталось. Проклятый манипулятор!

— Угощения чудесные, — елейно улыбнувшись, сдавленным шепотом отозвалась я. — Боюсь только то, чем меня угостили до ужина, основательно подпортило аппетит.

— Я достаточно наслышан о тебе, Эруанна, — лениво проговорил он. — И то, что я слышал, дает мне основания считать эту маленькую предосторожность необходимой и весьма разумной.

Говорил он очень убедительно, на мгновение у меня даже возникло желание извиниться перед ним за доставленные хлопоты. Эта попытка внушения была столь наглой и очевидной, что я даже растерялась, а он тем временем продолжил:

— Мои враги пытаются убедить вас, что все зло в мире исходит от меня, но это ложь. Я сам создал Арду, разве могу я желать ее разрушения? Разве можно отпускать неразумного младенца одного в огромный мир? Я всего лишь хочу помочь Детям Илуватара, стать их наставником, направить их.

«Ему можно верить, нужно открыться ему, поведать обо всем без утайки», — настойчиво нашептывал внутренний голос. Стоп! Внутренний голос? Ну это уж слишком! Я пнула под столом Ксюшу, которая, по видимому, подвергалась подобному же испытанию на стойкость, возвращая ее к реальности.

— Помочь, поработив их или уничтожив? — огрызнулась я, стряхивая наваждение.

Кажется, Моргот остался не очень доволен, мрак в комнате будто сгустился, эльфийки, по-прежнему стоящие рядом, сжались, стараясь стать как можно незаметнее. Но, к моему удивлению, давить на нас он не стал. Некоторое время он молчал, и мне, признаться, было несколько не по себе.

— Раз уж вы не пожелали разделить со мной трапезу, я предлагаю вам прогулку, — в обманчиво-спокойном голосе слышалось раздражение. — Идите за мной.

Мрак немного рассеялся, и мы увидели темный силуэт. Не оборачиваясь, он двинулся вперед, и нам оставалось лишь последовать за ним.

— Ты чувствовала то же самое? — шепотом спросила Ксюша.

— Угу, — проворчала я. — Пытается втереться в доверие и влезть в голову. Не пойму только, с чего он тратит на нас время и силы…

Моргот был высоким, пожалуй, таким же, как Майрон, или даже немного выше. На длинном черном одеянии лишь слегка поблескивали драгоценные камни, в остальном же оно казалось сотканным из окружающей тьмы. Сразу бросалось в глаза, что он испытывает мучительную боль, наступая на правую ногу — он шел довольно медленно и сильно хромал. Иссиня-черные волосы были собраны в толстую косу, которая была, пожалуй, подлиннее моей. Интересно, как он справляется с этакой шевелюрой? С чьей-то помощью, не иначе.

— Куда мы идем? — не выдержав, спросила я.

— Хочу показать вам кое-что интересное, — небрежно бросил он.

Воображение тут же нарисовало мне картинки одна ужаснее другой. Что если наши спутники попали в его лапы? Или он собирается пытать Финрода и Майрона и хочет заставить нас смотреть? От мрачных мыслей меня отвлек вопрос Ксюши:

— Может, предложить ему остановиться и отдохнуть? — Я уставилась на нее, не веря своим ушам, и она смущенно добавила: — Ну… ему же больно…

— Ты вообще понимаешь, кто он? — прошипела я. — Он — воплощенное Зло! Он без сожалений убьет не только нас, но и вообще любого, кто ему неугоден!

— Но Фи… — под моим предостерегающим взглядом она осеклась, — кое-кто считает, что даже он может измениться, вернуться к Свету.

Я покачала головой. Ладно Ксюша, но как в это может верить Финрод?

Неожиданно Моргот остановился и отступил в сторону, снова сливаясь с мраком вокруг:

— Мы пришли, — в его голосе мне почудились нотки гордости.

***

Эльфы дали достойный отпор Лунгортину и его отряду. Сам балрог, почувствовав, что дело оборачивается в невыгодную для него сторону, сбежал. Выжившие орки, тролли и прочие твари, потеряв командира, бросились в рассыпную или вовсе сцепились между собой. Добить тех, кто не обратился в бегство не отняло много времени.

Многие в отряде были ранены, и Галадриэль, Белег и Глорфиндель, как самые сведущие в целительстве, взялись помогать остальным.

— Как эти твари смогли нас узнать? — проворчал Келегорм, затягивая повязку на предплечье. Его рана была легкой, и он решил не обременять других.

— Сдается мне, нас предали, — отозвался Куруфин. Галадриэль как раз пыталась исцелить его бок, распоротый орочьим мечем. — Все ведь видели, что он летел сам, в то время как остальных несли эти твари.

— Это не доказывает вину Майрона, — возразил Ангрод. — Артафиндэ верил ему, и я верю.

— Да Златовласке только намекни, что надо пожалеть кого-нибудь ущербного и обездоленного, — не унимался Куруфин. — Он бы, небось, и Моргота пожалел!

Маэдрос был задумчив и не спешил одернуть брата.

— Не смей говорить об Инголдо в таком тоне, — возмутилась Галадриэль, отстраняясь от Феаноринга.

— Нам всем нужно успокоиться, — попытался призвать всех к порядку Финголфин.

— Их нужно спасать, нельзя медлить! — Аэгнор метался по поляне, как зверь в клетке.

— Довольно споров, — заговорил Глорфиндель, который как раз закончил исцелять Гил-Галада, которого ранили в ногу. — Смотрите!

Все посмотрели, куда он указывал. Первое, что бросилось в глаза — огромная гора трупов орков и варгов, которых отправили в битву вместо волколаков. Варги были мельче и слабее, они были не майа, а просто животными, созданными для службы Морготу. Должно быть, он опасался, что волколаки могут снова принять сторону эльфов, как это уже случилось в Пятой Битве. Рядом с этой горой стояли уцелевшие волки, которых осталось немногим больше половины. Головы их были опущены, уши прижаты, некоторые тихо поскуливали.

Галадриэль первой догадалась в чем дело и бросилась туда, за ней поспешили и остальные. Упав на колени, она плакала, обнимая волка, шерсть которого казалась бурой от пропитавшей ее крови. Количество ран и ожогов, покрывавших все тело зверя, сосчитать не представлялось возможным. Грудь его едва вздымалась, а между ребер торчало древко орочьего копья, мертвый владелец которого лежал рядом с разорванным горлом. У эльфов, даже у ворчливого Куруфина, невольно вырвался вздох. Даже совместных усилий Глорфинделя, Белега и Галадриэль не хватило бы, чтобы исцелить такие раны. Будь здесь Эруанна и Лаурэль — тогда у волка был бы шанс, но они были захвачены Морготом.

Когда на них напали, Миримон попытался прорваться туда, куда ушли Финрод и Майрон с девушками. Поняв, что это не удастся, он бросился в самую гущу врагов и устроил настоящую бойню, в финале которой бросился на самого Лунгортина, своим яростным напором обратив балрога в бегство. За ним кинулись и остальные волки, проходя сквозь ряды противников, как нож сквозь масло, отчего те порядком струсили и растерялись. Они сражались, не щадя своих жизней, и именно это позволило эльфам уцелеть и дать отпор врагам. И, хотя им тоже пришлось нелегко, если бы не волки — их бы смели и перебили или захватили в плен.

— Миримон, — сквозь слезы позвала Галадриэль.

Волк с трудом приоткрыл желтые глаза и тихо спросил: