Так и возглавил император праздничную процессию, восседая на носилках, под балдахином. А из каждого окна по пути следования доносились восторженные возгласы:
– Несравненный наряд у нашего государя! Взгляните, как ниспадает великолепная мантия!
Никто не хотел показаться глупцом, а паче того – лишиться должности! И никогда прежде не хвалили императорский наряд в столь пышных выражениях.
Вдруг раздался детский голосок:
– Да ведь государь-то голый!
– Послушайте, что говорит невинное дитя! – сказал отец мальчика, и его слова эхом разнеслись в толпе. Передавали их сперва шёпотом, затем всё громче. Наконец все в один голос воскликнули:
– Да ведь государь-то голый!
Изумился император, услышав это. Сам он в душе тоже считал себя голым, но решил: «Не подам виду, не прерву праздник. Пусть несут меня дальше».
Так его и несли, а за носилками, держа в руках несуществующую мантию, выпрямив спины и расправив плечи, следовали перепуганные пажи[1].
Принцесса и свинопас
Жил да был бедный принц. Королевство ему досталось захудалое, это верно; только ведь люди и с меньшим достатком женятся. Так рассуждал наш принц, потому что присмотрел себе невесту.
Весьма дерзко с его стороны было бы взять да и спросить императорскую дочь: «Пойдёшь за меня?» И всё же принц решил попытаться – род-то его славился по всей земле, и не одна сотня принцесс ответила бы поспешным согласием. Но ведь то простые принцессы, а не императорские дочери!
Давайте же послушаем, как всё было.
На могиле старого короля рос розовый куст, прекраснейший розовый куст, доложу я вам. Только раз в пять лет он цвёл, и распускалась всего одна роза – но зато какая! От её аромата человек мигом забывал все печали, все горести и заботы. А ещё был у принца соловей, и знатоки говорили, что соловьиное горлышко способно воспроизвести все самые прекрасные мелодии, сколько их ни есть. Эти-то дары – розу и соловья – решил принц отправить принцессе. Роза была помещена в серебряный ларчик, соловей посажен в серебряную клетку, и в таком виде их доставили к императорскому двору.
Император тотчас распорядился нести подарки в большую залу, где принцесса и её фрейлины играли в игру «Я садовником родился». Первым внесли серебряный ларчик, и принцесса захлопала в ладоши от восторга.
– Ах, вот бы там был пушистенький котик!
Но в ларчике оказалась роза – прекраснейшая на свете.
– Что за миленькая вещица! – заахали фрейлины.
– Не просто миленькая, – возразил император, – а прямо-таки очаровательная!
Но принцесса потрогала розу пальчиком и чуть не расплакалась, бедняжка!
– Фи, папа! Роза – натуральная!
– Фи! – подхватили фрейлины. – Натуральная!
– Не будем слишком строги, – шикнул на них император. – Взглянем сначала, что ещё нам прислал этот дерзкий принц.
Внесли серебряную клетку, и соловей тотчас запел, защёлкал столь дивно и сладко, что и язык не поворачивался хаять его.
– Шарман! Шарман! – наперебой принялись хвалить фрейлины. Все они чирикали по-французски – одна другой хуже.
– Осмелюсь заметить, эта птичка очень напоминает мне музыкальную табакерку её величества покойной императрицы, – вздохнул старик-придворный. – Да-да, тот самый мотив, та самая аранжировка!
– Вы правы, друг мой, – согласился император и заплакал, как дитя.
– Надеюсь, хотя бы птичка сделана из какого-нибудь приличного материала, – произнесла принцесса.
– Нет, ваше высочество, птичка живая, – возразил посланник принца.
– Ну так пусть летит куда хочет! – заявила принцесса и велела передать принцу, чтоб не являлся к ней на глаза.
Но принц не отступился. Он вымазал себе лицо чёрной и коричневой краской, да ещё капюшон пониже надвинул, и постучался во дворец.
– Доброго утречка, ваше императорское величество, – сказал принц. – Не найдётся ли для меня работы?
– Работа есть, – отвечал император, – но и вас, соискателей, хоть отбавляй. Впрочем, дай подумать. Вот что: определю-ка я тебя в свинопасы. Свиней у нас целое стадо.
Так принц стал императорским свинопасом. Ему отвели каморку возле хлева. Там он целый день что-то мастерил, а вечером вышел во двор с премиленьким горшочком в руках. Горлышко горшочка было увешано миниатюрными колокольчиками: когда вода закипала, колокольчики принимались вызванивать старинную мелодию:
Милый, милый Августин,
У всего конец один!
А самое-то главное – стоило подержать палец над паром и загадать любой дом в государстве, как тотчас узнаешь, что там сейчас стряпают! Это вам не какая-нибудь роза!
Принцесса вместе с фрейлинами как раз вышла прогуляться. Услыхав «Августина», принцесса просияла, ведь она отлично умела играть этот мотивчик на клавикордах. Правда, других мелодий принцесса не знала, зато уж эту исполняла виртуозно – одним пальцем.
– Ах, я и сама это играю! – воскликнула принцесса. – Похоже, наш новый свинопас получил недурное образование. Ступайте, – обратилась она к фрейлинам, – спросите, сколько стоит его инструмент.
Пришлось одной фрейлине надеть ужасно грубые деревянные башмаки. Только ведь с принцессой не поспоришь!
– Послушай, что ты хочешь за горшочек? – спросила фрейлина.
– Десять поцелуев принцессы, – отвечал свинопас.
– Боже сохрани! – воскликнула фрейлина.
– Торг неуместен, – отрезал свинопас.
Принцесса от нетерпения притопывала ножкой.
– Что он сказал? Сколько стоит горшочек?
– Ах, ваше высочество, право, у меня язык не поворачивается передать слова этого наглеца.
– Ну так шепни мне на ухо! – распорядилась принцесса. – …И впрямь чудовищный наглец!
Принцесса поджала губки, сделала несколько шажков прочь, но горшочек снова заиграл прелестнейшую мелодию:
Милый, милый Августин,
У всего конец один!
– Вот что, – сказала принцесса. – Пусть кто-нибудь из вас пойдёт к этому неблагонадёжному свинопасу и узнает: быть может, он согласен получить десять поцелуев от фрейлины.
– Нет, так не годится, – отвечал свинопас. – Или десять принцессиных поцелуев, или горшок остаётся у меня.
– Какая досада! – воскликнула принцесса. – Ну-ка, становитесь передо мной, заслоните нас кринолинами!
Фрейлины тотчас окружили принцессу и свинопаса, и тот получил свои десять поцелуев, а принцесса стала счастливой обладательницей чудесного горшочка.
Какое тут началось веселье! Целый вечер и целый следующий день в горшочке кипела вода; принцесса и фрейлины проникли на каждую столичную кухню. Всё-то они теперь знали: и чем побалует себя канцлер, и что состряпает жена сапожника.
Фрейлины пританцовывали и хлопали в ладоши.
– А мы знаем, у кого сегодня суп и оладьи. А мы знаем, у кого каша и сосиски! Прелесть, не правда ли?
– О да, – согласилась первая статс-дама.
– Смотрите, не проболтайтесь! – предупредила принцесса. – Мне, как императорской дочери, честь особенно дорогá!
– Не беспокойтесь, ваше высочество! – хором воскликнули фрейлины.
А свинопас – точнее, принц, ведь только принцесса и фрейлины считали его свинопасом, – свинопас, говорю я, времени даром не терял. Целый день он что-то мастерил, а к вечеру вышел из своей каморки с трещоткой в руках. Удивительно: стоило крутнуть эту трещотку – она принималась наигрывать все вальсы, галопы и польки, какие только известны в мире.