– Примкнуть штыки! Приготовится к бою!

Волна разнообразных звуков прокатилась по шеренгам: стук, лязг, скрип. Полковник дождался, когда всё стихнет. Подняв ракетницу над головой, он выстрелил из неё красной ракетой в направлении седла перевала:

– Вторая и третья роты, врассыпную, за мной!

Стоявший рядом с ним другой инструктор, совсем мальчишка, выстрелил зелёной ракетой в направлении обходной тропы и отозвался эхом:

– Первая и особая роты, вперёд! Врассыпную!

Бенъярд оглядел окопы: их глубина доходила многим бойцам до груди. Бруствер, за которым прятались его пулемётчики и стрелки, был кое-как замаскирован. Ничего не подозревавшие кимбисты рассыпались широким фронтом и медленно поднимались все выше и выше. Шаг за шагом, очень медленно враг продирался через мелкий кустарник, разросшийся перед окопами. Один из командиров взводов, закурил вторую сигарету и неожиданно остановился, заметив свежевыброшенную землю впереди. Когда Бенъярд поднял руку, все взоры устремились на него. Прошло несколько секунд, прежде чем он осознал – вражеский окоп! Эта мысль показалась ему столь невероятной, что прошло еще несколько секунд, прежде чем он крикнул:

– Ложись! Ложись!

Но было уже поздно. Первый выстрел грянул ещё до того, как командир опустил руку. Следом за ним застрочили оба пулемёта. Пожелтевшие от засухи листья, осколки придорожных валунов, комья латерита и щепки летели вихрем. Горное эхо перебрасывало лай пулемётов со скалы на скалу; он отскакивал от отвесных скал, шарахался с размаху на дно ущелий, падал, подымался, звучал то глухо, то нарастал до оглушительного треска. Эхо и автоматные очереди многократно приумножали и раскрашивали его. Затем автоматическому оружию стали вторить выстрелы из винтовок. Они били реже, отрывистее и жёстче. С треском рванули несколько гранат, подняв облако пыли. Жандармы стреляли так, будто находились в тире: спокойно и уверенно. Выстрелы следовали один за другим, бойцы перезаряжали своё оружие без спешки и суеты: у них было время выбрать цель. А так как их жертвы находились в полнейшей растерянности всего в нескольких десятке шагов, ни один выстрел не пропадал даром, ни одна пуля не пролетала мимо.

Вокруг повстанцев свистели пули и щебень, но они всё ещё находились в полном оцепенении. Наблюдательный вражеский командир скомандовал еще раз:

– Ложись! Ложись! – Вдруг, с удивлением посмотрев на небо, он осел на землю. Его солнечные очки соскользнули с носа, он повалился на бок. Словно по команде, с повстанцев слетело оцепенение: издавая дикие крики, они бросились вниз по склону, оставляя убитых и раненых, включая своего командира. Более поспешное бегство противника Генри видел только раз в жизни: во время атаки Оничи в Биафрийскую войну. Убедившись в отступлении противника, Раффи отдал вместо Бенъярда новый приказ:

– Всем разойтись по местам! Капралам доложить о потерях и наличии патронов!

Доклады были короткие: потерь нет, патронов – достаточно. Это было даже удивительно: перед боем стрелкам первой линии раздали по дюжине обойм. Выходило, что винтовки первой линии сделали всего по двадцать выстрелов!

Раффи ходил по ходам сообщения и покрикивал на жандармов:

– Не стрелять! Хорошо укрыться! Ждать, когда подойдут поближе! Берегите патроны! Наша задача: заманить и уничтожить врага. Соблюдение полнейшей тишины и надежная маскировка – непременное условие успеха!

Бенъярд подключился к командованию: он тут же отправил на фланги вестовых. Их стрелки, не принявшие участие в бою, рвались в атаку. Его приказ гласил:

– Тот, кто посмеет хотя бы высунуть голову или выстрелить без приказа, – предатель!

Некоторое время спустя кимбисты смогли соорганизоваться. Они заняли подлесок и установили в нём пулемёты. Минут через десять после первой атаки по позициям жандармерии был открыт сосредоточенный огонь. Пули били по верхнему краю бруствера, поднимая густые облака пыли. Белый попугай, испуганный выстрелами, с криком взлетел на скрюченную солнцем пальму, но сорвался и тяжело ударился о землю: его разорвала пуля. Полковник и оба инструктора пинками и прикладами тщетно пытались поднять своих людей в атаку. Их подчинённые потеряли боевой запал: они изредка постреливали в сторону седловины.

Тем временем, два взвода, посланные в обход, поднимались все выше и выше. Растянувшись в линию, они стали искать прикрытия даже в самых неподходящих местах – в редком сосняке, за каменными завалами, в сухом кустарнике. В нём они установили свои пулемёты и открыли оттуда бешеную пальбу. Впрочем, она не причинила оборонявшимся ни малейшего вреда: только изредка пули пролетали рикошетом над головами жандармов, которые, повинуясь строгому приказу, лежали словно вымершие. Целый час пулемёты противника расточительно расходовали боеприпасы, после чего полковник Буасса решил повторить атаку. Теперь его бойцы атаковали четырьмя группами: две продвигались вперёд, две – держали позиции противника под непрерывным огнём. Однако, жандармы после первого штурма обрели в себе уверенность: они подпустили атакующих совсем близко и вновь устроили им кровавую баню пуще первой. В этой мясорубке приняли участие оба миномёта: они открыли заградительный огонь по рубежу атаки, внезапно накрыв последнюю волну атакующих. Опушка была разворочена настолько, что трудно было отличить части тел и обломки оружия. После такой бойни, командиры и инструкторы противника были не в состоянии удержать своих солдат, обратившихся в отчаянное бегство. Жандармы бросились было из окопов вдогонку, но тут же раздался голос Раффм:

– Без приказа ни шагу, а то пристрелю!

Не прошло и нескольких минут, как ложбина перед окопами оказалась пуста, будто ее вымели. Из подлеска слышались стоны раненых. Когда огонь окончательно стих, солнце вновь засверкало над головой. Тишина плыла над горами. Воздух был напитан запахом листьев и корней. Снова стало слышно, как ручей шумит на дне пропасти. Амфитеатр гор, залитых солнцем, был выжжен зимним солнцем и угрюм, но Бенъярд улыбался. В этом бою он сделал всего пару выстрелов из своего «Кольта». Когда враг отошёл, его охватило ощущение необычайной легкости, какого-то воспарения. Все реальное вокруг обрело нереальность, как это и происходит с реальностью в ее предельном сгущении. Генри вдруг почувствовал себя так, будто только что завоевал право на жизнь, на обладание всем миром. Это был его бой и в нём он одержал победу!

Вдруг между деревьями показались солдаты противника: они были без оружия, несли с собой носилки и размахивали флагом с красным крестом. Понимая к чему, они клонят, Бенъярд выслал им навстречу Раффи в сопровождении бойца. Разгорячённый боем, вахмистр смахивал на черта, каким его изображают старинные Библии. Его глаза были налиты кровью, седые усы топорщились, из горла рвался хрип. Порой он останавливался, прижимал к обветренным губам мундштук трубы и извлекал из нее прерывистые, визгливые звуки; и эта чудовищная музыка не преминула оказать свое действие как на врага, так и на своих. Подав знак приблизиться, он крикнул кимбистам:

– Убитых и раненых забирайте. Оружие, боеприпасы, ранцы, патронташи, продовольствие, мундиры и ботинки – оставить!

Под угрозой оружия кимбисты сами раздели своих убитых и раненых, оставив их в нижнем белье, а все вещи сложили в кучу. И только после того, как последний солдат противника скрылся (это продолжалось довольно долго, они еще несколько раз возвращались), жандармы, не исключая и вахмистра, стали высказывать разлмчные предположение. Многие из них считали, что атака полностью отбита, и противник больше в наступление не пойдёт. Бенъярд же так не думал, поэтому приказал выставить вниз по склону несколько дозоров. Четырёх жандармов во главе с Бомоко, хорошо знавшего эту местность, он послал следить за врагом. После этого Генри вызвал турекских ополченцев и приказал как можно быстрей собрать с поля боя винтовки, ранцы, магазины, мундиры и отнести все это за линию окопов. Незадолго до того, как был закончен сбор трофеев, прибежал посыльный от Ниса и сообщил, что группа солдат противника пытается войти на перевал по обходной тропе.