Понятно, что фонарщики очень любили лунные ночи, ведь в такую пору тратить гарное масло и зажигать фонари было не обязательно! Лежи на печи, ешь калачи, а гарным маслицем кашу заправляй!

Если небо затягивали густые тучи, никто и в ус не дул. Регламент есть регламент! Положено луне светить – значит, свети, а коли не светит и кругом темнотища – ну так виноватить следует тех ученых людей, которые распорядок лунных ночей составляли да промашку дали.

Аглае еще повезло: нынче луна хоть изредка, да выглядывала из-за облаков, помогая не заплутать в переплетении проулочков, которыми она решила пробежать, чтобы сократить путь.

– Дура я дурища, – проворчала девушка почти в отчаянии, в очередной раз сбиваясь с дороги и пытаясь понять, где находится. – Не зря говорят: старая дорога короче двух новых!

Не близко от Пречистенки до Ильинки, если идти привычным путем: по Баряшинскому переулку мимо Спаса Нерукотворного на Божедомке, потом по Гагаринскому, свернуть на Юшковский, мимо Афанасия и Кирилы на Сивцевом Вражке, по Афанасьевскому, а уж там по улицам Знаменской и Моховой к Николаю Чудотворцу на Сапожках и по Никитской к Ильинке. Далековато! Утром Аглая попросила бы какую-нибудь повозку, да нельзя ждать до утра. А ездить на ямских лошадях дамам любого общественного положения считалось за стыд, разве что в Ряды[38]. Но Аглая направлялась среди ночи ни в какие не в Ряды, да и где в такую пору отыщешь наемную карету?! Поэтому, чтобы сократить дорогу, она и пустилась даже не переулками, а проулочками – тропками, которые проложили прохожие, норовившие всякую длинную дорогу сделать короткой. А все эти проулки словно писаны причудливыми каракулями – ни одного прямого нет. Они то сужались, то расширялись, то внезапно превращались в тупики.

За заборами порою взбрехивали разбуженные собаки, но, на счастье, и улицы, и переулки, и проулочки были пусты. Аглае везло, хотя ночами, всем известно, шлялись по Москве всякие рожи, которые, случалось, пограбливали. А ведь случись что, будочника[39] не дозовешься, хотя ему полагалось по ночам стоять на часах возле своей будки – каменного круглого строения, напоминающего обрубленную сверху башню, покрашенную зеленовато-желтой краской (злоязычные мальчишки именовали эти будки «чижовками», потому что чижики были точь-в-точь такой расцветки), – и, завидев приближающегося человека, грозно вопрошать: «Кто идет?» На сей вопрос обыкновенному москвичу следовало отвечать: «Обыватель», а военному: «Солдат». Если правильного ответа не следовало или прохожий вообще предпочитал отмолчаться, будочнику полагалось подозрительного субъекта задержать. Однако несколько минут назад Аглая пробегала мимо будки, стоявшей чуть ли не вплотную к подворью Игнатьевых, а стража на месте не было, и в крохотном окошке не мерцала свечечка. Будочник, конечно, спал. Тогда это было на руку Аглае – ей меньше всего хотелось, чтобы ее уход из дому был замечен, – однако сейчас, почти в полной темноте, становилось иногда страшновато. Но и в мыслях не возникало вернуться – главной заботой стало ноги не переломать в колдобинах дороги. Тротуары представляли собой деревянные мостки, в которых доски по большей части были треснуты и проваливались, так что поранить ногу или вовсе сломать ее оказывалось очень даже легко, особенно в темноте. Однако и по мостовым не больно-то разбежишься, настолько скверным качеством они отличались. Аглая не знала, досужая это байка или истинная правда, однако ходили слухи, будто заезжие иностранцы спрашивали у москвичей, почему на мостовых кладут камни острием вверх. Они были уверены, что это делается нарочно, вот только не понимали, для чего!

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.