Сейчас, в утреннем свете (и на некотором расстоянии) мистер Бэггинс мог оглядеть свою самую неожиданную гостью целиком. То, что он принял вчера за платье, было скорее весьма длинной рубашкой, с вышитыми подолом, воротником, рукавами и манжетами, поверх этой нарядной рубашки крутые бока Ганны охватывали два отреза ткани, соединённые поясом, а на плечах свободно сидела удлинённая жилетка. Мимоходом прикинув, что в ту жилетку он сам может обернуться раза два-то точно, Бильбо обратил внимание, что Ганна уже была готова к походу - через плечо была перекинута переметная сума, маленькая, если соотносить с хозяйкой, и огромная, если соотнести с кем-то более приличного размера. А если принять во внимание и опасный дрын, который девушка сейчас приспособила наподобие посоха, то можно сделать вывод: перед тем, как оказаться под дверью Бэг-Энда, Ганна уже куда-то шла.
- Эх, ляпота! - девушка, налюбовавшись окрестностями, восхищенно выдохнула и повернула к Бильбо большую голову, казавшуюся ещё больше из-за объемной прически. - Как, говоришь, это место называется?
***
Подобрать Ганне коня не представлялось возможным, Торин ухватился было за это обстоятельство, чтобы распрощаться с неугомонной великаншей здесь, но дивчина отчего-то решила, что ей необходимо - просто до зарезу! - полюбоваться на живого дракона.
Попытка бесхитростно ускакать от великанши на пони также не увенчалась успехом: эта ненормально высокая Ганна пешком без усилий поспевала за торопящимися лошадками. А ещё Торина мучила мысль, что панночка вообще не заметила попытки от неё оторваться. Великанша неутомимо шла возле пони свежеиспеченного Взломщика и внимательно слушала рассказ хоббита о своей родине.
Первый же привал стал для Торина событием - с неудовольствием поглядев на собирающегося кашеварить Бофура, Ганна без предупреждения шустро наклонилась, обхватила повара вокруг груди и также без усилий распрямилась на свою полную высоту. Бофур пораженно застыл (и не он один), но панночка не демонстрировала никакой враждебности, ухватила пойманного гнома за ладони (за обе, одной своей рукой!), пытливо вгляделась в грязноватые разводы и покачала головой:
- Тю, куда это годится, чертеняка! А ну марш руки мыть! - не выпуская опешившего Бофура, подняла голову и обратилась ко всем, находящимся на поляне. - Это всех касается! Учтите, чертеняки, - глянула на Бильбо, - и чертёнок, у кого руки будут грязные, еды не получит! - и поставила, наконец, смущенного гнома на землю.
Дубощит непредусмотрительно проигнорировал предупреждение и пережил неприятный момент, когда уже перед самой трапезой его (“Ваше величество чертеняка, а что ты чумазый такой?”) и ещё нескольких гномов, мягко подталкивая, препроводили к ручью, и со всем тщанием проследили, чтобы они как следует вымыли руки. С мылом. Два раза.
Весьма довольная панночка похвалила каждого умывшегося гнома, похлопала кого по плечу, кого по спине, кому взъерошила волосы - Бильбо уже почти привычно наклонил голову под её ладонью.
Впрочем, всё благостное настроение слетело с неё при виде того, что наварил Бофур:
- Ну, не кашевар, а чистый чертеняка! Как ты умудрился сделать такую бурду? - Ганна попробовала, ещё раз переменилась в лице. - На вкус не отрава, но не по-божески это, чертеняки! - опять взглянула на Бильбо. - И чертёнок! Раз в поход пошли, так и питаться абы как? Не бывать этому! - темные глаза грозно сверкнули. - Не будь я панночка Ганна!
========== Чёрт-те что! ==========
Вечером того же дня оказалось, что Ганна вообще поборник чистоты - всем гномам и не только гномам было объявлено “ходить чумазыми это не дело”, поэтому шею, руки и лицо перед сном мыть обязательно. Как и в обед, в их Компании нашлись те, кто попытался отлынивать, и как и в обед, их мягко, но настойчиво препроводили умываться. С мылом. На два раза.
Особо настойчиво отлынивающих от водных процедур великанша без разговоров подцепляла на руки и умывала сама. Судя по полупридушенным возмущениям, весьма тщательно. Торину даже захотелось попенять на самоуправство панночки, но ужин у неё удался на славу - такой же вкусный, как в доме хоббита, оценил и гурман Бильбо.
Поначалу путешествие и шло в таком режиме - гномы безропотно умывались, предъявляли чистые руки как пропуск к тарелке, отзывались на чертеняк и периодически пребывали в объятиях. Пока Торину везло - под руку в такой момент он Ганне ещё не попадался. Хуже всего приходилось хоббиту - то ли из-за его самых маленьких габаритов, то ли из-за мягких кудряшек и острых ушей его великанша отлавливала чаще всех. Однако мистер Бэггинс особенно недовольным не выглядел. Если бы Торину пришло в голову подбирать слово, наиболее полно описывающее вид Взломщика, это было бы слово “умиротворенный”. Иногда Бильбо даже не ехал на пони, а сидел у панночки на руках, увлеченно о чем-нибудь рассказывая. При этом страшноватая гнутая палка с крюками висела у девушки за спиной.
Гэндальф, который был погружен в какие-то серьёзные думы (или просто притворялся, как подозревал Торин), на эту возню внимания не обращал, гномы были тут, в полном составе и все до сих пор живы - чего волноваться-то? Знай себе нахваливал обеды да ужины! Конечно, не ему же быть подхваченным на руки!..
Иногда Ганна обнимала кого-нибудь из Компании просто так, объясняясь тем, что “та ты похож на моего братишку”. При том, что гномы были все разительно разнообразной внешности, Торин начал подозревать, будто обнимает она их по каким-то другим соображениям. Или у неё очень много братьев.
Через какое-то время она даже стала обращаться к ним по именам, вворачивая тем не менее своё неизменное “чертеняка”. Самого Торина, заметив, что командует тут он, за царскую осанку прозвала “ваше величество чертеняка”, хотя имя наверняка уже знала, и было бы вовсе прекрасно, если бы она при обращении к нему не улыбалась так покровительственно!..
Недовольство копилось постепенно, и однажды Торин вызвал Ганну на разговор.
- Ганна, я хотел поблагодарить тебя за ту заботу, которой ты окружила меня и мой отряд, - лукавые темные глаза в вышине (хотя она присела на камень, но глаза всё равно были достаточно высоко) просияли, - но и сказать, что душить нас этой заботой не надо! - странная девушка улыбнулась шире.
Торин попытался понять, где допустил ошибку - улыбаться она была не должна! - но продолжил:
- При всех твоих заслугах, ты вовсе не обязана следовать за нами, а уж тем более - следить за чистотой рук и шеи! И за ушами смотреть! Мы взрослые гномы! И можем о себе позаботиться! Даже Бильбо может! Нам не нужна твоя забота, и никто тебя с нами не звал! - король понял, что увлекся, и пристально вгляделся в лицо панночки.
А потом опешил: великанша беззвучно смеялась, всё лицо её лучилось весельем, большие плечи и широкая грудь подрагивали от сдерживаемого хохота, а глаза не отрывались от его собственного лица.
- Ну и сердит же ты, ваше величество чертеняка! - грудной голос стал будто ещё глубже от смеха. - Сердит и неправ: именно ты меня и позвал на дракона смотреть, а раз позвал, так я и пошла! Нешто ты сказок, ваше величество чертеняка, не слыхал? Про Серого волка там али про Цветочек аленький? - Ганна опять фыркнула: - Вот и считай, что я Серый волк, пока до дракона не дойдем, не расстанемся! - повела плечами и величаво двинулась обратно на поляну, всё ещё посмеиваясь.
***
Ганна продолжала путь с отрядом, иногда принимаясь расспрашивать Бильбо или кого-нибудь из гномов о житье-бытье Средиземья, а иногда прямо на ходу затягивая какую-нибудь раздольную песню. Особенно часто она затягивала “Виют витры”, а гномы, маг и хоббит постепенно из вынужденных становились просто ценителями сильного голоса.
Кроме мистера Бэггинса, чем-то невероятно привлекательного для загадочной девичьей души, её обществом научился наслаждаться ещё Балин, теперь и он частенько притормаживал своего пони, чтобы завести куртуазную беседу, а потом быть подхваченным на руки или потрепанным по голове. Двалин такого поведения брата не одобрял и сам с трудом терпел девичье к себе внимание. А это внимание перепадало суровому сыну Фундина довольно часто.
