– Не плачь и не три слёзы – сделаешь только хуже. Может остаться большой шрам, – раздался низкий голос.

Раб никуда не ушёл. Он стоял за моей спиной.

– Ну и пусть! Всё равно лицо изуродовано.

– Нет, через некоторое время твоя красота затмит собой весь остальной мир.

– Я не спрашивала у раба мнения. Уходи! Это приказ.

– Я не слышал ни одного приказа. Только вопли капризной девчонки.

Я встала обернувшись. На этот раз его спокойный вид остудил мой пыл, напомнив слова Диокле́са о неподобающем поведении. И постаралась придать своему голосу нужное выражение, вспоминая, как обращался к слугам и рабам мой отец: с должным нажимом, чтобы дать понять, кто хозяин, но без лишнего унижения, неприятного любому человеку, даже рабу.

– Как тебя зовут, раб?

– Раб.

– Нет, твоё настоящее имя. Вот тебе мой первый приказ, раб. Назови своё настоящее имя, – как можно спокойнее произнесла я.

Мужчина помолчал, словно раздумывая, стоит подчиняться или нет. Поразительно! Как я буду управляться с этим рабом, если даже такой приказ он обдумывает, прежде чем выполнить.

– Инса́р, – наконец, произносит он.

– И что означает твоё имя, Инса́р?

– «Тот, кто побеждает».

– Хорошее имя для воина.

– Очень разумное замечание для столь маленькой госпожи.

В глубине зрачков промелькнули искры, словно его веселит происходящее. Промелькнули – и погасли.

– Меня хорошо обучают, Инса́р. А тебя, видимо, нет, потому что я не разрешала тебе входить на террасу. Оставь меня. Займи своё место и… охраняй мои покои. Не впускай никого без моего на то разрешения.

Раб молча склоняет голову и уходит, сочтя тон приказа достаточным.

После того как место Диокле́са занял другой учитель, сам отец начал больше времени проводить со мной. В основном это всё было частью непрекращающегося обучения. Иногда оно заключалось в том, чтобы просто присутствовать при разборе тяжб или некоторых вопросов, связанных с управлением городом. Не всё мне было понятно, порой – просто скучно. Но я всё же старалась изо всех сил вникать.

Отец хоть и не подавал виду, но всё же пытался как-то сгладить острые углы. Он подарил мне диковинную лошадь, привезённую из далёких земель. О таких лошадях раскрашенных в чёрную и белую полоску мне рассказывал Диокле́с, но видеть её вживую, касаться тёплой, короткой шерсти – совсем другое дело. Я постоянно крутилась вокруг неё, и мне очень хотелось прокатиться на ней верхом.

Но рядом за мной постоянной тенью следовал новый раб, Инсар, вставляющий иногда замечания о том, чего не следовало бы делать во имя безопасности. Да, я хотела относиться к нему подобающим образом. Но отчего-то от одного вида его массивной фигуры, следующей за мной по пятам, от этого непонятного взгляда цвета золота мне хотелось ёрничать и выказывать дурной нрав. Я часто давала ему поручения, неподобающие его статусу, и оттого испытывала злорадное удовольствие.

Так, в очередной день, я отослала Инсара, чтобы он принёс с кухни кувшин с прохладительным кисловатым напитком. И едва раб скрылся в заданном направлении, вошла в загон с лошадью, чтобы оседлать её. Вопреки всем предупреждениям мне удалось это сделать довольно легко. И я даже взобралась верхом, понукая лошадку. Она смирно вышла из загона и степенно прошлась по внутреннему двору. А затем вдруг взбрыкнула и понесла на полной скорости прочь. Я пыталась усмирить взбесившееся животное – всё было тщетно.

Лошадь неслась на выход из зверинца, задавая направление по прихоти животного нрава. Она проскочила через ворота и помчалась прочь, удаляясь от дворцовых пристроек и садов. Я держалась изо всех сил, оцепенев от страха. Идея прокатиться на диковинной лошади казалась мне уже не столь хорошей. Она несла меня по улицам города и направление её движения мне очень-очень не нравилось. Она бежала улицей Чёрных Роз, прямиком к кварталу Жалящих Гадюк. Района, куда не осмеливались сунуться в одиночку даже взрослые мужи. Язва на теле города – так отзывался о нём отец.

У района была недобрая слава: лишиться жизни в нём было так же легко, как лишиться кошеля, зазевавшись на рынке в праздничный день. Тесные улочки сменяли одна другую. Лошадь неслась во весь опор ровно до того момента, как уткнулась мордой в тупик. Лишь тогда она остановилась, издавая жалобные звуки, непохожие на ржание обычных лошадей. Я сердито шикнула на неё, но глупое животное заорало ещё сильнее, будто нарочно привлекая внимание.

– Девчонка, – раздался голос откуда-то сверху. Из оконного проёма высунулась голова бритоголового мужчины, но полностью увитая татуировка змей. Даже на щеках были вытатуированы разинутые пасти гадюк, – взять девчонку. Она должна дорого стоить.

Я не поняла, кому он отдавал приказ – ведь рядом никого не было. Но тотчас же словно из-под земли выросли силуэты нескольких других мужчин, устрашающего вида. Один из них схватил под уздцы лошадь, двое других подхватили меня под локти и повели прочь. Я упиралась в землю ногами, но тогда меня просто подняли и понесли над поверхностью земли. Через несколько мер времени меня привели в приземистое здание, полностью состоящее из одного просторного помещения. В котором сидели около десятка таких же человек с изображениями змей.

– Знаешь, кто это? – процедил сквозь зубы один из мужчин.

– Очень мелкая сучка из богатеньких, – ответил ему второй.

– Не-е-ет, это дочь самого правителя. Я видел её на празднике. Чувствуешь, чем пахнет? Не только золотом, но властью и большими возможностями. Давно нашему клану в руки не шла подобная удача. Вы – пятеро, глаз с неё не спускать.

Меня усадили в угол, велев заткнуться и не издавать ни звука. Было очень страшно, так страшно не бывало ещё никогда. Особенно пугали эти головорезы, принадлежащие к одному из преступных кланов города. Иногда смысл их речи становился мне неясен – столько странных и непонятных словечек они употребляли. Мгновения утекали в никуда. А потом вдруг у одного из окон раздался слабый шорох и послышался тихий вскрик. Головорезы насторожились. Один из них, крадучись подошёл к оконному проёму, осторожно выглядывая из него, и оказался вытянут наружу. Раздался хруст – и вновь наступила тишина. Головорезы всполошились. Один из них метнулся ко мне, приставив острое лезвие к горлу. Оставшиеся трое приняли боевые стойки около окна. Сначала ничего не происходило, но потом словно вихрь ворвался внутрь. Движения ворвавшегося были так быстры, что за ними было тяжело уследить глазами – они смазывались в единое пятно цвета бронзы. Крики, ругань и шум борьбы слились воедино. Я зажмурила глаза от страха. Внезапно всё прекратилось, я осторожно приоткрыла глаза, увидев лишь безжизненные тела, залитые кровью, и Инсара, приближавшегося ко мне, зажатой в лапах головореза.

– Стой или я перережу девчонке глотку.

Инсар даже не замедлился.

– Режь.

Рука головореза чуть дрогнула. Занесённое лезвие едва скользнуло по коже и… ничего. Звук падающего тела позади меня.

– Можешь открыть глаза, – раздался спокойный голос раба. Я отрицательно мотнула головой.

– Нам нельзя здесь оставаться. Скоро сюда сползутся все гадюки клана. Пойдём.

Я открыла глаза. Раб присел на корточки так, что оказался вровень с моим лицом.

– Сейчас ты возьмёшь меня за руку и пойдёшь следом. Будешь делать всё так, как я скажу. И совсем скоро окажешься в стенах дворца.

Не дожидаясь ответа, Инсар обхватил мою ладонь и потянул за собой, к окну. Инсар вылез сам и вытащил меня следом.

– Нужно залезть на крышу, я подсажу тебя.

Можно было не отвечать. Действия следовали сразу же за его словами. Инсар решил, что самым лучшим способом покинуть квартал будет бег по крышам, плотно прилегающим друг к другу. Топот наших ног, казалось, раздавался далеко вокруг. Иногда расстояние между крышами было таково, что его легко могла перешагнуть даже я. Иногда – требовалось разбежаться.

– Мы уже у границы квартала. Ещё немного и мы будем в безопасности…