В какой-то момент, отвлекшись от голосов пассажиров, рассуждавших о золотом прошлом Миасса, Наталья Алексеевна, глядя в окно, залюбовалась красивой местностью. Архитекторы постарались максимально вписать дома в лесистый ландшафт, по возможности избежав вырубки деревьев. Невольно приходило на ум сравнение с родным Новосибирском – серым и пыльным летом, бесконечно гололедным по зиме. Многочисленные точечные застройки с каждым годом отрывали от города всё большие куски зеленых «легких», и без того не богатырских. Не зря в последние годы заболевания, связанные с органами дыхания, вышли в столице Сибири на первое место. Это обстоятельство во многом повлияло и на решение Сергачевых поменять место жительства.

* * *

Думая о небольшом южном городе, куда они направлялись, женщина вспоминала, как читала отзывы на форумах, посвященных переездам в другие города. Ее удивило количество сибиряков, уже перебравшихся или мечтающих переселиться в теплые края с более благоприятным климатом. Анапа на две третьих состояла как раз из «понаехавших». Основными участниками форумов, на которых последнее время «зависала» Наталья Алексеевна, были те, кто уже переехал в город у моря или собирался сделать это в ближайшее время. География общавшихся между собой людей не исчерпывалась городами Урала, Сибири, Дальнего Востока, но таких было большинство.

Не миновал «тренд» и сибирскую столицу. Почитав как-то на местном новостном сайте статистическую сводку о том, что из Новосибирска и области ежегодно уезжают около десяти тысяч граждан, а въезжают в основном выходцы из бывших союзных республик Средней Азии, Наталья Алексеевна с грустью подумала: все возвращается на круги своя. Богатырская Сибирь-матушка, давними веками вскармливавшая тьмы и тьмы скуластых, раскосых своих детей, вновь раскрывает им гостеприимные объятия, а внукам и правнукам тех, кто попал под ее крыло не по своей воле, становится все неуютней среди просторов и снегов…

К семьям, переехавшим в Сибирь от крайней нужды или поневоле, относились Наталья Алексеевна, ее муж, многие родственники и знакомые. Ее бабушку Нюру шестилетней девочкой вместе с родителями-крестьянами занесла в Кемеровскую область столыпинская реформа, когда вся безземельная Россия в поисках лучшей доли подалась в Сибирь и на Дальний Восток. Женщина хорошо помнила свою бабушку, ее рассказы о минувшей жизни и не раз собиралась записать их на бумагу – для памяти потомков, как говорится. Но времени всегда как-то не хватало. Внезапно наступившие бессрочные «каникулы» такую возможность предоставили.

– Переберемся на новое место, обустроимся, – дала себе обещание новоиспеченная пенсионерка, – тогда и засяду за письменный стол. Для дочери, для внука постараюсь написать все, что помню, что знаю, что видела, чему жизнь научила.

В минуты душевной хандры Наталью Алексеевну посещали сомнения. Дочери, возможно, ее записи еще будут интересны, а вот внуку – под большим вопросом. С другой стороны, было бы написано, кем-нибудь прочтется. Переезд на юг отодвигал эти замыслы на неопределенный срок. Но в глубине души женщина чувствовала: время для нужного дела все-таки придет.

Неопределенность будущего рождала в душе тревогу и беспокойство. Наталья Алексеевна утешала себя мыслью, что пока они едут в новые места лишь на недолгий отдых. Промелькнут две-три недели, и жизнь снова вернется в свою колею, с привычными заботами и хлопотами. Так было легче принять неизбежные перемены.

Поезд приближался к Златоусту. Величественные горы, пестреющие в это время года множеством красок, город со всех сторон. Пятиэтажки и небольшие частные домишки, подобно отарам, то карабкались ввысь по склонам, то стекали с возвышенностей в низины.

– Какая красота! – в очередной раз восхитилась женщина.

Но трезвый внутренний голос внес коррективы в восторги: «Типичный заштатный городишко... Кое-как работает, наверное, какой-нибудь оставшийся от лучших времен машзавод, перепроданный на сто раз. Работы для большинства горожан, скорее всего, нет, зарплаты маленькие, перспектив у молодежи никаких. Как в большинстве мест современной России, работоспособные граждане уезжают в крупные города. Кто в Москву, кто в Челябинск. Дома доживают свой век бабульки, перебиваясь на небогатые пенсии, да деклассированные элементы сшибают на бутылку, где придется…»

По развалюхам, обшарпанным зданиям барачного вида, жавшимся к железнодорожному вокзалу, становилось ясно: этот район не из самых безопасных. Соваться сюда нормальный человек не рискнул бы и в светлое время суток.

«Это сейчас здесь уютно и живописно, а придет зима, такая же бесконечная, как в Сибири, и занесет-заметет городок со славной историей по самые брови, покроет все дороги гололедицей, и впадет Златоуст в сонное оцепенение…»

Словно услышав ее мысли, сидевшая напротив соседка сказала:

– Хорошо жить в таких небольших городках. Столько зелени, воздух чистый! Мы в Челябинске просто задыхаемся. Онкология у каждого второго. Вот думаем с мужем: через два года пенсия. Если доживем, сюда переедем или в Миасс. Квартиры здесь дешевле, чем у нас. Свою продадим – еще и на старость кое-что останется.

– Да, – подхватила разговор Наталья Алексеевна, – мы тоже недавно на пенсию вышли и тоже подумываем о смене обстановки. Страшновато, понятное дело, но так холода надоели… Хотелось бы куда-нибудь в тепло под старость лет. Решили в Анапу спутешествовать, может быть, там что присмотрим.

– О, куда вы замахнулись! Наверное, сумели прикопить деньжат к старости. А мы всю жизнь учительствовали. Сами знаете, какие у преподавателей доходы. Какой нам юг! Так только, раз в несколько лет на пару недель в отпуск съездить. Да и от детей далеко отрываться не хочется. Сын с семьей у нас в Челябинске. Внук болеет часто, экология, сами знаете, какая. Если удастся здесь или в Миассе поселиться, на все лето будем его к себе на каникулы привозить. Думаем, окрепнет на свежем воздухе.

– Дети рядом – это, конечно, мечта. Но молодые нынче все в дальние края рвутся, не видят перспективы в родных местах. Моя дочь упорхнула Бог весть куда, только ее и видели. Видимся теперь раз в год. Правда, и работа у нее хорошая, и заработки несравнимо с нашими, да и семейная жизнь вроде бы складывается.

– Вот видите, а вы переживаете, – подхватила собеседница. – Кто знает, повезло бы ей так в вашем Новосибирске? У меня там сестра живет, по распределению после института приехала, замуж вышла и осталась на всю жизнь. В советское время она на жизнь не жаловалась. Муж хороший попался, от завода квартиру дали, дочь родили. А как началась перестройка, так все и покатилось. Муж умер. Инфаркт, сердце не выдержало всех безобразий. У самой сестры тоже пошли болячки, едва до пенсии дотянула.

Попутчица неспешно продолжала свой рассказ:

– Дочь ее, моя племянница, после школы сразу работать пошла. На швейную фабрику устроилась, да так и зависла на ней. Скромная она у нас, тихая, слова не дождешься. Про что думает, поди узнай! Четвертый десяток пошел, а так и живет с мамой. Ни ребенка, ни котенка. Другие девчонки на боку дыру вертят, такие проныры. А наша – как приклеилась к швейной машинке. Благо бы, платили, как следует! Куда там, иной месяц и двадцатки не выходит. Перебиваются с Надеждой, сестрой моей, на ее пенсию да на эти копейки.

Сколько раз говорила ей: «Ларка, брось все, уезжай в Москву, устраивай себе жизнь! Ведь ты еще молодая, симпатичная. Или к нам в Челябинск давай, найдем тебе металлурга неженатого. Принца не обещаем, но ребята у нас неплохие, спокойные. Работа у них тяжелая, но и зарабатывают неплохо». Как бы не так! «Как я, теть Лен, маму одну оставлю, куда поеду? Я ведь кроме Новосибирска и своей фабрики не видела ничего, а сегодня такая жизнь, столько подонков кругом…» Вот и доосторожничалась. Я сколько раз замечала: любит жизнь иной раз так пошутить, аж тошно становится. Короче говоря, связалась наша Лариска с уголовником…