Вера должна быть внутренним открытием. Да, вера никогда не может быть чем-то принятым только извне. Никогда она не может быть просто заимствована; ее нельзя надеть на себя, как мы надеваем чужую одежду. Человек всегда должен находить ее внутри. В нем открывается то духовное зрение, которое созерцает мир по-иному и видит иной мир…

Одна из предпосылок начала подлинно христианского пути – это нравственная внутренняя честность. Апостол Павел показал это блестяще. Он сказал: «Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю… Бедный я человек! кто избавит меня от сего тела смерти?» (Рим. 7:19, 24). И мы все это знаем. И к этому он добавил другое: если мы не можем самосовершенствоваться, то мы можем быть открыты тому движению, которое к нам идет сверху; сила благодати может действовать так, что человек, не способный к победе, побеждает. Человек, от которого нельзя было ожидать чуда, – вдруг совершает чудо. Вера предполагает возможность чуда, то есть нарушение естественного порядка вещей в любое время и в любом месте.

Сам Господь определяет, через кого совершать чудеса. Одних Бог избрал святителями и пастырями, иных наделил разумом духовным, чтобы быть старцами, другим дал сугубую благодать творить в изобилии чудеса (святитель Николай, преподобный Серафим Саровский, святой праведный Иоанн Кронштадтский…). В житиях некоторых великих святых мы не находим описания чудес.

Нужно сказать еще об одной стороне этого вопроса. Чудо всегда является духовным испытанием для того, через кого Бог его совершает. Прежде чем творить чудеса, надо подняться на высокую и безопасную ступеньку смирения.

«Авва Антоний услышал об одном молодом монахе, что он сотворил на пути такое чудо: увидев некоторых старцев, которые путешествовали и утомились на пути, он велел диким ослам подойти к ним и на себе нести старцев, пока не дойдут до Антония. Когда старцы рассказали об этом авве Антонию, он сказал им: мне кажется, что монах сей есть корабль, исполненный благ, но не знаю, войдет ли он в пристань. Спустя несколько времени авва Антоний вдруг начал плакать, рвать на себе волосы и рыдать. Ученики спросили его: о чем плачешь, авва? – Старец отвечал им: сейчас пал великий столп Церкви! Это он говорил о молодом монахе. Но пойдите сами к нему, продолжал он, и посмотрите, что случилось! – Ученики идут и находят монаха сидящим на рогоже и оплакивающим грех, который он сделал. Увидев учеников Антония, монах говорит им: скажите старцу, чтобы он умолил Бога дать мне только десять дней жизни, и я надеюсь очистить грех свой и покаяться. Но по прошествии пяти дней он скончался» (Древний патерик).

Верующий не тот, кто думает, что Богу все возможно, но кто верует, что получит от Бога все, что просит.

Верующий во Христа ничем другим не может доказать свою веру, кроме исполнения того, что заповедано Им, и удаления от того, что Им воспрещено.

Хотя бы ты был в бане, молись. Где бы ты ни был, молись. Ты – храм Божий; не ищи же места.

Верь всему тому, что само в себе истинно и свято, кто бы ни говорил тебе об этом. Иначе берегись, как бы тебе не пострадать сердечно за неверие истине Божией. Сегодня одна бедная и больная девушка, чухонка, которой я по временам подаю милостыню, встретив меня на дороге, сказала мне, что в ночи третьего дня ей явился во сне старец, который повелел ей читать (обо мне) 11-ю главу Евангелия от Иоанна – о воскрешении Лазаря, так как она не умеет молиться обо мне по-своему. Я спросил ее, не обманывает ли она меня; она отвечала, что нет, и я дал ей, что мог, и ушел. Пришедши домой, я почувствовал огонь во внутренности, болезненно паливший меня, и счел этот огонь наказанием Божиим за сомнение о милости ко мне Божией. О! Да не загражду я неверием входа в сердце мое милостям Божиим, чтобы они не обратились от меня вспять.

Вера есть щит, покрывающий тех, которые веруют, не испытывая. Когда же кто станет вдаваться в мудрствования, начнет обо всем умствовать и судить по-своему, для того вера не составляет собой щита, напротив, тогда мы об нее спотыкаемся. Вера все укрывает и осеняет таково должно быть ее свойство. Нельзя ее укоротить рассудком, в противном случае ноги или другая часть тела останутся открытыми, а щит должен быть достаточной величины.

Апостол Павел говорит: «Языки суть знамение не для верующих, а для неверующих» (1 Кор. 14:22): то есть чудесный дар говорить разными неизученными языками ниспослан от Бога для людей, еще не уверовавших, чтобы через дарование знания языка преподать им наставление в вере и в то же время чудесным дарованием удостоверить их в Божественности веры. Но для тех, которые уже уверовали, это знамение не нужно. По мере того как Божественная вера распространялась на земле, чудесное дарование языков сокращалось. И, следовательно, исчезновение этого дарования не есть оскудение благодати, но прекращение нужды в нем. Господь не одобряет в верующих искания очевидных, удостоверяющих знамений, но приписывает особенное достоинство вере, которая их не требует: «Блаженны не видевшие и уверовавшие» (Ин. 20:29).

В широких кругах интеллигентного общества установилось, как известно, ужасное предубеждение, будто наука несовместима с верою; или проще, что ученые, умные люди не могут веровать.

И должно сказать правду, что фактически это имело основание: наши сравнительно образованные классы в последнее столетие несомненно проявили огромную наклонность к неверию. Неверие сделалось почти признаком мыслящего человека. Все мы, русские, знаем это и по опыту школьному, и по выдающимся писателям нашим, и просто по интеллигентскому быту. Вера ушла от интеллигенции.

Но вот вопрос: почему? Обычно на это отвечают, что прежде же люди были темные, непросвещенные, всему слепо верили, а теперь будто стали умными и увидели-де, что все это одни лишь выдумки, нужные для обмана простодушных людей.

Но в самом деле это – неверное объяснение. Причина неверия наших образованных классов иная: не в науке, а в их воле; не в уме, а в сердце. А что это именно так, доказать совершенно легко – хотя неверующий всегда будет противиться и самоочевидным доказательствам. Но мы пишем не для жестоковыйных упорцев, а для ищущих истины.

Путь доказательства – очень прост. Если бы в самом деле ученость и вера были несовместимы по существу своему, тогда ни один ученый не был бы верующим. И наоборот: если хоть некоторые истинно ученые люди все же остаются и верующими, то очевидно, что наука и вера совместимы сами по себе. Если же, следовательно, есть ученые неверующие и ученые верующие, умные безбожники и умные христиане, то совершенно ясно отсюда, что причина веры и неверия – не в уме или не в недостатке ума, а в чем-то ином.