Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Они, может, и разорвали бы, да человек с ружьем мешает…

– О чем ты говоришь?! Какой человек с ружьем… Всех сомнут.

– Ты что-то хотел сказать или мне показалось? – спросил Турецкий и, уловив вопросительный взгляд собеседника, добавил: – Насчет полученных приказов?

– Слыхал я о приказах министра ФСБ и министра УВД, – неохотно ответил Супрун. – Пропускали по рюмке-другой и с начальником УВД, и с начальником ФСБ, и с самим Колесниченко. Ну и прокурор не отставал… Смотрю, хочешь ты из меня что-то выдавить, а я и не знаю что. Задавай лучше конкретные вопросы – отвечу. Я, между прочим, документы по убийству Васильева проглядывал.

– Документы по всем четырем убийствам я изучу в Ставрополе. Меня больше интересуют личные качества потерпевших. Ты был с ними знаком, Степаныч?

– Всех четверых знал. С Погаляевым общался лишь по делам служебным. Губернатор… Ближе всех знал Васильева Григория Ефремовича. Он был, пожалуй, самым сильным конкурентом Колесниченко. Доктор технических наук. Вел кафедру в институте. Да и по количеству народа на похоронах можно было судить. Много людей пришло на кладбище…

– Сколько ему лет было?

– Пятьдесят четвертый повалил.

– Дети остались, значит…

– Трое. Два сына и дочь. Сыновья взрослые, Григорий и Артем. Работают, кстати, в Федеральной службе безопасности.

– Офицеры?

– Григорий подполковника недавно получил, Артем – капитан.

– А дочь?

– Школьница. Восьмой класс. Дашенькой зовут. С моей старшей дружит, Ольгой.

– А что сыновья? Как и народ, молчат?

– Беседовал я с ними. Благо, искать не надо, в одном доме живем. На вид они спокойны, но я чую в них нечто такое, что словами не выразишь. Понял я, Саша, сыновья не простят.

– В раскрытии убийства отца они участвовали? – помолчав, спросил Турецкий.

– Олег Владимирович не разрешил.

– Макеев? Начальник ФСБ?

– Он самый. Одного включил в группу по убийству Скачко, второго по убийству Приходько.

– Формально он прав. Уголовно-процессуальный закон не разрешает. Не положено. А по-человечески… Тут уж Бог ему судья, – сказал Александр. – Что за люди были Скачко и Приходько?

– О Приходько я говорил Меркулову…

– Охранник застрелил. На даче, в собственном бассейне. Рассказывал.

– Какой еще охранник? – вопросительно уставился на Турецкого Супрун. – Впервые слышу.

Поняв, что сболтнул лишнее, Александр постарался вывернуться.

– А разве такого слушка не было в городе?

Супрун внимательно поглядел на следователя, закурил, выпустив облачко дыма.

Сведения о причастности к убийству охранника передал Турецкому Крот, но откуда он их добыл, не сообщил.

– Впрочем, это одна из рабочих версий, – пояснил Александр. – В самом деле, кто же мог пристрелить хозяина в собственном доме? Вывод напрашивается сам собой. Человек приближенный, которому хозяин доверял…

– Не Петром ли звали охранника? – перебил его Федор Степанович.

– Петром, – помедлив, ответил Турецкий.

– Фамилия Ворончук?

– Тоже верно.

– Этот Петро Ворончук погиб. В Чечне.

– Этого я не знал, – сказал Турецкий. – А как он погиб?

– А вот по этому поводу слушок шел.

– Не доехал до Чечни?

– Доехал. И даже повоевать успел. Но погиб-то не в бою! Бесславно погиб. В пьяной драке. Это все, что я знаю. Об остальном Гришу спросишь, старшего сына Григория Ефремовича. Царство ему небесное…

– Обязательно спрошу, – пообещал Турецкий. – Скачко был, кажется, бизнесменом?

– Да. Но не из гнилой братии! Если чего-то и добился, то своей головой. А голова у него была умная. Железноводск, где он дела вел, в руках держал. Там, в его родном городе, на окраине и нашли его. Живот прострелен, и в голове пуля, как у вас говорят, контрольная.

– Крупный был бизнесмен?

– По нашим меркам, крупный.

– Значит, ездил не без охраны?

– Я тоже с охранниками езжу, а вот, поди ж ты, влип!

– Ты, Степаныч, маху дал.

– В чем?

– У нас в Москве до самой квартиры провожают.

– Дом-то мой – не проходной двор, а, так сказать, для начальства. В холле дежурный сидит.

– И вероятно, муниципал?

– Одет по форме. И пистолет при нем. Вот я и думал, каким таким образом минуют эти шакалы парня с пистолетом? Ну и придумали мы светом сигналить. Я, Саша, года полтора с охраной езжу, а никак не привыкну. Иной раз и просигналить забуду, так ребятки мои через считанные минуты тут как тут у дверей!

– Пройти мимо муниципала большого ума не надо. Тем более что брал-то тебя милиционер, старший лейтенант. А для парня с пистолетом он начальник.

– Не один брал-то. Еще два лба было и девушка. Симпатичная, между прочим. Машей зовут, как и мою жену. Старлей ладно, а остальные-то как прошли?

– Подумаешь, – отмахнулся Турецкий. – Не один ты живешь в начальственном доме. В гости пришли, скажем, к дочке того же начальника УВД или ФСБ!

– Гостей у нас принято приглашать через дежурного. С документами.

– Значит, прошли по документам, конечно, по приглашению. Вероятно, проверяли?

– У младшего сына Артема спросишь.

– Я поинтересовался делами об убийствах у зонального прокурора, курирующего ваш край. Следственное управление краевой прокуратуры пришло к выводу, что убийство совершено в результате разборки. Оказывается, Скачко был поставлен на счетчик…

– Какой, к лешему, счетчик?! Скачко никому ничего не был должен! Это я точно знаю, – перебил Супрун. – Конечно, проще всего свалить все на покойника. Мертвые сраму не имут… Покуда Скачко не был кандидатом, все было тихо и спокойно. Ни разборок, ни счетчиков!

– Ты-то сам, Степаныч, что об этом думаешь? – помедлив, спросил Турецкий.

– То же спрашивал Костя. И я ему ответил: мол, сам смекай, кому это выгодно. Если убивают кандидатов в губернаторы, то выгодно это одному человеку – действующему губернатору. Так я ему и заявил.

– И что на это ответил Константин Дмитриевич?

– Погоди, – подумав, ответил Супрун. – Это Костя мне сказал, что прямая выгода от убийства приходится на губернатора, хотя, разумеется, не он лично убивает. А я в ответ, что это, мол, его люди.

– Это уже обвинение, Федор Степанович. И весьма серьезное. Я бы на вашем месте с выводами не спешил, пока железных улик не собрали, – сказал Турецкий.

– Может быть, сам Колесниченко и не посылает киллеров на мокрые дела, но то, что он в лапах, и очень цепких, это точно.

– Уже теплее, – оживился Александр. – Я, признаться, успел лишь ознакомиться с биографией Колесниченко, и то в общих чертах, но о его друзьях-товарищах совершенно ничего не знаю. Может, просветишь?

– По-моему, у людей типа Колесниченко друзей быть не может.

– И какого же типа Колесниченко?

– Ты посмотри, Саша, какую карьеру он сделал! И всего-то за пять лет! Из директоров стройучастка прыгнул в мэры Пятигорска… Ты бывал в Пятигорске?

– Приходилось.

– Золотое дно для умелых людей! А умельцем Николай Михайлович оказался толковым. Годик поцарствовал, а наворочал столько, сколько другому и за десять лет не осилить. Пойди теперь сунься в санаторий! Хрен с два! Нет их, санаториев-то! Кабаки, казино, конторы, банки. И все это добро принадлежит не трудовому народу, не-ет, частнику. Из мэров он прямиком в Москву, в Государственную Думу! А там, видать, обзавелся связями – и снова в родные края. Считай, отгубернаторствовал. Приедешь – увидишь.

– Представляю. Кабаки, казино, конторы, банки… Чему ты удивляешься, Степаныч? Не только в Ставрополе такая картина. Во всех крупных городах.

– И что в этом хорошего? Предложили бы тебе сейчас, Федор Степаныч, очутиться в том, советском времени. Согласился бы? – помолчав, спросил Турецкий.

– Нет.

– Почему?

– Так сразу и не ответишь…

– И я бы не согласился.

– В те последние годы в больших кабинетах стало дурно пахнуть, – произнес Супрун.

– Чем?

– Могилой. Чего смеешься? Правду говорю. Заходишь, предположим, к первому. Сидит. Как правило, в конце дли-инного стола. И кажется ма-аленьким, хрупеньким, хотя на самом деле человек как человек. А это потому, что стол километровый, опоясанный одинаковыми стульями. И не поднимется даже, гад! Махнет ручкой, подойди, мол. И запах в кабинете, повторяю, трупный. И сидит этот человечек и год, и два, и десяток лет, а то и не один. Поневоле протухнешь. Озолоти, не вернусь в прежние времена! Он сидит, а по полям свиньи гуляют! Да не по пустым полям. Выпускали мы, Саша, свиней на помидорные поля. Транспорта нет, о холодильниках уж молчу, их и в помине не было, а жара несусветная, текут томаты. Вот и выпускали. Все какая-то польза. А сливы взять, абрикосы! Бульдозерами в рвы сталкивали! А ему, тому, кто за столом сидит, Героя на грудь! Урожай-то и впрямь небывалый!

15
{"b":"64415","o":1}