Летели беззаботные дни, сливались в года. Эльза выросла, стала высокой, статной девицей. Обрела она знания, каких никогда не получила бы в своём бедном селении.

А для Кишики время будто замерло. Оставалась Кишика всё той же девчушкой, что когда-то, давным-давно, привела с собой во дворец маленькую оборванку с лукошком земляники.

Каждое утро по часу Эльза с Кишикой занимались письмом и чтением; но если Эльзе этого времени было мало, то Кишика еле досиживала до конца урока. Всё бы ей играть, резвиться по-детски. Порой она и вовсе бросала книжки да тетрадки, доставала свою чудесную шкатулочку и целый день каталась в лодочке по морю, где не грозила ей никакая опасность.

– Жаль, Эльза, – частенько вздыхала Кишика, – что ты стала взрослой. Как теперь с тобой играть? Да тебе и самой скучны детские забавы!

Так, в занятиях, разумных беседах и жалобах Кишики, минуло ещё девять лет. И тогда-то прекрасная госпожа призвала Эльзу к себе в покои. Раньше она говорила с Эльзой в обширной зале или в саду; поэтому, услыхав, что беседа назначена в покоях, Эльза очень встревожилась. Сердцем почуяла: ждёт её несчастье.

Долго медлила Эльза на пороге, наконец вошла. Щёки госпожи вспыхнули, шёлковым платком смахнула она слезинку и молвила так:

– Милая моя доченька, пришло время нам расстаться.

– Расстаться? Как же это?! – воскликнула Эльза. Упала она к ногам госпожи, приникла лицом к расшитому подолу. – Нет, матушка, не расстанусь я с вами, покуда жива. Однажды вы раскрыли мне объятия – так не отвергайте меня теперь, когда я вкусила вашей несравненной доброты.

– Утешься, милая, – отвечала госпожа. – Ради твоего счастья чего только я бы не сделала! Но ты уже взрослая, и нет у меня права удерживать тебя здесь. Должна ты возвратиться в мир людей, где тебе уготованы великие радости.

– Добрейшая госпожа! – не унималась Эльза. – Вы были мне матерью; лучшей из матерей. Умоляю, не отсылайте меня. Не нужны мне никакие людские радости, я лишь одного желаю – жить и умереть подле вас. Я буду вашей горничной, если велите; я согласна выполнять любую работу, только бы остаться с вами, только бы не уходить от вас к людям. Ах, лучше бы вы тогда, много лет назад, отправили меня к мачехе, чтобы я вовсе не знала иной жизни! Слишком жестоко низвергать меня с небес на печальную землю!

– Не говори так, дитя, – отвечала госпожа. – Не говори, ибо не ведаешь, какую судьбу я тебе уготовила и скольких трудов это стоило. Да свершится неизбежное. Ты – из рода смертных, и нельзя тебе здесь оставаться. Мы, обитатели зачарованного дворца, выглядим как люди, но людьми не являемся. Не стану и объяснять – всё равно не поймёшь ты нашей природы. А на земле ждёт тебя твой суженый. С ним будешь ты счастлива, и только смерть сможет вас разлучить. Поверь, Эльза: трудно мне с тобой расставаться. Но иначе никак нельзя. Смирись. Прими свою судьбу.

Сказавши так, стала прекрасная госпожа чесать Эльзины волосы золотым гребнем, а потом уложила Эльзу в постель. Но не шёл сон к бедной девушке! Жизнь среди смертных представлялась ей беспросветной, как зимняя ночь.

Мы же пока оставим Эльзу и поглядим, что делается в её родном селении, как живёт-поживает глиняная кукла с хлебным сердцем. Сказала госпожа: «Если злыдня не исправится». Да где же это слыхано, чтобы злые мачехи исправлялись? С годами они только больше ненавидят падчериц!

Вот и Эльзина мачеха была такой. С утра до ночи осыпала она побоями глиняную куклу; удивлялась, что не плачет мнимая падчерица, и оттого ещё злее становилась. Порой вступался отец, но толку из этого не выходило: мачеха свой гнев против мужа оборачивала, спуску ему не давала.

Однажды, когда муж в поле работал, взъярилась мачеха на куклу. Сперва била её чем ни попадя и вдруг как закричит:

– Убью, задушу тебя, мерзавка!

И обеими руками вцепилась кукле в горло. Тут-то и выползла из куклиного рта змея, ужалила мачеху прямо в язык. Замертво упала мачеха, даже вскрикнуть не успела.

Вечером возвратился с поля Эльзин отец. Видит: жена, мёртвая, посреди горницы лежит. Всё тело её раздулось, посинело – и не узнать. А дочери как будто и не было никогда.

В страхе завопил крестьянин истошным голосом. Сбежались соседи, да толку от них добиться было нельзя. Слышали они в полдень шум и крики, но внимания не обратили – привыкли за долгие годы, что в этом доме вечно дерутся. Потом всё стихло, и соседи за дневными делами позабыли о бурной ссоре. А Эльзу никто из них не видал.

Отчего умерла мачеха, непонятно было. Обрядили покойницу, решили назавтра хоронить.

Голоден был Эльзин отец, а еды никакой в доме не нашлось, только лежал на столе кусок хлеба. Съел его крестьянин, повалился на кровать и заснул.

Наутро пришли соседи хоронить мачеху. Смотрят – и хозяин мёртвый лежит, и тоже весь раздулся, посинел, как и его жена. Откуда было знать соседям, что хлеб, съеденный Эльзиным отцом, использовал для колдовства бородатый карлик?

Похоронили супругов рядом, а дочь их в селении так и не объявилась. Никто о ней с тех пор не слыхал.

А настоящая Эльза после беседы с госпожой всю ночь плакала и кляла судьбу. Наутро призвала её госпожа снова, надела ей на палец золотой перстень с печаткой, а на шею – ленточку с золотой шкатулочкой. Потом кликнула она бородатого карлика и стала, сдерживая слёзы, прощаться с Эльзой.

Хотела и Эльза сказать госпоже, как её любит и как благодарна за всё добро, – да не успела. Карлик коснулся её трижды своей серебряной палочкой, и почувствовала Эльза, что превращается в птицу. Руки оперились, крыльями стали; на ногах когти выросли, как у орлицы, а нос крючком согнулся, острым клювом сделался.

Взмыла Эльза высоко в небо, полетела под самые облака, словно не в человеческом жилище родилась, а в орлином гнезде из яйца вылупилась.

Много дней и ночей летела Эльза на юг. Когда уставали крылья, садилась она отдыхать, а голода вовсе не чувствовала.

Вот достигла она дремучего леса. Летит над кронами древесными, на землю смотрит. Лают внизу собаки, злятся – не достать им, бескрылым, орлицу. Но зазвенел воздух, и вонзилась стрела Эльзе в грудь. Камнем рухнула Эльза на землю.

Но не погибла. Очнулась она и увидела, что снова обрела человеческий облик. Прошлое казалось ей чудным сном. Не могла понять Эльза, как она в лесу очутилась и, главное, что же дальше-то ей делать?

Вдруг зашумели заросли, и вышел на тропу конь с прекрасным молодым всадником. Спешился всадник, бросился к Эльзе и воскликнул:

– Видно, сама судьба меня вела! Вот уже полгода ты, красавица, снишься мне еженощно. Говорит мой сон, что встретимся мы в этом лесу. Каждое утро понапрасну прочёсывал я лесную чащу, с надеждой почти расстался. А сегодня утром подстрелил орлицу. Упала она, поехал я её искать – а нашёл тебя, моя суженая!

С этими словами молодой охотник усадил Эльзу на коня и повёз в столицу, прямо к своему отцу-королю.

Вскоре был назначен день свадьбы. Эльза у себя в покоях убирала волосы кружевом и вдруг услышала грохот колёс и цокот копыт. Выглянула Эльза в окно – а во дворе теснятся повозки, числом пятьдесят, и каждая полна драгоценных подарков от прекрасной госпожи из Тонтлавальда.

Вот и вышло, что Эльза – не просто красавица из лесу, а невеста с приданым. Стала она женой королевича. Недолго прожил старый король. Получил корону его сын, сделал Эльзу своей королевой.

Эту историю поведала нам сама королева Эльза, когда состарилась. А после уж никто не рассказывал про Тонтлавальд.

Случилось это в незапамятные времена. Отправился на охоту златландский король, да и заплутал. Лежат перед ним тропинки, и видно, что все они давным-давно не хожены. Которую выбрать? Решился всё-таки король златландский, ступил на тропу.