– Помолвка.

Это был последний козырь, который он, видя откровенное нежелание Милены, откладывал. Да и не вышло бы ничего, они оба это понимали.

Снова перебили, жёстко, зло!

– Прекрати делать вид, что ничего не понимаешь, – на лбу монарха появилась испарина.

Имея всепоглощающее уважение к правителю, Харсалин всё равно не выдержал. Речь шла о его дочери, о крови и плоти от любимой женщины. От женщины, воспоминания о которой дарили боль каждый прожитый день. Свою радость он видел в дочерях, наверное, потому что они слишком на неё похожи. Слишком.

– Иными словами она должна стать фавориткой принца? Погубить свою жизнь, и никогда на неё не посмотрят с благоговением, только от того, что она зачала от сына Повелителя?! Она родит бастарда!

Впервые в жизни Харсалин сказал это вслух. Сказал то, что не хотел принимать. Увёз всю семью в глушь, заведомо обучил тому, чему хотел, он всё сделал для того, чтобы пророчество не сбылось. Видя прекрасные глаза дочерей, когда они умоляли его отправить хотя бы на один бал, Харсалин отказывал с сожалением. Не для того он прятал их от этого места! Да и «прятал» сказано условно. Повелитель всегда знал, где находится его подданный. Всегда. А ведь Харсалин надеялся, что на роль «фаворитки» принца найдётся кто-то другой, что принц влюбится и не захочет отказаться от этой женщины. Но увы… Повелитель бы не явился, будь оно так.

– Она родит мага, сильнейшего мага, так предрешено.

Харсалин опустил голову, ему ничего не осталось, только если самому убить дочь, чтобы та не мучилась в судный день. Разве у него поднимется рука сделать это? Нет, он не сможет.

– Ты забываешь, что он будет императором, а мой сосуд жизни почти иссяк.

Повелитель говорил об этих вещах откровенно только с несколькими людьми в Харсалине он угрозы не видел, несмотря на то, что тот бессильно сжимал руки в кулаках.

– Это ничего не значит. Наигравшись с ней, он просто выбросит и забудет. И если он ошибся! Просто ошибся и всё! Вдруг это не она!

– Она. Ну, или та, что младше, – простой и без эмоциональный ответ.

Повелитель открыл портал и растворился, а Харсалин тяжело выдохнул и пожалел, впервые пожалел, что за столько лет жизни его жена не смогла подарить жизнь хотя бы одному сыну. Все его четыре дочери были прекрасны и беззащитны, и он, как отец должен их защитить. Но даже один из самых сильных магов сделать это не может, он не может это сделать… А сын, наверное, лучше, чтобы у него в принципе были сыновья!

Слова когда-то жившего во дворце провидца всплыли в голове: «Когда взойдёт солнце, и мир озарится первым лучом, у тебя родиться дочь. Ей суждено родить самого могущественного мага, того кто однажды спасёт Тарию».

И слова прорицателя начинали сбываться. Супруга действительно родила с первым лучом солнца, только вот родилась двойня. Девочки были слабы, и только одна смогла выжить. Покинув столицу, Харсалин думал, что со смертью младенца пророчество рассеется, но он ошибся. Как же он ошибся.

Умершая в младенчестве девочка не была наречена тем именем, которое носит девушка, способная родить боевого мага, но Харсалин этого не знал, а вот Повелитель ведал.

Виртус один знал, знал всей правды и, придя к опечалившемуся отцу, сказал: «Никто не знает, была ли твоя умершая дочь наречённой, а возможно моё пророчество не сбудется, я же всего лишь пророк». И у Харсалина появилась крохотная надежда. Он увёз свою семью с верой в то, что пророчество обойдёт его стороной, но появление монарха раскрыло все его самые ужасные страхи. Теперь он знал, знал, что не может больше сопротивляться этому, судьба сама настигла их в том месте и в то время, в которое должна была.

***

– Милена, – тихо позвала Наиль. – А какое платье ты наденешь?

Пожала плечами, так как по традиции платье должна выбирать мать, но мама умерла, очень давно… Миранда доверила своей выбор отцу, так как с самого младенчества принимала его решения как свои. Мы обязаны подчиняться, должны, нас этому учат с младенчества, но иногда наступают такие моменты, когда хочется сказать «Нет», но правда в том, что, сказать «Нет» я не могу.

А платье, платье это такая мелочь.

– Я поступлю как Миранда…

– Попроси, отец тебя отпустит, – внесла предложение Сирен.

– Какая разница, в каком платье я буду, – покачала головой, – через месяц моя жизнь будет другой и смысла нет сейчас куда-либо рваться, – для ясности добавила, – Про меня забудут на следующий день, не вспомнят моего имени, не то, что платье.

– Ты думала, какой он будет? – не унималась Сирен. – Будешь ли ты любить его, будет ли любить тебя он. А может быть, у него будут ужасные бородавки на лице! Боже, какой кошмар! – сестра захихикала и повалилась на мою кровать.

И вдруг я явственно представила себя женой человека, которого даже не знаю и меня это напугало, а ещё я вспомнила красные глаза Миранды и её всхлипы. Сопротивляться смысла не было, я приму любой выбор отца, хотя в душе мечтаю сделать свой. Будем честными, касательно внешности, я даже и не думала. Не знаю почему, мне как будто бы всё равно.

– Мужей мы не выбираем, – я посмотрела на сестру, – запомни это.

Сирен мгновенно нахмурилась. Из нас из всех я была словно старше всех. Даже Миранда говорила, что я слишком чопорная. Не обижалась, нет, просто я была более спокойной и рассудительной. Лазить за яблоками на раскидистые ветви деревьев по ночам ради забавы было для меня чуждым. Вместо этого я рассказала сёстрам поучительную историю о том, что будет, сорвись они с ветвей!

Мои суждения были приближены к реальности, я никогда не витала в облаках. Копия папы, только в женском обличии.

Я не хотела рушить сестре розовое представление о браке, но и не сказать не могла. Сирен всегда отличалась от нас безмятежностью и витающими в облаках мыслями. Я же мыслила материально и понимала, чего от меня ждут. Как и любая девушка, я мечтала, однажды посмотрев в чьи-то глаза, увидеть берега моря «Гахлон», но это всего лишь мечты, навязанные нам романами о вечной и непогрешимой силе любви. И всё же мы неопытные девушки, не имеющие возможность пообщаться с мудрой женщиной.

Многочисленные гувернантки и дуэнью… что с них взять! Кроме протяжных «охов», «вздохов» и слов о том, что нам либо рано, либо уже поздно!

Подошла ближе к небольшому туалетному столику, где только что прошёл маленький береговой шторм под названием Сирен. Пудра не на своём месте, несколько листов из личного блокнота спикировавших на пол, капли чернил. Спокойно разложила по местам, не обращая внимания на то, что сестра продолжает разглагольствовать на тему своего «когда-то» предстоящего замужества.

Ещё слишком рано.

В полумраке комнаты я вдыхаю раскалённый воздух. Очень жарко – прохладная вода в ванной не помогла остудиться. Волосы мгновенно высохли и мне нужно срочно позвать служанку, чтобы она собрала их и подобрала что-то более подходящее к вечерней трапезе, чем простенькое домашнее платье из хлопка. У меня нет сил этим заниматься.

Могу сама и платье надеть, и волосы прибрать, но папа не разрешает нам этого делать, да и гувернантка Наиль кричит о том, что это плохой тон, что женщины в столице так не делают, что это удел нищенок. Мы должны быть леди в любом из проявлений. Даже если по нашим меркам это глупо. А любовь к ходьбе босиком – лучше умолчать вовсе.

Не знаю чего страшусь больше, того что мне предстоит за столько лет впервые появиться на балу или того, что совсем скоро после этого отец отдаст меня в чужие руки. И какова будет она эта жизнь?! Где? Столица, гарнизон, побережье? А может быть совершенно другой мир… Страшно… Холодком по пояснице.

Не скрою, всё девичество до совершеннолетия, я мечтала услышать как зашуршит подол платья от моего торопливого шага, как тонкий стан обхватит плотная ткань, как, закалывая волосы, вставят последнюю шпильку, как я войду в просторный зал торжеств и поймаю на себе сотни восхищённых взглядов. Представляла, как меня ослепит великолепие убранства дворца, как непременно найду подруг, а возможно и встречу свою любовь. Я тоже когда-то мечтала. Сейчас это всё кажется такой несусветной глупостью. И мне страшно. Этот страх перекрывает всевозможные мечты.